Ангелочек - читать онлайн книгу. Автор: Мари-Бернадетт Дюпюи cтр.№ 122

Октавия вытерла слезу. Ей было за пятьдесят, и она не строила иллюзий. «У Жана Бонзона прекрасная жена, моложе меня. И даже если бы он был вдовцом или холостяком, он все равно не женился бы на такой дылде, как я! Нет!»

В соседней комнате Жерсанда де Беснак заканчивала читать роман Золя, который немного развлек ее в таверне. Она читала при свете керосиновой лампы; пламя постепенно уменьшалось. В раздражении Жерсанда отложила книгу и погасила лампу. Она с радостью вернулась домой, дав себе слово, что не будет выходить на улицу в течение нескольких дней. Здесь все — безделушки, мебель, обои — придавало ей сил. Эта любимая обстановка была своего рода прибежищем, где Жерсанда спасалась от меланхолии, преследовавшей ее.

— Боже, как мне было скучно в таверне! — прошептала старая дама.

Ей досаждала муха, летавшая около лица. Жерсанда попыталась убить насекомое, хлопая наугад руками. Но она быстро отказалась от своей затеи, смирившись с неизбежным. «Пусть кусает. Есть кое-что похуже, чем прыщ, который чешется утром после сна, — сказала себе Жерсанда, вспоминая об ужасной смерти служанки. — Я впервые согласилась поехать с Анжелиной в Бьер и оказалась непосредственным свидетелем жуткой трагедии. Мне вообще было там неуютно. Эти люди, говорящие на местном диалекте, да еще шершавые простыни… Наконец-то я дома».

Но в глубине души старая дама не испытывала ни малейшего облегчения. Она пыталась скрыть досаду, цепляясь за материальные вещи, однако ни безделушки, ни шелка, ни богатые туалеты не могли прогнать образ удрученной Анжелины, молчавшей всю дорогу. Молодая женщина отказалась поужинать в ее обществе. Сейчас она спала у себя дома. У старой дамы был еще один повод для беспокойства: скрипач-убийца. Так она мысленно называла его, и от сочетания этих слов у нее кружилась голова.

«Кто может постичь тайны больной души? — спрашивала себя Жерсанда. — После смерти Люсьены я сказала Анжелине, что самые худшие преступники — это те, кого природа наделила живым умом и искусством перевоплощаться. Они способны обвести вокруг пальца большинство смертных, прибегая к хитрости, расточая улыбки и придавая лицу приветливое выражение. И этот скрипач служит тому убедительным примером».

Жерсанда де Беснак продолжала размышлять. Черные мысли, навязчиво одолевавшие старую даму, действовали ей на нервы, как и муха, от которой она не могла избавиться.

Анжелина легла спать в десять часов, поужинав с отцом. Сапожник, пребывавший в приподнятом настроении, расстроился, узнав, что Жан Бонзон отказался присутствовать на его свадьбе. Но, когда дочь рассказала о зловещих событиях в долине Масса, он все же попытался утешить ее. Как ни странно, у сапожника получилось.

— Ты правильно поступила, выдав этого человека, — убежденно сказал Огюстен Лубе. — И не терзайся из-за философских речей твоего дядюшки. Он всегда изображал из себя вольнодумца. Черт возьми, за две недели были обесчещены и убиты два невинных божьих существа, и каждый раз на месте преступления оказывался этот бессовестный Луиджи! Это наводит на определенные мысли. Повторяю, ты правильно поступила, сделав так, чтобы этот человек больше никогда и никому не причинил зла.

В конце концов Анжелина согласилась с отцом. Вскоре она поднялась в свою комнату, и овчарка — что было необычно — удостоилась права лечь рядом с ее кроватью. Присутствие собаки служило дочери лучшим лекарством от тоски, и сапожник знал это.

