В спецслужбах трех государств - читать онлайн книгу. Автор: Николай Голушко cтр.№ 65

В марте 1990 года КГБ Украинской ССР вместе с прокуратурой Харьковской области стали заниматься выяснением обнаруженных неизвестных захоронений в лесопарковой зоне. Оперативно-следственной группой были проведены частичные эксгумации: в шестом квартале лесопарковой зоны Харькова были обнаружены останки около двухсот польских офицеров (судя по найденным документам и опознавательным знакам).

Судьба военнопленных Старобельского лагеря до конца оставалась неизвестной: они могли быть уничтожены, как случилось в Катыни, или ушли в армию Андерса.

На мои обращения к руководству КГБ СССР поступил ответ, что в архивах госбезопасности материалов, проливающих свет на эту проблему, не имеется.

Крючков, оказывается, не знал о прежних докладах, сделанных в ЦК КПСС Шелепиным, и в своих воспоминаниях отмечал, что версия о причастности советской стороны к гибели польских военнослужащих «со счетов не сбрасывалась», были сомнения в достоверности официальных советских сообщений о том, что уничтожение поляков в Катыни — дело рук немцев.

Для нас сомнения развеялись после того, как молодой сотрудник УКГБ по Харьковской области обнаружил в Москве, в архивах конвойных войск НКВД, списки репрессированных польских военнопленных Старобельского лагеря. Согласно конвойным нарядам, все военнопленные этапами, по 79 человек в вагоне, в апреле-мае 1940 года были отправлены в распоряжение управления НКВД Харьковской области. Когда были установлены свидетели расстрелов, не осталось никаких сомнений в их уничтожении. Прокуратурой области было возбуждено уголовное дело в отношении бывших сотрудников НКВД, которые оказались причастными к расстрелам польских военнопленных Старобельского лагеря.

Я начал интересоваться тем, как ведется расследование по делу о жертвах Катыни, и позвонил в Смоленск начальнику областного управления КГБ Шиверских. Позже в своей книге «Разрушение великой страны» он напишет о разговоре со мной: «Сначала он подробно расспросил, какие имеются материалы по катынской трагедии, потом рассказал, что в архивных материалах конвойных войск обнаружены документы, свидетельствующие о том, что из фильтрационных лагерей польские офицеры доставлялись в Харьков, где их расстреливали — где-то около трех тысяч». Когда из УКГБ по Харьковской области поступили материалы расследования, я ознакомил с ними Ивашко. Нами были определены дальнейшие шаги: договорились довести до польского правительства, независимо от московских решений, обнаруженный в архиве список польских офицеров, этапированных из Старобельска в Харьковский НКВД. КГБ УССР направил в Политбюро ЦК Компартии Украины на имя Ивашко специальную записку с предложениями сообщить польскому правительству сведения о судьбе польских военнопленных Старобельского лагеря, объявить место их захоронения под Харьковом мемориальным кладбищем, установить там памятник.

В этой лесопарковой зоне находились также захоронения жертв репрессий сталинского времени, а также погибших от рук немецко-фашистских оккупантов советских патриотов, коммунистов и подпольщиков. Поэтому здание пансионата УКГБ по Харьковской области, которое располагалось недалеко от этой территории, намечалось превратить в музей памяти и скорби.

С согласия Ивашко я встретился с генеральным консулом ПНР в Киеве С. Чосеком, показал ему списки польских военнопленных. У этого мудрого, внешне спокойного дипломата глаза наполнились слезами. Эта трагедия до сих пор отзывается болью невосполнимой утраты, живет в тысячах польских семей. Он предложил провести официальную дипломатическую процедуру передачи этих материалов польскому правительству.

Списки польских офицеров были переданы мною в генконсульство ПНР в присутствии заместителя министра иностранных дел Украинской ССР и двух депутатов Польского сейма, прибывших в Киев специально для этого события. В Польше состоявшийся акт передачи украинскими властями сведений о погибших польских офицерах широко освещался в средствах массовой информации.

В последующем, в 1992–1993 годах, вместе с Чосеком мне пришлось заниматься уже и проблемой «Катынского дела». Тогда шел активный обмен с польской стороной информацией российских спецслужб и военной прокуратуры, заканчивавшей расследование по всем лагерям, где содержались поляки. Чосек был в ранге чрезвычайного и полномочного посла Польши в Москве, я работал в Министерстве безопасности России.

Советский Союз признал вину в уничтожении пленных польских офицеров только через полвека: ТАСС сообщил о «непосредственной ответственности за злодеяния в Катынском лесу Берии, Меркулова и их подручных», совершивших «одно из тяжких преступлений сталинизма». Президент СССР Горбачев передал президенту Польши Ярузельскому архивные материалы на расстрелянных польских военнопленных. В проблеме Харьковской Катыни огромную роль сыграли волевые, политические решения Ивашко, давшего согласие на раскрытие полной правды и передачу материалов польской стороне о судьбе их граждан — военнопленных Старобельского лагеря. Не знаю, советовался ли он с кем-либо в Москве, но для сотрудников КГБ его санкция была определяющей; мы продолжали проводить работу по выяснению судьбы польских граждан, которые содержались перед войной в тюрьмах западных областей Украины. Из встречи с заместителем генерального прокурора Польши Снежко мне было известно о том, что Служба безопасности Украины установила данные на более чем 3,5 тысяч заключенных тюрем западных областей УССР, которые по указанию Берии были расстреляны при наступлении фашистских войск.

В октябре 1993 года у меня состоялась деловая поездка в Польшу по приглашению министра внутренних дел Мильчановского. При согласовании программы пребывания делегации Министерства безопасности России (в ее состав входили мой помощник Алексей Щербаков, начальники управлений МБ Валентин Соболев, Анатолий Трофимов и начальник Калининградского управления МБ Вячеслав Ращинский) мне сообщили, что буду принят президентом Польской республики Валенсой и главой Польского сейма. На мой вопрос, чем определяется такой уровень встреч с высшими руководителями страны, не соответствующий положению министра, мне дали понять, что польским властям хорошо известна деятельность украинских чекистов по выяснению судьбы польских военнопленных Старобельского лагеря. Незабываемые встречи сохранились в моей памяти. Но об этом позже.

Установление исторической правды вокруг указанной проблемы давалось нелегко. Проведенная работа по линии органов КГБ и прокуратуры была необходима не только для укрепления отношений между СССР и Польшей. Истина в подобных вопросах больше нужна для собственного народа, чтобы осознать трагедию прошлого, взаимно попросить прощения, как это сделал во время визита в Польшу 25 августа 1993 года Ельцин, возложив венки к памятнику жертвам Катыни.

Мы можем сказать, не стоит ли в данном случае вспомнить о том, как поступили польские власти со 120 тысячами военнопленных Красной армии в годы Гражданской войны? Сталин, вероятно, хорошо помнил те годы. Возможно, что расстрелы польских военнопленных были местью за гибель наших соотечественников в те далекие, грозные и незабываемые для нас времена…

Как бы ни были велики наши исторические несчастия и крушения, мы призваны самостоятельно быть, а не ползать перед другими; творить, а не заимствовать, обращаться к Богу, а не подражать соседям…