1812. Все было не так! - читать онлайн книгу. Автор: Георгий Суданов cтр.№ 40

Генерал А.И. Остерман-Толстой был согласен отступать. Опровергая предложение действовать наступательно, он спросил Л.Л. Беннигсена, может ли он гарантировать успех.

На это Беннингсен холодно ответил:

– Если бы не подвергался сомнению предлагаемый суждению предмет, не было бы нужды сзывать совет.

Относительно мнения генерала Ф.П. Уварова историк А.Ю. Бондаренко даже не пытается скрыть своего недоумения:

«Не знаем, например, насколько был искренен государев любимец Уваров, предлагавший идти навстречу французам, атаковать и с честью погибнуть, – при Бородине у него была такая возможность, однако 1-й кавалерийский корпус потерял всего лишь 40 нижних чинов».

Впрочем, не прошло и часа, как Федор Петрович «дал одним словом согласие на отступление».

О своем собственном мнении генерал А.П. Ермолов пишет так:

«Не решился я, как офицер, не довольно еще известный, страшась обвинения соотечественников, дать согласие на оставление Москвы и, не защищая мнения моего, вполне не основательного, предложил атаковать неприятеля. Девятьсот верст беспрерывного отступления не располагают его к ожиданию подобного со стороны нашей предприятия; что внезапность сия, при переходе войск его в оборонительное состояние, без сомнения, произведет между ними большое замешательство, которым Его Светлости как искусному полководцу предлежит воспользоваться, и что это может произвести большой оборот в наших делах. С неудовольствием князь Кутузов сказал мне, что такое мнение я даю потому, что не на мне лежит ответственность».

Короче говоря, страсти кипели, и единодушия среди членов совета не наблюдалось.

Барклай не прекращал спорить с Беннигсеном. Он говорил:

– Надлежало ранее помышлять о наступательном движении и сообразно тому расположить армию. А теперь уже поздно. В ночной темноте трудно различать войска, скрытые в глубоких рвах, а между тем неприятель может ударить на нас. Армия потеряла большое число генералов и штаб-офицеров, многими полками командуют капитаны…

Генерал Беннигсен решительно настаивал на своем.

С Беннигсеном соглашались генералы Дохтуров, Уваров, Коновницын, Платов и Ермолов; с Барклаем – граф Остерман-Толстой, Раевский и Толь, который, как утверждает А.И. Михайловский-Данилевский, «предложил, оставя позицию, расположить армию правым крылом к деревне Воробьевой, а левым – к новой Калужской дороге <…> и потом, если обстоятельства потребуют, отступить к старой Калужской дороге».

Когда все уже изрядно устали спорить, граф Остерман-Толстой сказал:

– Москва не составляет России. Наша цель не в одном защищении столицы, но всего Отечества, а для спасения его главный предмет есть сохранение армии.

Историк С.Ю. Нечаев по этому поводу пишет:

«Рассматриваемый вопрос можно представить и в таком виде: что выгоднее для спасения Отечества – сохранение армии или столицы? Так как ответ не мог быть иным, как в пользу армии, то из этого и следовало, что неблагоразумно было бы подвергать опасности первое ради спасения второго. К тому же нельзя было не признать, что вступление в новое сражение было бы делом весьма ненадежным. Правда, в русской армии, расположенной под Москвой, находилось еще около 90 тысяч человек в строю, но в этом числе было только 65 тысяч опытных регулярных войск и шесть тысяч казаков. Остаток же состоял из рекрутов ополчения, которых после Бородинского сражения разместили по разным полкам. Более десяти тысяч человек не имели даже ружей и были вооружены пиками. С такой армией нападение на 130 тысяч – 140 тысяч человек, имевшихся еще у Наполеона, означало бы очень вероятное поражение, следствия которого были бы тем пагубнее, что тогда Москва неминуемо сделалась бы могилой русской армии, принужденной при отступлении проходить по запутанным улицам большого города».

К сожалению, точно узнать, кто что говорил во время совета в Филях, невозможно. Доводы русских генералов сохранились лишь в донесениях и воспоминаниях, а протокол происходившего по какой-то причине не велся.

В завершение М.И. Кутузов якобы поднялся со своего места и сказал:

– Итак, господа, стало быть, мне платить за перебитые горшки. Господа, я слышал ваши мнения. Некоторые будут несогласны со мной. Но я властью, врученной мне государем и Отечеством, приказываю отступать.

Кстати, отступать он предложил в район Тарутино, то есть по Рязанской дороге.

На словах Михаила Илларионовича хотелось бы остановиться поподробнее, а заодно следовало бы развеять и миф о том, что «один Кутузов мог решиться отдать Москву неприятелю».

Советский историк П.А. Жилин утверждает, что Кутузов закончил военный совет фразой: «С потерею Москвы еще не потеряна Россия <…> Но когда уничтожится армия, погибнут Москва и Россия. Приказываю отступать».

А.П. Апсит. М.И. Кутузов в Филях

Эта фраза стала крылатой, переходя со страниц одной книги на страницы другой. И что удивительно, никого будто и не интересует тот факт, что идея оставления Москвы ради сохранения армии принадлежала не ему, а Барклаю де Толли. Кутузов же лишь вынужден был с ним согласиться, совершенно забыв о том, что всего за две недели до этого в письме к графу Ф.В. Ростопчину он утверждал абсолютно противоположное – что, по его мнению, «с потерею Москвы соединена потеря России».

Впрочем, как отмечает в своих «Записках» генерал А.П. Ермолов, после совета в Филях М.И. Кутузов не мог «скрыть удовольствия, что оставление Москвы было требованием, не дающим места его воле, хотя по наружности желал он казаться готовым принять сражение».

М. Голденков в своей книге «Наполеон и Кутузов: неизвестная война 1812 года» пишет:

«Жаль старика. Говорят, он всю ночь провел в избе Фролова, не сомкнув глаз. Из его комнаты доносились то глухие рыдания, то скрип половиц. Слышно было, как Кутузов подходил к столу, видимо, склоняясь над картой. Но винить в создавшемся положении кого-то, кроме себя, Голенищеву-Кутузову было трудно. Он <…> оказался заложником собственного характера, амбиций, самоуверенности и упования на то, что всемилостивый Бог и сейчас поможет выкрутиться из сложнейшей ситуации, как он помогал Кутузову дважды выжить после страшных ранений. Он ли один был таков? Нет, но именно он был главнокомандующим, он привел армию в этот тупик».

2 (14) сентября 1812 года, как пишет историк Р.М. Зотов, «в день, навсегда плачевный для воспоминания русских, армия снялась с лагеря при Филях в три часа пополуночи и вступила в Москву чрез Дорогомиловскую заставу, чтобы, пройдя весь город, выйти в Коломенскую. Глубокое уныние распространилось во всех рядах войск. Привыкши почитать Москву матерью русских городов, они с поникшими головами проходили по опустевшим ее улицам, как бы погребая древнюю свою столицу. Большая часть жителей еще заранее оставила город; остальная часть спешила следовать за армией».