От сохи до ядерной дубины - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Губарев cтр.№ 60

– Я улыбаюсь потому, что вспомнил: было произведено в СССР 75 тысяч танков, а водителей было всего чуть более 30 тысяч… Значит, аналогичная ситуация складывалась и с ядерным оружием?

– Так-то оно так, но я нашел письмо Георгия Константиновича Жукова. Оно датировано 1957 годом. Он сделал подсчеты: сколько целей, где они находятся, какие из них следует сразу же уничтожить и так далее. Он все подсчитал как руководитель военного ведомства, а потом сделал вывод, что ему нужно 25 тысяч ядерных боеприпасов. Тогда у нас было намного меньше, вот и пришлось форсировать наши работы.

– Понимаю, что вы лукавите: вы ведь точно знали, сколько у нас было ядерных боеприпасов, так как были министром Средмаша. Но уточнять не будем – секретность и поныне секретность, а она требует соответствующего уважения…

– Приятно разговаривать с человеком, который это понимает…

– Хочу спросить вас об Арзамасе-16. Вы можете оценить его роль и как директор Центра в прошлом, и как министр Средмаша, и как один из руководителей Совета Министров СССР?..

– Суть не в должностях, а в понимании роли Арзамаса-16 в жизни страны. Прежде всего, это Национальный научный центр, которым мы должны гордиться. Он создан в 1946 году. Только что закончилась война, разруха, тяжелейшее положение в стране, но все-таки нашли силы и возможности для того, чтобы приступить к созданию такого уникальнейшего научного центра. Перед ним были поставлены колоссальные задачи, многие из которых были связаны с фундаментальными проблемами физики. И они решались быстро. На базе фундаментальных открытий делались конкретные конструкции. Там трудилась большая плеяда блестящих ученых. Причем многие из них сформировались еще до прихода туда. Юлий Борисович Харитон и Яков Борисович Зельдович… Их работы были известны в стране и за рубежом… Или Георгий Николаевич Флёров, который сделал свое крупнейшее открытие еще до войны… Или выдающийся наш математик Николай Николаевич Боголюбов, а чуть позже Игорь Евгеньевич Тамм… Я хочу подчеркнуть, что в Аразамасе-16 с первых шагов работала блестящая плеяда ученых. И они делали все не только для того, чтобы быстро решить проблему атомного оружия, но и чтобы воспитать поколение молодых людей, которые могли бы решать эти сложнейшие задачи самостоятельно. Я считаю, что важность проблематики, высокая ответственность перед народом и страной, высокая нравственность, – все это и позволило создать уникальный коллектив, в котором были разные характеры, взгляды и опыт, но он всегда был един. Этот уникальнейший коллектив я и называю Национальным научным центром, который в прошлом решал важнейшие для страны задачи, но и в обозримом будущем будет обеспечивать как оборону страны, так и решение многих сугубо мирных проблем.

– А Снежинск?

– Снежинск шел вторым. Костяк коллектива Снежинска составляли те люди, которые выросли в Сарове, – Щёлкин, Литвинов, Забабахин, Ломинский, Феоктистов и многие другие. Они принесли «закваску» Сарова, опыт, знания, и на этой основе создали новый научный центр. В первые же годы они разработали артиллерийские ядерные боеприпасы и добились выдающихся результатов. А чуть позже – боеприпасы для морских ракетных комплексов. Они создали уникальные заряды для мирных ядерных взрывов и так далее. Сегодня в России это второй Национальный научный центр, который надо лелеять, беречь и использовать опыт и знания специалистов и ученых для решения актуальных задач не только в военной сфере, но и в разных областях науки, техники и промышленности.

– Нужно было создавать второй ядерный центр?

– Я считаю – да. Когда говорят о конкуренции, я – за. Скажу больше, говорят о конкуренции, о приватизации, я на первое место ставлю конкуренцию, потому что, работая на государство и находясь в условиях конкуренции, внешней или внутренней – не столь важно, появляется мощная движущая сила. До создания второго ядерного центра у нас была конкуренция с США. У нас были открытые и закрытые источники, и перед нами стояла задача – не сделать хуже, не отстать. Это надо было отслеживать, выпускать соответствующие аналитические отчеты по разработке ядерного оружия. Когда же появился второй ядерный центр, то возник еще один конкурент, уже внутри Советского Союза. Это довольно серьезно обостряло борьбу, и я считаю, что это не всегда приятно – хочется жить спокойно, а тебе наступают на пятки, говорят, что можно сделать не так, можно сделать лучше. И, конечно, идут схватки, дискуссии, назначаются комиссии, – все это затягивает сроки, но, с другой стороны, обеспечивает качество и эффективность. С точки зрения развития нашей техники, облика тех боеприпасов, которые создавались, конкуренция между нашими объектами была благом.

– После Арзамаса вы переехали в это здание или в ЦК партии?

