Путь к золотым дарам - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Баринов cтр.№ 5

С вершины горы открывался величественный вид. На севере серебряной полосой в зелёной оправе пойменных зарослей блестел Тясмин. На западе над бескрайним морем лесов вздымалась гора, увенчанная валами Моранина-града. На юге наливавшиеся желтизной хлеба постепенно переходили в зелень степи. Наезженная дорога уходила на юг, к небольшому городищу, и дальше — к причудливому сооружению вроде маленького городка, от которого вытягивались вперёд, навстречу путнику, несколько пар валов. А при впадении Суботи в Тясмин весело белели крытые камышом мазанки, среди которых выделялась самая большая — жилище царя росов, хозяина этого древнего и богатого края, где Лес и Степь сошлись непримиримо и неразделимо. Ардагаст гордо обвёл рукой раскинувшиеся просторы:

— Видите? Здесь сердце нашей земли. Этот городок поставил ещё Огнян, первый царь полян, что воевал с киммерийцами восемь веков назад. Дорога на юг ведёт к Чёрному лесу — в нём руины стольного града Огняна, и к Лютой могиле — кургану Люта, первого великого царя сколотов-пахарей, который брал Ниневию вместе с Мадаем, великим царём скифов. За день можно доехать. Вот Моранин-град — столица пахарей. Поляне звались в те времена паралатами — «предназначенными», и им подчинялись ещё три славных племени. А на юге, ближе к нам, Чмырев-град и Экзампей — главное святилище Скифии. Весной, на Велик-день, там собирались все скифы — и пахари, и степняки, чтобы почтить три золотых дара, посланные небом Колаксаю: плуг с ярмом, секиру и чашу. А чаша теперь, по воле богов, у меня. Здесь сердце всей Скифии! — Голубые глаза смотрели на Фарзоя почти вызывающе.

Великий царь насмешливо прищурился:

— Приятно небось сидеть на этой горе, пить вино и квас, заедать пирогами и воображать себя великим царём сколотов-пахарей, а ещё лучше — всей Скифии? Только Скифия стояла до тех пор, пока все в ней делали своё дело. Пахари всех кормили, а царские скифы — защищали.

Ардагаст не отвёл взгляда:

— Так было, пока царские скифы не стали вместо защиты обирать пахарей — ради вина, золотых побрякушек, расписных ваз и всего прочего, что можно купить у греков.

— Так считали пахари. Но когда они взбунтовались, великий царь Атей разбил их и сжёг Моранин-град.

— Но в тот день, когда Атей пал в бою с македонянами, пахарей рядом с ним не было. А через полвека пришли сарматы, и Великой Скифии не стало.

— Да, потому что пахари перегрызлись сначала с царскими скифами, а потом между собой! — Фарзой с силой ударил рукоятью плети по ладони. — Понимаете вы теперь, что с вами станет, если не будет моего царства?

— Сюда придут римляне, вот что, — вмешался Инисмей. — Ты не бывал в самой Империи. А я видел за Дунаем, как они обращаются с рабами и крестьянами. Так, будто Бог Богов все народы создал, чтобы работать на римлян.

— Знаю, — кивнул Ардагаст. — От Выплаты и Хор-алдара. Они попробовали на себе римское рабство... Поэтому я никогда не попытаюсь разрушить ваше царство и другим не дам. Клянусь в том Солнцем, Гойтосиром-Даждьбогом, которого не чтут лишь негодяи и предатели!

Фарзой положил руки па плечи царя росов:

— Верю тебе! Те, кого коснулся свет Братства Солнца, не предают и не продаются — я знаю. Помни же: в Аорсии вы, венеды — пахари, а царское и воинское племя — аорсы, и мы не предадим вас. — Рука великого царя опустилась на золотой пояс и вдруг сжала рукоять меча. — Я, алан родом, говорю за всех аорсов, а сколько среди князей тех, кто предаст меня за амфору вина и пригоршню денариев! Спасибо, что избавил меня от худшего из них — Сауаспа. Но остались ещё три подлеца, которым я никогда не поверю и никогда не прощу: Цернориг, царь бастарнов, Диурпаней, царь даков, и Роксаг, царь роксоланов. Да, я держал в заложниках Гвидо, сына Цернорига и Скорило, брата Диурпанея, но разве не за свободу их племён бились мы с легионерами Плавтия Сильвана? А они украли у меня победу, и ведь не просто струсили, а заранее сговорились с Сильваном!

