— Вот что, Владимир Антонович. Нужно хорошенько все взвесить. Дело это весьма серьезное, оно выходит за рамки моих прав как наркома ВМФ. — Кузнецов взглянул на Алафузова. — Генерал Жаворонков{Жаворонков Семен Федорович (1899–1967) — маршал авиации (1944), в 1939–1945 гг. командующий авиацией ВМФ, в 1946–1959 гг. начальник Главного управления Гражданского воздушного флота.} на месте?
— Только вчера вернулся из Ленинграда.
— Давайте его сюда!
Командующий ВВС Военно-морского флота генерал Жаворонков внимательно выслушал наркома. На его скуластом лице вспыхнула улыбка, а в серых глазах блеснул задорный огонек.
— Идея заманчивая… Но вряд ли самолеты ДБ-3, даже с форсажем, одолеют в два конца такое большое расстояние. А вот если с острова Эзель… — Он задумался на несколько секунд. — Да, с него бы стартовать? Там у нас есть аэродром Кагул, как раз мы закончили строительство взлетно-посадочной полосы… Так что я готов туда убыть и на месте все проверить, посоветоваться с опытными летчиками.
— О том и речь, Семен Федорович, летите на Балтику, — одобрил нарком. — Уточните с командиром авиаполка полковником Преображенским все детали. Даю вам два дня. Хватит?
— Постараюсь уложиться в срок. — Жаворонков встал, посмотрел на часы. — Сейчас девятнадцать ноль-ноль, а через час я могу вылететь. Будут ли какие указания комфлоту Трибуцу?
— Сообщите ему коротко о нашей задумке, обговорите вопросы доставки на остров бензина и бомб и больше никому ни слова. Ясно? Счастливо вам долететь!..
Но генерал не уходил.
— Что у вас еще? — Кузнецов задержал на нем взгляд.
— Сожалею, что не я родил эту идею. И как вам пришла в голову такая мысль? — Жаворонков улыбнулся краешками губ, но тут же посерьезнел.
— Она, эта мысль, Семен Федорович, летела к тебе, но я перехватил ее, — отшутился Николай Герасимович. — Не переживай, дружище, это наше общее дело — искать пути бить врага наверняка!..
— Кто же не хочет быть Цезарем? — усмехнулся Жаворонков.
— Семен Федорович, кто хочет быть Цезарем, должен иметь душу Цезаря! — заметил нарком. — Так говорил Ромен Роллан, но я с ним солидарен. Ладно, дружище, не теряй времени!..
Жаркая летняя ночь прошла в зыбком сне. На рассвете Николай Герасимович встал, выглянул в окно. В небе висел тонкий серп луны. Тишина за окном густая и вязкая, так бывает перед грозой. Что там на флотах? Наркому пришел на память недавний разговор с комфлотом Головко. Сторожевой корабль «Бриллиант», доносил Арсений Григорьевич, на линии дозора мыса Святой Нос — губа Савиха дерзко атаковал немецкую подводную лодку, сбросив серию глубинных бомб. На воде появились масляные пятна — лодка потоплена.
— Значит, командир «Бриллианта» действовал отчаянно и с расчетом? — переспросил нарком. — Как, говоришь, его фамилия — Косметюк?
— Он самый, — отозвался в трубке далекий голос комфлота. — Я был на корабле, пожал ему руку. Не наградить ли Косметюка орденом?
— Одобряю! — громко крикнул в трубку Кузнецов. — Поздравьте его от моего имени. Субмарин у фрицев немало, их надо беспощадно уничтожать…
Николай Герасимович поставил на плитку чайник. Из спальни послышался голос жены:
— Ты уходишь, Коля?
— Ухожу, Верочка. Мне сегодня надо быть на службе раньше, — отозвался Николай Герасимович. — Но ты еще поспи… — А в голове вдруг появилась мысль: долетел ли Жаворонков до места и сделает ли он все как надо? Должен сделать.
