Ордынская броня Александра Невского - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Абрамов cтр.№ 77

Возвратясь на Городище, гриди поспали несколько часов. Накормили коней, взяли на дорогу в торока сала, хлеба, пшена, вздели кольчуги, приторочили к седлам шеломы, взяли луки со стрелами, повесили на пояса мечи в ножнах, оделись потеплее. Утром рано Феодор принес им увесистый кожаный кошель с серебряными новгородскими кунами и, отозвав в сторону Судимира, снял с шеи свой нательный литой крест с изображением Спасителя и святого Феодора Стратилата и передал ему. В обстановке полной таинственности он велел гридю сразу после того, как тот найдет тиуна Якима, тайно увидать Неле и передать ей княжий нательный крест со словами, что Феодор ждет ее и страстно жаждет увидеться. Понятливый Судимир весело улыбнулся, кивнул головой и обещал исполнить все в полной тайне так, как велел князь. Через десять минут через воротную вежу Городища в открывшиеся ворота выехали два всадника и, пришпорив коней, поскакали, звеня копытами по скрипучему снегу, по зимней дороге на юг.

* * *

Лихой была та зима конца 6738 года, а еще хуже была весна 6739 (1231 г. от P. X.). Князь Ярослав, собиравший войска для похода в Черниговскую землю, не забывал и о Новгороде. Выведывал, где по залесским городам и большим селам продавался хлеб, хотя бы и втридорога. Но нигде хлебом не торговали. Посылал купцов в Коломну и другие рязанские города, скупал там муку, рожь по большой цене и отправил несколько обозов в Новгород под охраной конных воев. Но всего этого было недостаточно. Новгородский черный люд умирал от голода. В Новгороде стали известны случаи, когда доведенные голодом до безумия люди пытались питаться человеческою мертвечиною, другие убивали и ели собак и кошек, а потом сами умирали в страшных муках от боли во чреве, «ово их огнемъ жгоша». Стали известны случаи убийства людей и людоедства. Но всякий раз, как только появлялось об этом известие, князь Феодор или дядька посылали туда, откуда пришли известия кметей во главе с детским, а те вели розыск. Если слух подтверждался, то виновных вязали и везли на княжеский суд в Городище. Действительно, слухи о людоедстве не были выдумкой. Молодым князьям Феодору и Александру не раз пришлось видеть убийц, вкусивших человеческой плоти. По законам того времени им урезали языки и отрубали длани рук.

Но оголодавший народ продолжал искать пищу и есть непотребное. Одни забивали и ели лошадей, другие сухой мох, третьи мололи и ели липовую кору. Весной вновь стали случаться разбои, убийства и грабежи. Люди ожесточились сердцем. «Брать брату не сжалящеться, ни отець сынови, ни мати дщере, ни сусед суседу не уломьляшеть хлеба; не бысть милости междю нами, но туга беаше и печаль, на улице скорбь другь съ другомъ, тоска, зряще детей плачюще хлеба, а другая умирающе», — сетовал летописец. Мертвецы лежали по улицам, по великому мосту и по торгу, изъедаемые псами. И не было людей, кто бы мог их похоронить. Однако приближалась весна. По велению владыки Спиридона чернецы отогрели кострами мерзлую землю и вырыли две большие скудельницы. Одну — в конце Чудинцевой улицы, а другую на Колоне за храмом Святого Рождества. Затем ими же были собраны и свезены к скудельницам все покойники. Мертвых уже никто не считал. Над покойными совершили обряд отпевания, наполнили ими почти до верха обе скудельницы, а потом засыпали землей. Сверху поставили большие кресты.

Страшные известия приходили и из Смоленска. Там за голодную зиму и весну погибло и было предано земле тридцать две тысячи человек.

Пасха в тот год была ранней — 23 марта. И встречали ее в великой печали под заупокойные молитвы. Однако Господь, попускавший великие испытания, слышал и внимал молитвам тысяч праведных и страждущих. И как только стало пригревать солнце, стал сходить снег, потекли ручьи, людям стало немного легче. Вскоре по дворам из-под тына или на задворках у овинов и амбаров полезли молодая крапива, щавель и лопухи. Люди стали делать отвары и потихоньку отпаивать детей, больных и оголодавших. Из окрестных сел запасливые смерды по просыхающим дорогам повезли в город остатки пшена, муки, овса — все то, что еще можно было продать за большие деньги. Сделали свое дело и купцы, посланные зимой в устье Наровы и во Псков. Они привлекли множество немецких гостей, что погнали по вскрывшимся рекам муку и хлеб в Новгород из-за Варяжского моря. Немецкие насады и шнеки из моря входили в Неву, а оттуда по Ладожскому озеру добирались до устья Волхова, а затем по Волхову приходили в Новгород. Хлеб на новгородском торгу упал в цене, и новгородский люд стал оживать.

