Хотел ли Гитлер войны. Беседы с Отто Штрассером - читать онлайн книгу. Автор: Дуглас Рид cтр.№ 72

Вот по этим-то причинам я и боюсь этого мира, если мы сможем довести дело до него – я имею в виду некую договоренность за столом переговоров, которая будет достигнута после того, как Германия намекнет, что она не имеет желания продолжать эту войну. И вот, учитывая все эти факторы, я смотрел на солдат, возвращавшихся на пароходе через Ла-Манш домой, и видел среди них призраки людей, проплывавших этим путем двадцать лет назад, охваченных энтузиазмом победы и преисполненных больших надежд на будущее, в котором такие герои будут жить.

Приехав в Лондон, я попал в мир светомаскировки. Я чувствовал себя так, словно меня с головой погрузили в бочку с чернилами. Ужасная вещь эта лондонская светомаскировка, но совершенно, по-моему, бессмысленная, потому что даже мой опыт полетов над городом показывал, что скрыть Лондон с широкой серебристой лентой Темзы от взоров подлетающего врага вполне мог даже небольшой туман. А вот если они придут по суше, то скрыть город уже не удастся. Но тогда вы можете отбить и изгнать их.

Я считаю, что лучший способ сбить с толку вражеских летчиков – это осветить как можно ярче прожекторами сам город и ближайшие окрестности. Тогда под брюхом вражеских самолетов окажется молочно-белая пелена, прикрывающая призрачную картину, в которой они вообще не смогут разобрать ни одной детали.

В Лондоне, который предстал передо мной, г-н Чемберлен произносил в Меншен-хаузе речи об опасности неконтролируемого роста заработной платы. Полагаю, что британский премьер, человек сам по себе богатый, руководствовался исключительно всемирно известным британским чувством юмора, когда выбирал в качестве аудитории собрание других состоятельных людей, а в качестве площадки для выступления – Меншен-хауз с его священными традициями, ароматом черепахового супа, и все это для того, чтобы сказать рабочим, чтобы они не боролись за повышение зарплат. Крохи со стола богачей…

И конечно же, г-н Чемберлен говорил, что «начнет раскручиваться ужасающая спираль», если зарплаты с криком «Повысьте нас!» ринутся в весьма рискованную гонку за ползущими вверх ценами. Думаю, что всем молодым людям, юношам ли, девушкам, стоящим на пороге взрослой жизни и грядущих трудностей, их благоразумные родители должны обязательно рассказать о том, что же на самом деле означает слово «зло». Когда растут цены – это позитивное движение вверх. Когда вслед за ними растут зарплаты – это уже ужасная спираль.

В той Англии, в которую я вернулся опять, некий любитель пострелять лис писал, жалуясь, в специализированный журнал (сам он находился в это время на передовой во Франции), что французы не разрешили ему поохотиться на лис в их полях. Ему даже показалось, что они не относятся серьезно к этой войне. И когда он обратился к ним с вопросом, желая прояснить свои сомнения, они ответили ему, что к этой войне они относятся более чем серьезно, потому что это война – за их родину. Как же мы, англичане и французы, любим и понимаем друг друга! В моем отеле в Париже рекламировали гренки с сыром по-валлийски. Кроме того, в Париже совсем недавно вышел на экраны один из первых британских пропагандистских фильмов, снятый для того, чтобы произвести впечатление на наших союзников и весь остальной мир, явив пред ними нашу боевую мощь. Начинался фильм со сражений при Креси и Азенкуре [74] …

Вот так!

Сегодня мы живем в ревущие сороковые [75] , в четвертом десятилетии двадцатого века, в 1940 году, и сегодня, когда гибнут тысячи людей, мы можем сказать, что перед новым поколением, детьми бури, теми, кто родился сегодня и лежит еще в колыбели, лежит самое бурное будущее, равного которому мы еще не видали. Война, которая хочет покончить с войной, никогда не заканчивалась. Вот и теперь она просто возобновилась. И нынешняя ее ипостась еще не миновала стадии «война ради войны»; она еще не оформилась вполне.

Что это будет за война? Война за свободу? Но свобода с каждым днем все уменьшается, а злоупотребления ею растут. В якобы лишенном каких-либо стеснений курятнике – при этом все передвижения в нем строго регламентированы и бо́льших ограничений в нем вообще никогда не было – свободные лисы, эксплуатирующие массы, наслаждаются невиданной дотоле свободой.

Или это война, которая должна покончить с Гитлером, но после которой начнется эра Геринга? Стоило ли приносить в жертву миллионы людей в «ревущие двадцатые», чтобы устранить деспотический режим кайзера и двадцать лет спустя взрастить режим Гитлера? А в «ревущие сороковые» принести в жертву еще несколько миллионов людей, дабы уйти от гитлеровского режима, но вернуться к режиму Гогенцоллернов и Геринга?

А может, это война за выживание богатых? Война джентльменов или язычников, направленная на то, чтобы возвести на трон великодушного борца с язычеством? Так ради чего все это происходит? Наверное, об этом знают только инопланетяне. Мы – нет.

На протяжении столетий Европа двигалась, пусть медленно, но вполне ощутимо, в направлении идеалов человечности и правосудия. За первые четыре десятилетия двадцатого века Европа уже совершенно четко и определенно начала двигаться назад. Фактическое рабство, массовые ограничения свободы, эксплуатация населения, несправедливость вернулись в нашу жизнь. Конечно, они всегда маскировались под всякими благообразными масками, в первую очередь, под такими словами, как «патриотизм» и «национализм», но и паразиты, эксплуататоры, антипатриоты, надсмотрщики, губители человеческих душ точно так же использовали расцвет «либерализма», «гуманизма» и «справедливости» для своих собственных целей, внося свой вклад в общий процесс разложения. «Как? Вы хотите преследовать меня только за то, что у меня на предприятии потогонная система производства, или потому, что я содержу публичный дом? А как же насчет равенства, свободы, справедливости?»

Наконец, война покажет, можно ли будет возродить в Европе пусть медленное, но продвижение к благородным идеалам, которые многие, сознательно или нет, желают обрести всей душой и за которые борются. Или же мы увидим, что это всего лишь часть процесса упадка в условиях жизни, мысли и человеческого поведения, которое продолжается беспрерывно вот уже сорок лет.