Генерал Жаворонков вернулся из Ленинграда веселый. Его полное лицо, казалось, дышало счастьем.
— Значит, так… — начал он, присаживаясь к столу. — Если стартовать с острова Эзель, да еще прямиком, над морем, можно будет добраться до Берлина. Преображенский со штурманом Хохловым все подсчитали до метра. Маршрут до Берлина и обратно — тысяча семьсот шестьдесят километров, из них более трехсот километров — море, остальное — суша. Высота полета до восьми километров, летчикам это на руку. Дело вполне реальное.
— Теперь давайте в деталях обсудим план операции, и я пойду в Ставку, — сказал Николай Герасимович, довольный тем, как быстро и энергично отработал генерал Жаворонков его задание.
Сталина захватила идея наркома ВМФ. «Зря я набросился на адмирала, — упрекнул он себя в душе. — И не фантазер он, а умница. Но этого я ему не скажу, не то станет нос задирать. А вот когда летчики совершат первый налет на Берлин, пожму ему руку». Пока он так думал, Кузнецов разложил на столе карту. Остров Эзель и Берлин соединяла на ней красная прямая линия. Нарком ВМФ доложил замысел предстоящей операции. Верховный слушал его внимательно, изредка задавал вопросы, но вел себя спокойно, словно и не было у него с Кузнецовым разговора до этого.
— Ваши доводы, товарищ Кузнецов, весьма убедительны. — Сталин встал из-за стола и, налив себе боржоми, выпил. — Удар по Берлину, если балтийским летчикам удастся его осуществить, имел бы огромное политическое значение, — вдохновенно продолжал Верховный. — Гитлер трубит на весь мир, будто уничтожена вся советская авиация и что в воздухе полное господство «люфтваффе». Надо рассеять эти иллюзии фашистов…
Разработанный Главным морским штабом план бомбардировок столицы рейха Ставка одобрила. Подчеркнув необходимость скорейшего проведения операции, Сталин взглянул на наркома ВМФ.
— Вы лично отвечаете за все это дело! — Он грузно шагнул к столу, на котором лежала карта. — Документ с вашими пометками пусть останется у меня. Если возникнут вопросы, звоните мне в любое время. — Неожиданно Сталин засмеялся, отчего его рыжеватые усы зашевелились. — Как я вас назвал?
— Фантазером! — Кузнецов тоже улыбнулся.
— Фантазия на грани реальности, — произнес Верховный. — Кажется, я старею…
Кузнецов еще не успел уснуть, как ему позвонил из Ленинграда генерал Жаворонков. Он был краток, говорил намеками:
— Завтра в ночь пятнадцать дельфинов будут отправлены к месту назначения. Вы меня поняли?
— Все ясно, Семен Федорович! Желаю удачи!
В ночь на 8 августа 15 самолетов, тяжело груженные бомбами, оторвались от земли и взяли курс на столицу рейха. Летели на большой высоте, которая спасала самолеты от зенитного огня и истребителей противника. Все бомбардировщики успешно прошли Свинемюнде, Штеттин. Наконец показался ярко освещенный Берлин. Видимо, гитлеровское командование не ожидало, что сюда могут добраться советские самолеты. Преображенский, летевший первым, передал по радио экипажам, чтобы штурманы уточнили расчеты.
— Под нами Берлин! Выходим на боевой курс!..
На центр Берлина полетели фугасные и зажигательные бомбы. Взрывы потрясли столицу рейха. В городе вспыхнуло несколько очагов пожара. Радист флагманского самолета лейтенант Кротенко по приказу полковника Преображенского включил радиопередатчик и передал в эфир открытым текстом сообщение: «Мое место — Берлин! Бомбардировали. Возвращаемся домой». И в это время ночное небо рассекли десятки прожекторов. Открыли огонь зенитные орудия. Рядом с машинами стали разрываться снаряды.