Пока не сказано «прощай». Год жизни с радостью - читать онлайн книгу. Автор: Брет Уиттер, Сьюзен Спенсер-Вендел cтр.№ 55

Видите ли, так звали одного из моих старших двоюродных братьев. Обри Мотц Четвертый, если быть точной. У того Обри была сильнейшая гемофилия. Кровь не свертывалась, как надо. Стоило ему удариться посильнее, и у него начиналось внутреннее кровотечение.

Как-то он отправился с нами кататься на лодке, и дело закончилось госпитализацией по причине кровотечения в мозг. Думаю, именно из-за него мои родители и решили не заводить своих детей.

Всю жизнь Обри Мотц пользовался специальными препаратами, свертывающими кровь. Где-то в начале девяностых, когда доноров еще не проверяли на ВИЧ, ему перелили партию зараженной крови. Он умер от СПИДа в 1999 году. Ему было всего тридцать девять лет.

Я любила Обри больше других моих кузенов. Он был умный, веселый, добрый и — что меня особенно поражало — никогда не жаловался. Во всем его хрупком теле не было ни единой клеточки, способной испытывать гнев.

Жизнь преподнесла ему два сюрприза — сначала хроническую, а потом смертельную болезнь. Но Обри продолжал жить радостно, без жалости к себе. Он учился в колледже, путешествовал, женился. Он жил.

Когда он умер, я часто вспоминала о нем. И сейчас вспоминаю. Каждый день вызываю его образ в памяти. Мне не хотелось, чтобы его имя, которое носили четыре поколения, ушло вместе с ним. Я хотела почтить его память.

Так что я дождалась, пока меня положат на операционный стол и приготовятся вскрывать, как устрицу. Там, борясь с приступом тошноты — последствия анестезии, — я снова заговорила об имени:

— Пожалуйста, давай назовем его Обри.

Что мог сказать в такой момент Джон, кроме как согласиться. За это я разрешила мужу самому выбрать имя нашему третьему ребенку. Он назвал его Аттикус, в честь Аттикуса Финча из романа «Убить пересмешника», его любимой книги. Но мы никогда не зовем Уэсли его настоящим именем.

В наш первый совместный с Обри выход — мы ходили в библиотеку — я услышала, как одна мамаша позвала: «Обри!» — и к ней засеменила маленькая девочка. Ха-ха!

А потом Обри принесли на его первый день рождения торт из кондитерской с надписью: «С днем рождения, Одри!»

И все равно я рада, что назвала моего мальчика Обри, ведь в имени, передающемся в семье из поколения в поколение, есть своя ценность. Она в традиции. В памяти. Я рассказываю своему Обри о его тезке. И особенно напираю на то, что он никогда не жаловался, ведь, по правде сказать, главный недостаток моего Обри — а кто из нас без греха? — то, что он любит поныть.

Вот хотя бы на днях, когда я сказала ему, что он не получит подарка до семи утра, то есть до того времени, когда он родился, он закатил глаза.

— Ну вот, — сказал он, — значит, мне даже еще не одиннадцать.

Из всех моих детей именно Обри вызывает у меня наибольшее беспокойство.

Его брат Уэсли, огражденный от мира стеной своей болезни, не жаждет ничьего внимания и остается в святом неведении касательно моей приближающейся кончины. Главная забота Уэса — это чтобы ему дали везти мое кресло, когда мы идем гулять.

Его сестра Марина варится в кипящем котле своих подружек, мальчиков, моды и школьных забот.

А между ними Обри. Мой средненький. Зажатый между требующим особого обращения братом и подростком-сестрой, на данный момент воспринимающей его исключительно как помеху. Обри мой самый чувствительный и сознательный ребенок.

В этом году его учительница сказала мне: «У вашего Обри старая душа». Ее слова едва не разбили мне сердце. Ведь старые души — это мудрые души. Они впитывают все, что происходит вокруг.

Обри первый (и пока единственный) из моих детей, кто прямо спросил о моем состоянии.

А еще он первым без всякой подсказки предложил мне помощь. Когда мне стало трудно ходить, он шел со мной рядом, чтобы я могла опираться рукой на его плечо.

Он часто проверяет, все и у меня в порядке, — высунет голову из задней двери дома и, завидев мое кресло, припаркованное под крышей хижины, во весь голос вопит:

— Мам, ты как?

Может быть, в этом и проявляется его «старая душа». А может, все дело в том, что пару раз он видел меня в довольно жалком положении.

Как в тот день, когда, вернувшись с Юкона, я поехала за ним в школу. Возможность, которая появилась с тех пор, как я оставила работу, и которой я очень дорожила. В тот день я приехала рано и зашла в здание школы, чтобы посетить туалет. Идя по безлюдному коридору, я вдруг поскользнулась и шлепнулась прямо на спину.

Я подергалась, словно жук, пытаясь встать. Не смогла. Стала думать, что же делать.

И тут откуда ни возьмись появились Обри и еще какой-то мальчик.

— Мама! — закричал сын и подбежал ко мне, но прежде он украдкой глянул, смотрит ли тот мальчик.

Тогда я впервые поняла, что мое состояние смущает сына.

Мальчик пошел дальше, а Обри попытался поднять меня — схватил за подмышки и стал тянуть вверх, ставя на ноги.

— Тпр-ру-у, Нелли! Не так шибко, — взмолилась я. — Дай хоть дух перевести.

Его карие глаза были широко распахнуты.

— Не беспокойся, — сказала я. — Все в порядке. Готов?

Он попробовал еще раз и чуть не упал. Я засмеялась, и он рассмеялся тоже.

— Ладно. Помоги мне перевернуться и встать на четвереньки. Я подползу к двери, ухвачусь за ручку и встану на ноги.

Добравшись до двери, я велела ему взять меня за пояс брюк сзади и тянуть.

— Вот так, правильно. Ну-ка, подпихни меня как следует!

Сработало. Я встала. Дошла до туалета, а потом покинула школу в сопровождении сына, для равновесия положив руку ему на плечо.

Несколько дней спустя, когда мы так же выходили с Обри из школы, подошла какая-то женщина и брякнула:

— Что это с вами приключилось?

Не будь рядом Обри, я бы ответила: «Это с тобой что, дура?»

Потому что мне было неприятно и обидно. «Как же я должна выглядеть, — подумала я, — чтобы посторонние говорили мне такое?»

После того случая я села и написала учителям Обри и Уэсли по письму. Они видели, как я спотыкаюсь и как у меня заплетается язык. И я хотела, чтобы они все правильно поняли. У меня нет проблем с алкоголем. Я больна.

А потом я перестала забирать детей из школы. Вместо меня это стал делать папа. Еще раз мне пришлось просить помощи. Еще одно дело, которое я больше не могла делать сама.

Я даже не догадывалась, до чего мне будет недоставать этой возможности.

И вот шесть месяцев спустя я снова волнуюсь, что подвожу Обри.

Я всегда устраивала большую суматоху по поводу дней рождения. Покупаю декоративные ленты двух-трех цветов, и ночью мы с Джоном натягиваем их от люстры ко всем четырем углам комнаты. Ребенок просыпается под разноцветным пологом.