Теперь полуобнаженная Анжелина лежала, укрывшись одной простыней. Ей было жарко, и она долго ворочалась с боку на бок, прежде чем погрузиться в глубокий сон. И сон этот был восхитительным. Мягкие губы покрывали ее лицо сладостными поцелуями, которые возносили ее на седьмое небо. Анжелина не знала, кто целовал ее так пылко и нежно. Тело молодой женщины буквально горело под ласками этих умелых и смелых рук. Одна рука возбуждала сосок, другая гладила внутреннюю поверхность бедер, подбираясь к цветку ее интимного места. Упоительное, всеобъемлющее удовольствие нарастало вместе с неистовством поцелуев. Анжелина задыхалась в этой сцене, порожденной ее воображением. Она отдавалась мужчине, жаждала насладиться его членом, даже не пытаясь увидеть, кто был этот мужчина. Вот она обняла его плечи, умоляя продолжать делать то же самое. Он, казалось, колебался. Тогда она обвила руками его бедра и потянулась к нему, готовая на все. Сцена разыгрывалась в полутьме, но вдруг золотистый луч разогнал мрак и она увидела лицо мужчины, пристально смотревшие на нее глаза, волосы, казавшиеся очень темными. Из груди Анжелины вырвался крик: «Гильем!» И это имя сделало каждый жест, каждый вздох более ценным. Он вернулся, ее прекрасный любовник! Только он мог доставить ей столь пьянящее удовольствие. Наконец он вошел в нее и его движения, сначала медленные и осторожные, заставили ее обезуметь от радости. В ответ на ее томные стоны он, решительный и нежный, все глубже проникал в нее. Анжелина дрожала в любовной лихорадке, вознесшей ее в рай сладострастия, где испокон веков мужчины и женщины сливаются в единое целое.

Золотистый свет усиливался, прогоняя заговорщицкие тени. Бьющаяся в экстазе Анжелина хотела вновь насладиться созерцанием лица Гильема, которого так старалась забыть. Внутри у нее все горело, тело дрожало от радости. Анжелина рассматривала его нос, рот, лоб, и вдруг, в одно мгновение, она узнала Луиджи. Она занималась любовью со скрипачом! Это он радостно улыбался, склонившись над ней.

— Ты! Ты! — шептала, задыхаясь, Анжелина.

— Я терпеливо ждал. Я знал, что ты вернешься ко мне, Виолетта, моя любовь.

Анжелина, ошеломленная, растерянная, смотрела на Луиджи. Теплые капли потекли по ее груди. Слезы… Она вытерла их ладонью и, отведя руку в сторону, вдруг увидела в ярком свете густую алую кровь, и в тот же миг голова Луиджи откинулась назад и покатилась по постели… Однако его глаза по-прежнему смотрели на Анжелину, а губы шептали:

— Почему ты это сделала, Виолетта? Ведь я так любил тебя!

Огюстена Лубе разбудил громкий крик. Затем раздался второй, хриплый и испуганный. Следом послышались громкие рыдания. Не раздумывая ни секунды, он вскочил и бросился в коридор. Не постучав, Огюстен ворвался в комнату дочери. Сидя на кровати, прижав простыню к груди, Анжелина заливалась горючими слезами.

— Что с тобой? — спросил сапожник. — Тебе приснился кошмар? Черт возьми, как же ты меня напугала!

— О, папа! Мне приснился сон, ужасный сон, страшный. Папа…

Огюстен Лубе хотел приласкать дочь, как в ее детстве, но не осмелился. Она показалась ему такой взрослой, с перламутровыми плечами, с волосами, разметавшимися по спине.

Огюстен Лубе инстинктивно посмотрел на открытое окно. Тяжелой походкой он подошел к нему, чтобы посмотреть, не бродит ли кто вдоль стены.

— Разрази меня гром! Какой же я кретин! Я-то подумал, что на тебя напали. Посмотри, твоя собака волнуется.

Овчарка положила свою огромную белую голову на кровать и дрожала, виляя хвостом.

— О, мне стало легче! — призналась Анжелина. — Как только может присниться такой кошмар?