Жуков. Портрет на фоне эпохи - читать онлайн книгу. Автор: Ж. Лопез, Л. Отхмезури cтр.№ 186

Вечер завершился тостом Сталина, который произвел и до сих пор производит на русских людей сильное впечатление. Вместо того чтобы говорить о руководящей роли партии или пролетариата во время Великой Отечественной войны, вождь выделил роль русского народа. С поразительной откровенностью он признался, что в 1941–1942 годах сильно боялся, что русский народ сбросит большевистский режим: «Иной народ мог бы сказать правительству: вы не оправдали наших ожиданий, уходите прочь, мы поставим другое правительство, которое заключит мир с Германией и обеспечит нам покой. Но русский народ не пошел на это, ибо он верил в правильность политики своего правительства, и пошел на жертвы, чтобы обеспечить разгром Германии. И это доверие русского народа Советскому правительству оказалось той решающей силой, которая обеспечила историческую победу над врагом человечества – над фашизмом. Спасибо ему, русскому народу, за это доверие!» Сталин убедился и понял, что собственный народ, а не Гитлер является злейшим врагом советской системы. Гитлер, ослепленный своим бредовым расизмом, так и не пожелал увидеть в этом козырную карту, которую он мог с успехом разыграть. С большой проницательностью Сталин понял огромное значение завершившегося события. Советский народ, как он выразился, прошел крещение в огне Великой Отечественной войны: «период гражданской войны, период революционной ломки и прочее, и прочее. Этот период прошел» [720] . Отныне уже не «Великая Октябрьская революция» и отец-основатель Ленин, а «Великая Отечественная война» и отец-основатель Сталин являются исходной точкой новой реальности. И теперь необходимо, чтобы военные, в первую очередь Жуков, не затеняли вождя.

А пока что Жуков продолжал внешне успешное возвышение. 31 мая Сталин назначил его советским представителем в Союзной контрольной комиссии, на которую возлагалось управление поверженной Германией. Несколькими днями раньше, на одном из заседаний ГКО по Дальнему Востоку, он услышал от Сталина, что в Москве будет устроен Парад Победы. Вождь хочет создать новую идеологическую базу Советского государства. Этот военный парад, равного которому еще не видел мир, приобретет сакральное значение.

5 июня Жуков принимал в Берлине командующих тремя оккупационными армиями: Эйзенхауэра, Монтгомери и де Латтра де Тассиньи. Эйзенхауэр приехал утром и позвонил по телефону находившемуся в своем штабе маршалу, чтобы сказать ему, что президент США сделал его командором Легиона почета – высшей степени награды, установленной в 1942 году для того, чтобы отмечать исключительные подвиги во время войны. Жуков горячо поблагодарил, и они договорились собраться сразу после полудня в Яхт-клубе на официальное заседание. В назначенный час Жуков не приехал. Эйзенхауэр провел три часа в прихожей вместе с несколькими членами своего штаба, один из которых, Спаатс, командующий ВВС США, не скрывал своего раздражения. В своих воспоминаниях Эйзенхауэр подробно излагает этот инцидент, показательный для атмосферы того периода: «По возвращении к себе, где нас временно разместили, я узнал, что поступило сообщение о неожиданной задержке в открытии заседания, на котором маршал Жуков должен был выступать в роли хозяина. Это вызвало досаду, поскольку вечером я должен был вернуться во Франкфурт. В ожидании мы провели долгие послеполуденные часы, а офицер связи из штаба Жукова, говоривший по-английски, не мог дать нам никаких объяснений относительно задержки заседания. Наконец уже к вечеру я решил ускорить дело. Поскольку я знал, что все документы, которые нам предстояло подписать, были ранее изучены и просмотрены каждым из союзных правительств, я не видел обоснованной причины для задержки, которая теперь выглядела как преднамеренная. Поэтому я попросил офицера связи сообщить маршалу Жукову, что, к моему большому сожалению, я буду вынужден возвратиться во Франкфурт, если заседание не начнется в ближайшие тридцать минут. Однако когда посыльный уже был готов отправиться с моим заявлением к Жукову, к нам поступило сообщение, что нас ожидают в зале заседаний, куда мы и отправились незамедлительно. Маршал объяснил, что задержка произошла ввиду того, что он ожидал из Москвы последних указаний по одному важному вопросу» [721] .

