Нас звали «смертниками». Исповедь торпедоносца - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Ишков cтр.№ 123

Как я уже писал ранее, в 44-м, а тем более в 43-м, мало кто из нас верил в то, что ему суждено своими глазами увидеть мирное небо. «Удалось увернуться от смерти сегодня – повезло, судьба подарила тебе еще несколько дней. Но ничего, у «старушки» с косой времени много. Не завтра, так послезавтра, не послезавтра, так через неделю… В общем, как ни крутись, она все равно свое возьмет», – примерно так рассуждали мы в те годы. Да и ситуация на фронтах еще не позволяла нам расслабляться, ведь военная удача вполне могла повернуться лицом к врагу…

Другое дело – 45-й. До Победы рукой подать, а там – уже изрядно подзабытая нами мирная жизнь, контуры которой явственно проступали сквозь дым и огонь ожесточенных сражений. И мы здорово изменились за эти месяцы. Солнечные лучи забрезжившей надежды неудержимо пробивались сквозь черные тучи фатализма и чувства собственной обреченности. Все больше и больше места в разговорах фронтовых товарищей стали занимать перспективы, открывавшиеся после окончания войны, и мало кто из нас мог удержаться от искушения помечтать о своем счастливом будущем…

Но все мы были реалистами, прекрасно понимая, что на войне каждый день жизни, так или иначе, взят у смерти взаймы, а она может пожаловать за долгом к любому из нас, когда ей будет угодно. А ведь так не хотелось погибнуть в двух шагах от столь желанной Победы! Поэтому в последние военные месяцы обычное для каждого солдата противоборство воинского долга и инстинкта самосохранения обострилось до предела…

Что касается непосредственно выполняемых нами боевых задач, то они, как обычно, были продиктованы текущей обстановкой, сложившейся на Балтике. В немецкие порты Данциг, Готенхафен и Хель, расположенные на западном берегу Данцигской бухты, практически непрерывным потоком шли транспорты с пополнением и грузами для группы армий «Висла», а также войск, прижатых к морю в районе Пиллау. Кроме того, эти же порты являлись перевалочной базой для снабжения Курляндской группировки через Либаву. Таким образом, основным районом нашей боевой работы стало южное побережье Балтийского моря от маяка Брюстерорт до Кольберга. Конвои следовали один за другим, и шанс не обнаружить объект, достойный атаки, уменьшился до минимума.

Моя любимая Машенька. Эта фотография, сделанная в феврале 45-го, находилась в моем кармане во всех боевых полетах, остававшихся до конца Великой Отечественной

Конечно, свои коррективы в наши планы вносила и погода. Особенно свирепствовала она в январе, заставляя даже самые опытные экипажи возвращаться домой, не выполнив задания. Но без работы мы все равно не оставались, и поскольку метеоусловия в районе Либавы были довольно благоприятными, нам ставили задачи на осуществление там минных постановок.

Именно туда я отправился поздним вечером 26 января 45-го. По меркам крейсерских «марафонов» 43-го это был совсем непродолжительный полет – около сорока минут от Паневежиса до Либавы с выходом в Балтику в районе Паланги, столько же обратно. В худшем случае – не более двух часов. Схема привычная: подход к цели со стороны моря, привязка к береговым ориентирам и выход на боевой курс с последующим сбросом мин в устье судоходного канала.

Надо сказать, порт Либавы всегда славился своими зенитными орудиями, поэтому долго задерживаться над ним было смертельно опасно. Только почувствовал, что ушла вниз мина, тут же кладешь самолет на крыло и буквально падаешь вниз со скоростью чуть менее сорока метров в секунду. Главное – успеть вовремя выхватить самолет почти над самой водой и уйти, чуть ли не цепляясь винтами за волны. Этот маневр порой выполнялся настолько энергично, что стойка антенны довольно часто отгибалась в сторону, а то и просто отламывалась. Конечно, темное время суток заставляло нас действовать значительно осторожнее, но бывало, особенно в безоблачные ночи, разрывы зенитных снарядов зажимали наши «Бостоны» настолько плотным кольцом, что приходилось идти на крайний риск, чтобы вырваться из него. Конечно, такое могли выполнить только самые опытные пилоты…

В ту ночь на небе не было практически ни одного облачка, а те немногие, что встречались на моем пути, совершенно не мешали разглядеть конфигурацию береговой линии и «по-зрячему» выйти к порту. Правда, вражеские зенитчики своевременно отреагировали на мое появление, с первого же залпа охватив мою машину огненными вспышками. Не знаю, каким чудом, но мне все-таки удалось, сбросив свои «пятисотки» там, где требовалось, вырваться из этого слепящего хоровода практически невредимым.

«Пора домой, – подумал я, вытирая пот со лба. – Пока новую мину подвесят, немного передохну. И опять на Либаву…» Но что это?! Температура масла в обоих моторах практически на пределе… Правда, ломать голову над поиском причины этого явления не пришлось. Дело в том, что в условиях январских морозов масло довольно часто переохлаждалось и вследствие этого загустевало. Начались жалобы, и полковые инженеры решили частично прикрыть проходную площадь радиаторов, чтобы уменьшить расход проходящего через них воздуха, тем самым увеличив температуру масла. Технически эта задумка была реализована следующим образом: половину входного сечения воздухозаборников просто заделали деревянными заслонками. Но, видимо, слишком уж перестарались с моей машиной, или еще какая иная причина имелась – неважно. Главное – результат, то есть повышенная температура масла.

Лететь в таких условиях – вещь довольно неприятная. Вроде все нормально, но… Червячок сомнения не дает покоя. Чувствуешь себя как на боевом курсе еще перед первым залпом – в любой момент может произойти неладное, и ты ничего не сможешь сделать, чтобы предотвратить беду…

Хорошо, до Паланги, где базировалась наша 3-я эскадрилья, летавшая на «илах», оставалось совсем недалеко. Конечно, будь я помоложе хотя бы на год, пошел бы в Паневежис. Но приобретенный мной опыт научил меня не рисковать без нужды, да и, честно признаюсь, очень не хотелось второй раз лететь на Либаву, поэтому мы, запросив разрешение на посадку, приземлились в Паланге. Между прочим, никогда ранее ни один «Бостон» не садился ночью на этом небольшом аэродроме, длины полосы которого едва хватало для этого типа боевых машин.

Предоставив свой самолет заботам техников, я отошел в сторону, чтобы покурить. Стою себе, вдыхая табачный дым, вдруг чувствую, как кто-то легонько хлопает меня по плечу. Разворачиваюсь и вижу перед собой Цветкова, командира 3-й эскадрильи.

– Здорово, Миша! Какими судьбами?

– Привет, – отвечаю я, крепко пожимая протянутую руку, – да вот, масло перегревается. Решил заслонки снять.

– Слушай, – говорит Цветков, – я сейчас на Либаву лечу. Вернусь примерно через час. Подожди, если есть такая возможность. У меня настойка хорошая имеется. Посидим, выпьем немного…

– Хорошо, – согласился я, – время есть…

Прошло около сорока минут, и издалека послышался гул моторов низко летящего «Ильюши». Цветков вернулся даже раньше, чем обещал. Я немного отошел в направлении стоянки и стал наблюдать за его посадкой. Вскоре показался черный силуэт самолета, идущего со снижением в направлении начала полосы…