– В 78-м году – в ЦК партии, в отдел оборонной промышленности. Это был небольшой отдел, в нем работало примерно 60 человек. Люди очень высокой квалификации. Они прошли уже директорскую школу, главных управлений министерств и ведомств, то есть они прекрасно знали свою отрасль, жизнь страны. Из этого отдела выросло несколько министров – судостроения, радиопромышленности и некоторых других. Многие были докторами и кандидатами наук, были лауреаты Ленинских и Государственных премий. Это была когорта людей, которые очень хорошо знали дело, и они должны были вести аналитическую работу, давать объективную оценку состояния отрасли. Документы предназначались для Политбюро и Секретариата ЦК партии. Причем нередко оценка расходилась с той, которую давал министр. Проходили партийно-хозяйственные активы, или на Секретариате ЦК заслушивался отчет министра, мы должны были предоставлять объективные документы, и министр уже не мог что-то не рассказать, утаить. Я считаю, что такой орган необходим. Это был не политический орган, он занимался анализом научно-технической и промышленной деятельности. Отдел делился на сектора – среднего и общего машиностроения, то есть атомные и ракетные дела, судостроения и так далее. Не было ведомственных барьеров. Мой сосед, к примеру, ведал ракетными делами. Он находился за соседней стенкой, запросто заходил ко мне, мы были на «ты». Мы обсуждали любые вопросы без всяких официальных бумаг и писем. Такая спайка подкреплялась той ответственностью, которую мы чувствовали постоянно. Мы понимали, что наши документы и записки шли на Секретариат ЦК и в Политбюро. Надо было кратко, сжато изложить суть дела и дать свои рекомендации. Полторы странички, не больше! Все это было непросто…

– В то время решалось несколько проблем, в частности ледокольного флота и подводных лодок. Был всплеск «идей Средмаша», не так ли?

– Конечно, подводный и ледокольный флот развивались мощно. Но я бы отметил тот факт, что в то время шло развитие по всем направлениям, начиная от фундаментальной науки, от создания ускорителей… В то время строился ускоритель в Протвино, был сделан уникальный тоннель, но, к сожалению, он так и не был достроен. Осуществлялась программа по созданию термоядерных установок в Курчатовском институте. Тогда были заложены основы производства сверхпроводников, которые нашли применение в ускорителях и термоядерной энергетике. Начались работы по международному термоядерному реактору. То есть забота о науке была обширной. Шло мощное развитие подводного судостроения. По-моему, у нас было четыре завода, где строились подводные лодки, и они вступали в строй одна за другой. За советский период было сделано 246 атомных подводных лодок, более 440 ядерных реакторов, более 90 гигаватт энергии. Это был период большого интереса к лазерам. Я вспоминаю те стенды, которые создавались в Троицке. Туда приезжали главком ВФМ адмирал Горшков. Делали лазер для размещения на корабле. Делали лазер для самолета. Туда приезжал Д. Ф. Устинов, чтобы провести совещание по этим вопросам. Мы готовили соответствующие решения ЦК и Совета Министров.… Это был период стремительного развития атомной энергетики. В 80-м году был план по созданию мощностей на 100 гигаватт в СССР и на 40 гигаватт в странах социалистического содружества. Те документы, которые были выпущены в 1980 году, охватывали всю деятельность Минсредмаша. Ставилась задача к 1990 году выйти по добыче урановой руды на 16 тысяч тонн в Советском Союзе и 8 тысяч в странах социалистического лагеря. В общей сложности 24 тысячи тонн. Для сравнения: сегодня мы добываем 7 тысяч тонн… Конец 70-х – начало 80-х годов – это глобальное ракетное перевооружение. Серийно осваивались ракетные комплексы с разделяющимися головными частями с индивидуальным наведением. Завершалась разработка ракет среднего радиуса действия, появились крылатые ракеты морского и воздушного базирования. И так далее, и тому подобное. Все это требовало соответствующих мощностей и в Средмаше. Мы выпускали несколько тысяч ядерных боеприпасов в год. Одновременно сильно развивалась атомная энергетика. Иногда говорят, что планы не выполнялись, мол, они были завышены. В какой-то степени это так. Но то, что было выполнено, поражает и удивляет. Достичь сегодня такого – проблематично! Приведу такой пример. В 81-м – 90-х годах в СССР было введено 23 гигаватта и примерно 6–7 гигаватт в странах СЭВ. В год вводилось примерно три гигаватта. Такими темпами развивалась атомная энергетика. От фундаментальной науки до создания энергетических мощностей – таков был диапазон деятельности Средмаша. Прекрасный коллектив был сформирован Ефимом Павловичем Славским. С ним работали выдающиеся специалисты, будь то его заместители или начальники главков. Ну и, конечно же, крупные ученые. Была теснейшая связь с наукой.