На самом деле Сталин с Вышинским и Молотовым решили в последний момент пересмотреть всю структуру Контрольной комиссии. Жуков становился ее номинальным руководителем, который ничего не решал: он мог лишь получать и повторять принятые за него решения, не имея никакой самостоятельности в действиях. Эйзенхауэр сразу это понял. Недоверие Сталина к тексту декларации о поражении Германии объясняется усиливавшимися разногласиями между советской стороной и западными союзниками по вопросам отвода американских войск из Тюрингии (включенной по Ялтинским соглашениям в советскую зону оккупации), о занятии войсками западных держав отведенных им секторов Берлина и о наземном и воздушном сообщении с немецкой столицей…

Наконец около 17 часов четыре военачальника четырех союзных стран собрались и приступили к подписанию декларации, которая на десятилетия вперед определит будущее Германии. Действуя от имени своих правительств, четверо полководцев торжественно объявили, что в Германии больше не существует центральной власти, и решили, что, вплоть до подписания мирного договора, вся полнота правительственной власти будет сосредоточена в руках уполномоченного соответствующей оккупационной зоны. Чтобы отметить событие, Жуков устроил грандиозный банкет. Эйзенхауэр извинился, что не сможет на нем присутствовать. Вежливо послушав несколько минут хор Красной армии, он вернулся в свой штаб во Франкфурт. Остались только французы. Жуков едва успел объявить Эйзенхауэру, что имеет поручение вручить ему и Монтгомери орден Победы, которым еще ни разу не награждались иностранцы. Ради этой церемонии стороны договорились провести новую встречу 10 июня во Франкфурте-на-Майне.

7 июня Гарри Гопкинс, специальный советник Рузвельта, оставшийся на службе у Трумэна, проездом из Москвы сделал остановку в Берлине и вместе с супругой нанес визит Жукову. Он сообщил маршалу, что договорился со Сталиным и Черчиллем о проведении большой конференции союзников, которая должна состояться в бывшей столице рейха (чуть позже Жуков порекомендует для этой цели Потсдам, где лучше условия для размещения высоких гостей). Можно с большой вероятностью предположить, что, несмотря на присутствие вездесущего Вышинского, на него произвела сильное впечатление двухчасовая беседа с одним из наиболее высокопоставленных дипломатов Запада. В 1966 году, в интервью Светлишину, он признается, что именно в тот день «понял я, сколь сложнейшее дело дипломатия» [722] . Похоже, встреча Гопкинса с Жуковым не имела иной цели, кроме удовлетворения любопытства дипломата к полководцу, которому в американской прессе уже начали прочить политическую карьеру.

Через несколько часов Жукову пришлось участвовать в новом для него мероприятии – пресс-конференции для иностранных журналистов, состоявшейся на его вилле на берегу озера Ванзе. Вел он себя на ней на удивление непринужденно. Рядом с ним, разумеется, сидел Вышинский. Александр Верт, московский корреспондент «Санди таймс», задал ему вопрос: «Как оценивает маршал заявления немцев о том, что он научился военному искусству у немецкой армии, переняв ее опыт?» Ответ: «Пусть немцы говорят, что хотят. Я всегда изучал военную историю, стратегию и тактику ведения боевых операций, но я всегда считал и считаю, что наша русская оперативная тактика стояла и стоит неизмеримо выше немецкой военной тактики. Современная война неопровержимо доказала это». Руку поднял некий Паркер: «Принимал ли маршал Сталин повседневное участие в тех боевых операциях, которыми руководил Жуков?» Жуков: «Маршал Сталин лично руководил всеми участками борьбы Красной Армии против немецкой армии, в том числе он детально руководил и теми боевыми операциями, которые мною проводились».