Дипломаты, шпионы и другие уважаемые люди - читать онлайн книгу. Автор: Олег Агранянц cтр.№ 83

Это повторялось раз двадцать. Дождь не кончился. Концерт отменили. Русланова повернулась ко мне:

— А я твоему отцу говорила, что дождь не кончится.

453. Поэты Серебряного века

По стопам отца я не пошел, хотя стихосложением занимался со школьной скамьи. Стихи мои достаточно хороши, чтобы их печатали в журналах, но достаточно плохи, чтобы сделать их производство профессией.

Учась в седьмом классе, я попал в литобъединение при Доме пионеров. Ребята там подобрались интересные. Частыми гостями у нас бывали известные литераторы. Как забыть встречу в Доме ученых со Львом Кассилем! Он до самого утра рассказывал о Маяковском, и за ночь мы выпили шесть бутылок «Тавквери». Ездили мы на окраину Москвы ко всеми забытому футуристу Алексею Крученых. Были в Ленинграде в гостях у Анатолия Мариенгофа. Сидели в кафе на улице Горького с Рюриком Ивневым, который, кажется, кроме как о Есенине, ни о чем не говорил.

А приезд Михаила Матусовского с двумя хорошенькими секретаршами, одна из которых своим платочком вытирала стул, на который должен был сесть великий поэт!

454. Фадеев

Неприятная история вышла у меня с самим Александром Фадеевым.

Уж не знаю, по какой такой глупости я ему задал вопрос: «Не было бы лучше, если бы эти ребята (речь шла о молодогвардейцах) тихо сидели, сохранили жизни и потом активно участвовали в восстановлении народного хозяйства?». Фадеев взорвался: «На такие вопросы я не отвечаю! Кто подготовил этот вопрос?». И уехал.

Руководитель семинара Н. Кудряшова потом рассказывала, что после этого инцидента ночью не спала: времена были еще сталинские. Но все обошлось.

455. Ахматова

Помню Анну Ахматову. Она гостила в Москве, кажется, у В. Ардова. Увы, в те годы муза Модильяни не производила впечатления женщины, которая может кого-либо вдохновить. И дело не только в высокопарности речи «Когда мы с Николя гуляли по Парижу», не в том, что ее давно не мытая шаль не вызывала в памяти «заповедный душистый платок», она, наверное, просто была из другой жизни, жизни, которая вызывала у нас улыбку.

Я водил ее в кондитерский магазин на Кировскую, покупал пирожные. Однажды она меня спросила:

— Какое мое стихотворение вам больше всего нравится?

Я ответил, не раздумывая:

Иди один и исцеляй слепых,

Чтобы узнать в тяжелый час сомненья

Учеников злорадное глумленье

И равнодушие толпы.

— Это действительно великие строчки, — согласилась она.

456. Лиля Брик

Как-то были мы у Лили Брик. Пришли мы, кажется, на Чистые пруды. Встретил нас заспанный В. Катанян. Потом вошла она. Точнее, вплыла вместе с запахом духов, не назойливо крепких, а каких-то легких цветочных. Услышав мою фамилию, воскликнула:

— Сережин сын. Боже мой, какая я старая. У Сережи уже взрослый сын! Почему Сережа ко мне не заходит?

Отец мой к тому времени уже лет пять как умер.

Она обратилась к Катаняну:

— Ты помнишь Сережу? Его приводил Яша. Мы вместе ходили к Володе.

Кто такой «Яша», я не догадывался и не осмелился спросить. Но что «Володя» — это Маяковский, знал.

Беседовать с ней было интересно. Она внимательно следила за гостями и находила возможность сказать что-нибудь лично каждому. Потом был чай и «заходите, обязательно заходите».

457. О пользе быть растратчиком

Почти все мои друзья по литературным кружкам пошли «в литературу»: Роберт Рождественский, Игорь Шаферан, Володя Амлинский, Саша Тимофеевский, Наташа Рязанцева.

Как-то Роберт сказал:

— Лучше быть растратчиком, чем писать книги о растратчиках. Какие-то случайные люди будут решать, печатать твои книги или нет, а ты будешь бегать за ними и клянчить гонорар. И жить будешь, перебиваясь с хлеба на воду. А растратчик будет всю жизнь как сыр в масле кататься. Ну, посадят его лет на пять. Ну и что! А то, глядишь, и не посадят.

Растратчиком я не стал, но выбирал профессии, любимые авторами произведений авантюрного жанра. И теперь, когда мне уже больше восьмидесяти, я пишу автобиографию, которую, естественно, нужно было бы назвать «Автобиографией авантюриста».

458. Единственный социальный лифт

Однажды во время работы в МИДе для утверждения очередного дипломатического ранга я должен был пройти через кабинет секретаря парткома МИДа В. Стукалина.

— Держит по четверть часа, — жаловался мне коллега. — Вопросы задает. Докапывается.

Пришла моя очередь. Я вошел.

— Здорово, Олег. Как дела?

Мы с ним работали на комсомоле.

Пять минут беседы о знакомых — и я получил подпись.

Тогда действовало комсомольское братство. В стране узаконенного непотизма комсомол был единственной организацией, где можно было сделать карьеру без вельможной протекции. Недаром многие нынешние деятели начинали с комсомола: Ходорковский, Матвиенко.

Недавно я читал, что, когда кто-то удивился, почему вполне успешные люди празднуют сейчас День комсомола, один олигарх его обрезал:

— А комсомол не трожь.

459. Неприбыльная должность

На семинаре в Вашингтоне дама из Бруклина живописала привольную жизнь комсомольских начальников. Потом настала моя очередь подняться на трибуну, и я рассказал, что в мои годы зарплата секретаря райкома комсомола в Москве была маленькой, никаких пайков у секретарей не было, ни к каким магазинам они не прикреплялись.

Дама возмутилась:

— Не говорите о том, чего не знаете.

Я знал. Я четыре года проработал секретарем райкома комсомола в Москве.

Мой хороший знакомый Валя Водорезов был старшим инженером проектного института и получал 180 рублей в месяц. Потом его выбрали освобожденным секретарем комсомола института, и он стал получать 160 рублей. Когда ему предложили должность секретаря райкома на 140 рублей, он отказался: «Боюсь, как бы еще куда-нибудь не повысили».

460. Особые дела в особом районе

Район у нас был особый — центр Москвы. Ни одно заседание не обходилось без того, чтобы мы не рассмотрели какое-нибудь «дело».

Учебные институты выгоняли из комсомола двоечников и прогульщиков; научные, в основном гуманитарные, пытались втянуть нас в обычную для них научно-теоретическую склоку. И те и другие боролись с моральным разложением. Министерства и всякого рода государственные учреждения редко выносили сор из избы, но уж если выносили, то это были дела с политической начинкой, тщательно отредактированные, с большим количеством длинных протоколов. Не давала скучать творческая группа: Союз писателей, шесть театров, консерватория, училище Гнесиных, ГИТИС, школа-студия МХАТ.