— Да, я понимаю, — с жаром подхватил Инисмей. — Мы следили за битвой из стана. Гвидо и Сагдев, сын Роксага, наперебой хвастали, что не побоятся сразиться с римлянами. И вдруг римская конница вылетела из-за леса и ворвалась в стан. Гвидо, Сагдев и Скорило поскакали навстречу ей, и я с ними. Сагдев вопил: «Вперёд, Инисмей! Покажи им, что ты — сын великого царя!» Не сражаться они скакали, а сдаваться...

— ...А заодно сдать римлянам тебя. Если бы твой конь не споткнулся о верёвку шатра...

— Всё-таки одного легионера я тогда убил — того, что схватил маму за волосы.

— Хорошо, что вы с мамой тогда ноги унесли. Не знаю, чего бы от меня потребовал Сильван, смог бы я пожертвовать вами ради царства. А моё войско вмиг развалилось. Бастарны, даки и роксоланы бросились бежать, легионеры окружили меня с моими аланами и аорсами, и мы едва прорвались в степь. Не подоспей Хор-алдар с частью росов и не ударь римлянам в тыл... Трусливые греки из Ольвии и Тиры тут же распластались перед Сильваном, и я снова подчинил их только после смерти Нерона. А сколько тогда римляне угнали за Дунай сарматов, скифов и тех же бастарнов!

— Так давай отплатим для начала Церноригу! — воскликнул Инисмей. — Ардагаст с Собеславом Словенским и Вячеславом Дреговицким хотят осенью идти на него — я уже говорил тебе...

Фарзой хитро прищурился, сунул оба больших пальца за пояс:

— Три лесных царька сговорились воевать с бастарнами... И пусть воюют. При чём здесь великий царь Аорсии?

На золотой пряжке пояса Фарзоя бог охоты держал за задние лапы двух грифонов, вцепившихся в барса. Бог, круглолицый, узкоглазый, был совсем не похож на великого царя, но щурился так же хитро и насмешливо. Красные пятна выступили на скулах Ардагаста. «Царьком» Фарзой его ни разу не называл.

— Отец! Если не пойдёшь сам, пошли меня с аланами, как тогда за Дунай, — горячо заговорил Инисмей. — Мы с Роксагом задали жару римлянам, освободили множество сарматов из рабства...

— Ну да, тебя теперь зовут лучшим из аорсов, и ты пьёшь из черепа Фонтея Агриппы, наместника Нижней Мёзии. Не знаю только, кого благодарить за то, что вы выбрались оттуда живыми и с добычей, — Ортагна, бога войны, или Ситалка, фракийский нож которого ты обменял на мой меч.

Инисмей стиснул рукоять длинного боевого ножа:

— Этим ножом я отрежу головы Церноригу и Гвидо!

— Что, хочется пойти в поход с Солнце-Царем, крушить чёрных друидов и чудовищ? И я хотел бы, клянусь Ортагном, — заговорщически подмигнул Фарзой сыну. — Только... Вы не знаете, мальчики, какое осиное гнездо рискуете разворошить. На помощь Церноригу может прийти его дружок Диурпаней. А ещё — языги [8] , эти худшие из сарматов. А ещё — римляне. Если Пятый Македонский легион двинется вверх по Днестру или Четвёртый Флавиев — по Тисе... Пока у римлян было три кесаря сразу, я ещё мог рискнуть послать тебя, сынок. И то, победи не Веспасиан, а Вителлий, этот второй Нерон, мы бы так легко не отделались.