Последний крик моды. Гиляровский и Ламанова - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Добров cтр.№ 9

Потом он ловко вынул из-под стола початую бутылку «Курвуазье».

— У тебя вкусы не меняются, — заметил я.

— И слава богу, — хмыкнул он. — Знаешь, как англичане говорят? Мужчина, который не пьет, — то ли болен, то ли замыслил недоброе. Ты в Лондоне бывал?

— Нет. Все хочу съездить, но не получается.

— И не надо. Нечего там делать. Городишко мрачный, сырой и неприветливый. Как и все англичане. Не то что у нас тут, в Первопрестольной. Здесь жизнь, веселье. А там — возня и деньги. Вот и все.

Вернулся сотрудник, поставивший перед нами стаканы с черным чаем, от которого шел пар. Арцаков щедро плеснул в каждый стакан из бутылки и снова убрал ее под стол.

— Ну вот, теперь можно и о твоем деле. Рассказывай.

Я подробно изложил Арцакову историю с Юрой, поведал о просьбе Ламановой и задал интересующий меня вопрос. Арцаков аж крякнул и задумчиво посмотрел на меня.

— Ну ты даешь, Владимир Алексеевич! Охота тебе с этим связываться?

— Неохота. Но что поделаешь — дама попросила.

— Про великого князя Сергея Александровича знаешь?

Я кивнул.

— Ну так и что тут удивляться? 995-я статья все еще есть, однако кого по ней судили в последний раз? Выйди вечером на Никитский бульвар — сплошь «красные галстуки»! Да многие еще и красятся, как барышни.

Это было совершенной правдой. В Москве Никитский бульвар был особым местом, где собирались те, кого влекли не женщины, а представители своего же пола. Они носили красные галстуки и красные платки в карманах. Здесь назначались свидания, отсюда расходились по баням и квартирам парочки мужчин. Слыхал я и об оргиях, которые устраивали влиятельные гомосексуалисты, и о банщиках, которые оказывали сексуальные услуги клиентам, однако то были слухи — сам я, как говорил, никогда не интересовался этим параллельным московским миром. Хотя порок проник и в среду богемы — многие поэты и художники вдруг совершенно открыто стали признавать себя сторонниками однополой любви, совершенно при этом не стесняясь!

— Может, тебе «Артель» нужна? — размышлял тем временем Арцаков. — Хотя и не похоже на то. Эти действуют почти открыто, без экивоков.

— Что за «Артель»?

— А вроде клуба.

— Ну, — сказал я, отпивая обжигающий чай. — Мне бы сначала узнать, кто таков Аркадий Бром.

— Бром? Давай-ка посмотрим…

Кряхтя он поднялся наконец из-за стола, подошел к картотеке и быстро нашел нужную карточку.

— Бром. Ага. Аркадий Венедиктович. Сутенер. Специализируется на студентиках. Все. Больше ничего нет.

Он снова вернулся в кресло и затянулся сигаркой.

— Студенты нынче все думают не об учебе, а о революции. Совсем с ума посходили. Что за поколение растет! Жизни не знает, а уже считает ее никчемной и несправедливой. А пока революции нет и не предвидится, готовы на все — и ради денег, кстати, тоже. Многие приезжают в Москву учиться — нищие, как церковные крысы. И тут — бах! — голова идет кругом, и — во все тяжкие. Доходят и до того… До этого то есть.

Тут он вскинул голову.

— Кстати! Ты говорил про фотографа. Говорил?

— Да.

Арцаков снова нажал на кнопку звонка. Явившемуся сотруднику он приказал позвать какого-то Березкина. Пока за вызванным ходили, Петр Петрович пояснил мне:

— Есть у меня паренек. Очень головастый. Митя Березкин. Он сам замоскворецкий и про всех там знает. Сейчас его спросим.

Наконец Березкин явился. Худой и высокий, с выступающим кадыком, одет в такой же черный костюм, который, однако, сидел на нем кургузо. Немытые редкие волосы прилипли ко лбу — как будто он только что снял шапку, в которой чуть ли не спал. Парень сел на табурет в углу, засунул сложенные ладони между колен и бросил на меня быстрый оценивающий взгляд.

— Березкин, слушай, — обратился к нему Арцаков, — у тебя в Замоскворечье ведь есть какое-то фотоателье хитрое. Где эти… мужеложцы снимаются на карточки. Точно?

— Есть такое, — кивнул парень. — Ателье Миллера.

— Адресочек подскажи.

— Большая Ордынка, семьдесят один. Перед Серпуховской. Там два ателье. Покровского — это то, которое с фасада. А вот если со двора зайти, то Миллера.

— Кто таков Миллер?

— Нету там никакого Миллера давно, — ответил юноша. — Разорился немец, когда Покровский свое ателье открыл. Перебил у него всю клиентуру. Только вывеска и осталась. Выкупил какой-то дядька у Миллера это ателье еще семь лет назад. Ну, и начал там снимать только специальных клиентов, Петр Петрович.

Арцаков повернулся ко мне и поднял бровь.

— Слыхал, Владимир Алексеевич? Может, тот фотограф твой как раз этот не-Миллер и есть?

— Может быть, а может, и нет, — покачал я головой. — В Москве сотни фотографов, если не тысячи.

— Так-то так, — согласился Арцаков. — Но тут, как я понимаю, дело щекотливое. Фотограф должен быть доверенным лицом. Ведь «сестры» твои — люди, по всему видно, не бедные. Их такими снимками шантажировать — милое дело.

Я допил свой чай и поставил стакан на стол.

— Ну, ладно, поеду, поговорю с этим фотографом.

— Вот, возьми с собой Березкина, он тебе покажет место.

— Спасибо. Сколько я тебе должен?

Арцаков затянулся снова своей сигаркой.

— Да погоди пока. Чую я, что вляпался ты, Владимир Алексеевич, по самое то. Давай так — если мы тебе еще понадобимся, я включу в общий счет. А если сам справишься — то и хорошо. Если вот только Березкину на калач дашь, чтобы он перекусил в дороге, — и то хорошо.

— Дам, дам и на калач, и на водку, — улыбнулся я.

— Но-но! Березкин! Никакой водки! Понял меня?

— Точно так! — быстро кивнул паренек и нервно облизнулся.

— Не спаивай мне Березкина, Владимир Алексеевич. Не дорос он пока до того.

С тем мы и расстались.

На улице моросил противный холодный дождь, грозивший при нынешней температуре скоро превратиться в снежную крупу. Я взял извозчика, и мы поехали на Большую Ордынку. Березкин сидел рядом, не глядя по сторонам, как будто дремал. Но когда мы почти доехали до Серпуховской, распрямился и ткнул пальцем в четырехэтажный дом с лавками на первом этаже и большой вывеской «Фотография Покровского».

— Тут.

Расплатившись с извозчиком, я вышел.

— Спасибо тебе, Березкин, — сказал я юноше. — Дальше мне твоя помощь не потребуется.

— Как скажете, — пожал он плечами. — Только я тут подежурю, на углу. Если что — свистните. Вы вот тут обойдите, справа, там вторая дверь — зеленая. Вам туда.

— Хорошо.

Я обошел здание с торца и увидел нужную дверь. Она и вправду была выкрашена зеленым — только давно, может быть, еще во времена Московского пожара. Краска облупилась и пошла черными пятнами. Никаких табличек или вывесок над ней не было, но рядом на стене красной краской был нарисован небольшой петушок. Наверное, опознавательный знак для своих.