Севастопольская хроника - читать онлайн книгу. Автор: Петр Сажин cтр.№ 50

Настали времена наших наступлений и побед!

И все же, несмотря на Сталинград, враг был еще силен, и до полной победы еще длинна дорога, и, хотя радио гитлеровской Германии после падения Сталинграда без перерыва в течение нескольких дней передавало похоронный марш Зигфрида, печальную песнь «Был у меня товарищ» и «Гибель богов», в других местах под треск барабанов гитлеровцы бросались в атаки, пытались вернуть потерянные позиции.

Перед посадкой на десантные суда Цезарь Куников приказал построить батальон. Он осмотрел снаряжение и вооружение десантников, затем спросил, нет ли каких претензий. Матросы молчали. В ватной куртке-стеганке, с автоматом на груди и в шапке-ушанке, надвинутой на лоб, майор Куников прошелся перед строем.

– Не может быть, – сказал он, – чтобы никто из вас не имел перед боем каких-либо пожеланий!.. Может быть, что-нибудь забыто, не учтено? Лучше сказать сейчас, чтобы не жалеть потом.

Матросы продолжали молчать. Куников уже готов был распустить строй, как вдруг пулеметчик Потеря поднял руку. Куников дал «добро». Потеря шагнул вперед:

– Товарищ майор! Бойцы претензию имеют. Они рассуждают о следующем: не слишком ли много назначено брать с собой бакалеи – сухарей и концентратов?.. Не лучше ли вместо бакалеи взять еще патронов?

Куников поднял брови и улыбнулся:

– Это все?

– Все! – гаркнул Потеря и добавил: – Просим разрешения облегчить паек и добавить боезапаса. С патронами мы разобьем врага и все что надо добудем на месте!

Куников прошелся взглядом по строю и увидел по лицам, что речь Потери пришлась всем по душе, однако спросил:

– А как остальные товарищи думают?

Строй хором ответил:

– Просим, товарищ майор, убавить пищевое довольствие и увеличить боезапас.

– Добро! – ответил Куников и дал команду распустить строй.

…Февральская ночь темна. Вода в море холодна, как в аду. Десантные корабли шли к Мысхако без огней. Штурманский расчет курса был точен: подошли к берегу в назначенное время и высадились.

Первыми выбросилась группа разведки. Голимбиевский шел в эту операцию с какой-то особой приподнятостью. Тут-то, казалось ему, он и повоюет по-настоящему. Сильный, бесстрашный, красивый, он легко сошел с катера и поднялся по обрывистому крутому берегу…

Я слушаю его рассказ и время от времени смотрю на Мирцу и думаю: сколько раз слушала она рассказы мужа о высадке на Мысхако, о том, как их ослепили прожекторами, об автоматных очередях, о том, как гранатами они выводили из строя вражеские пулеметные гнезда, блокировали и брали доты. И всякий раз что-то заставляет ее бросать дело и слушать, словно все это внове для нее. С тем же вниманием она слушала, когда он рассказывал мне, как в октябре 1941 года Отдельный артиллерийский противотанковый дивизион отходил от Перекопа к Севастополю, как гитлеровцы бомбили дивизион, как тяжело было снимать орудия с позиций и на руках вытаскивать из воронок, из глубоких обочин дороги, как стояли насмерть у Мекензиевых Гор под Севастополем…

На Мысхако Голимбиевский дрался храбро, не щадя себя, был награжден орденом. Но радость его была кратковременной – на его глазах подорвался на вражеской мине Цезарь Куников. Голимбиевский кинулся к нему, осторожно поднял смертельно раненного командира и понес к пристани.

В конце лета куниковцы были вывезены с Малой земли на отдых и переформирование, а осенью, точнее в ночь на И сентября 1943 года, Анатолий Голимбиевский в составе бойцов батальона морской пехоты, которым после гибели Цезаря Куникова командовал капитан-лейтенант Василий Ботылев, снова высаживался в Цемесской бухте.

Здесь, на берегу этой широкоизвестной бухты, и началась беспримерная одиссея Голимбиевского.

Ту ночь – с 10-го на 11-е сентября 1943 года – он никогда не забудет: такого огня не было ни под Одессой, ни под Севастополем, ни в горах Кавказа.

В Цемесской бухте горела вода. Огонь высокими рваными языками плясал почти до самого мола.

В черной и густой, как масло, воде, то спокойной, то вздыбленной разрывами, фантастически отражалась многоплановая картина битвы, изобразить которую было б под силу разве что таким могиканам, как Рубо (автор Севастопольской панорамы), или непревзойденному мастеру батальной живописи итальянцу Тинторетто!

В ту ночь войска Северо-Кавказского фронта под командованием героя обороны Одессы и Севастополя генерала армии Ивана Ефимовича Петрова и моряки Черноморского флота начали штурм Новороссийска.

Моряки год ждали этого часа. Теперь их ничто не могло остановить!

Штурм начала артиллерия. Затем последовал торпедный залп катеров Черноморского флота. Согласно планкарте штурма торпеды должны были пробить бреши в обоих крыльях мола для прохода катеров в бухту. Но залп этот не дал ожидаемого результата, и «морским охотникам» пришлось прорываться в бухту через узкие ворота, поперек которых висели якорные цепи.

Штурм шел трудно; на подходе к молу десантные корабли – деревянные катера-«охотники» – были встречены ливневым огнем. В этой обстановке от десантников требовались ловкость тигра и собранность боксера; не всем удалось высадиться на причалах, многие отряды добирались до берега под автоматным и минометным огнем вплавь с тяжелым десантным снаряжением.

А ночь была синей, теплой, звездной. В воздухе пахло гарью и сухим, чуть-чуть горьковатым ароматом горных трав.

Группа Голимбиевского высаживалась на территории завода «Красный двигатель». При высадке сразу же наткнулись на дот. Не растерялись – залегли и тотчас же атаковали дот гранатами и автоматными очередями. Покончив с дотом, прыгая через бочки, ямы, какое-то железо, лавируя меж взрывами мин и снарядов противника, перебежками устремились вперед.

Все шло хорошо, и вдруг рядом разрыв снаряда. Голимбиевский упал, словно бы споткнулся обо что-то. Вскочил на ноги, но не устоял.

Он еще не знал, что произошло, но по обильному кровотечению из левого коленного сустава понял, что рана опасная. Вытащил индивидуальный пакет и туго перетянул ногу выше колена.

Опершись на автомат, поднялся, попробовал идти. Сделал шаг и в третий раз упал.

Впереди здание, похожее на дот. А что, если он поползет сначала к берегу, возможно, катер еще стоит там… Наложат шину или повязку…

Пополз…

Нога тяжелела. Тупая боль толкалась у перетянутого бинтом места. Штанина покрылась ржавыми пятнами крови, липла к ране, беспокоила ее. В колене появилась дергающая боль, словно бы туда загнали зонд и прощупывали рану.

Пули с присвистом пролетали над головой, чуть шевельнешься – и тут же «вжик», «вжик»… Жарко. Пот осыпает бисером лицо. Тошнота подступает к горлу.

На душе муторно – вот и повоевал, черт возьми! Повоевал…

Не повоевал, а отвоевался Толик Голимбиевский. Это он-то отвоевался?! Нет! Он доползет до катера, и там его перевяжут, и он еще вернется сюда!