Как миновало Вознесение Господне, 3 мая случилось дивное и страшное явление в Смоленске, Новгороде, Пскове и других городах Северо-Западной Руси. В полдень затряслась и задрожала земля под ногами у людей. В испуге одни стали стенать, другие — вставали на колени, обращаясь к Богу с молитвой о прощении, третьи — в испуге выбегали из домов и бежали, куда глаза глядят. Сотряслись и задрожали мелкой дрожью каменные храмы и воротные вежи градов. В кладке каменных стен прошли трещины. Сами собой качнулись и ударили языки колоколов и, ударившись друг о друга, зазвенели и запели бронзовые и латунные била на звонницах. После нескольких сотрясений земли покосились кровли многих изб, теремов и клетей. В домах с поставцов попадали иконы, со столов посыпалась и побилась глиняная посуда. Залаяли и завыли дворовые псы, заржали лошади, замычали коровы. Но спустя немного времени все опять пришло в порядок. Однако народ долго не мог прийти в себя, и старухи да женки все судачили на перекрестках улиц о том, что это недоброе предзнаменование.

Несмотря на весь этот бурный круговорот жизни князь Феодор не на один день не забывал о своих переславских гридях Судимире и Родославе и ждал вестей от них. Прошло уже более трех с половиной месяцев после их отъезда, но те не показывались. Молодой князь извелся от ожидания. Как-то за неделю до Троицына дня в полдень он вышел на высокое гульбище городищенского терема. Был холодный, но солнечный майский день. То ли с Ладоги, то ли с Варяжского моря северный ветер гнал рваные облака, порой закрывавшие солнце. Феодор опустил глаза на дорогу и вдруг увидел двух верховых, подъезжавших к княжескому двору по бревенчатой мостовой. Сердце молодого князя дрогнуло. Немедля он спустился во двор. И к радости своей увидел, что это были его доверенные гриди. Те въехали в раскрытые ворота двора, сошли с коней, и, отдав поводья конюху, поспешили навстречу князю. Феодор увидел их сильно исхудавшие, но уже успевшие покрыться первым загаром, улыбавшиеся лики, обросшие большими русыми бородами. Увидел их голубые глаза, светившиеся радостью ожидания и встречи, и догадался, что все хорошо.

Сам того не заметив, молодой князь на глазах прискакавших гридей преобразился, заулыбался и засветился каким-то внутренним светом. Почти подбежав вплотную, они пытались поклониться князю в ноги, но он, забыв о степенности и княжеском достоинстве, не дал им сделать этого. Обняв их обоих как братьев, Феодор даже не успел спросить у них ничего, ибо обо всем уже догадался по глазам. Да и Судимир, опережая князя и почти задыхаясь от его сильных объятий, успел вымолвить:

— Все, что велено, княже, сполнили есмъ.

Сердце Феодора налилось блаженством, и он почувствовал вдруг, что пришла весна, что позади мрачная, голодная, страшная, полная смертей зима, понял, что впереди его ожидает счастье. Князь повел гридей в теремную палату. Велел, чтоб им тут же налили по ковшу крепкого меда, одарил новгородскими кунами. Те, улыбаясь и благодаря князя, выпили, утираясь рукавами, и начали рассказывать. Вести, привезенные ими, были для молодого князя милее всего того, что ему приходилось слышать за последние два года. Усталые, но счастливые гриди быстро захмелели и, то перебивая, то дополняя друг друга повели громкий и длинный рассказ о поисках Якима и его двора. На шум голосов пришел дядька Феодор Данилович, а потом и князь Александр. Они стали переспрашивать и задавать вопросы, а гриди все рассказывали и рассказывали о своих странствиях и поисках. Всем стало ясно, что и Яким, и вся его семья, и весь его двор были живы и здоровы.