Человек с яйцом. Жизнь и мнения Александра Проханова - читать онлайн книгу. Автор: Лев Данилкин cтр.№ 29

— Вон дом, где отец Лев жил, — указывает Проханов на постройку из белого кирпича. Внутрь попасть не удается: замки и заборы. Сорок лет назад все здесь находилось в руинах: «обломленные башни, рухнувшие купола, поверженные колокольни».

На территории можно было найти затейливые цветные изразцы вроде глазированной львиной морды, по сей день хранящейся в коллекции прохановских сувениров, но сама музейная экспозиция не отличалась большим разнообразием: ее ядро составляли окаменелые ракушки, чучело совы и засушенный пшеничный сноп. Каких-то особенных усилий по поддержанию она не требовала и поэтому оставляла хранителю множество времени на досуг.

Тот имел обыкновение злоупотреблять чарочкой и вообще пользовался репутацией человека эксцентричного, даже когда закончил семинарию в Загорске, принял сан и стал протоиереем. Это он крестил Проханова, и он же выведен в «Надписи»; истории с походом в ЦДЛ и дебошем в ресторане гостиницы «Украина» в самом деле имели место.

Изразец из Нового Иерусалима.

«Мы познакомились с ним, когда я был исполнен языческих православных чаяний, а он увлекался восточной философией и йогой, что не мешало ему уже тогда быть бражником». Они выпивали, стояли на голове, спорили о путях русской души, благодати, полученной через крещение. Чокались обычно за что-то важное, в плей-листе фигурировали композиции: «Давайте за Бога!», «За скорое возвращение святой православной монархии на русскую землю! Пусть сгинет жидовская власть и вновь над Кремлем воссияют имперские золотые орлы!», «За святую Русь!», «За Владимира Кирилловича Романова, наследника русского престола!».

«В школе, — рассказывает отец Лев в „Надписи“, — я собирался стать заговорщиком, собрать боевой отряд и с помощью динамита взорвать ненавистных партийных вождей. В университете углубился в историю, льстил себя мыслью, что овладею историческими и политическими науками, вступлю в партию и трансформирую изнутри эту богомерзкую власть, избавлю Россию от коммунизма. Отчаявшись что либо сделать, я стал заниматься йогой, полагая, что это путь к индивидуальному спасению, и, стоя на голове, медитировал, пытаясь разорвать кармический круг. И только попав сюда, в эту обитель, я оказался под могучим животворным влиянием православных святынь».

Самые заурядные предметы и явления в этом месте казались приметами и предзнаменованиями. Друзья шатались по ночному монастырю, воспользовавшись ключами от музея, отправлялись в собор, разглядывали сквозь взорванный купол зияющий провал небес, наблюдали «звездные миры, голоса, крылья». Они не уставали воображать, что именно здесь, и, возможно, не через век, а прямо сейчас, через минуту, мог спуститься Христос. В ожидании Второго пришествия, захватив свечу, они спускались в склеп — к надгробью Никона, декорированному стелой, «которая в лучах свечи переливалась таинственными цветами, это был камень такой полудрагоценный, наполненный розовыми светами, с акафистом написанным». Этот надгробие ныне находится в открытом доступе, в помещении все так же пахнет свечами, все завешено рушниками и иконами, старославянские акафисты непроницаемы, рака устлана богатым покрывалом с черепом и костями, похожими на эмблему «не-влезай-убьет».

Спровоцировавший раскол патриарх возникал в их беседах чаще, чем погода. Нюансы можно смоделировать не столько по прохановским воспоминаниям, сколько по опубликованной масштабной лебедевской статье «Размышления у стен Н. Иерусалима» (итогом каковых становится соображение о том, что русские интересуются не земными благами, а царствием небесным). Отзвуки тех бесед мне удалось подслушать и в разговорах Проханова со своим священником-протеже Дмитрием Шмелевым. Они все так же спорят о патриархе-реформаторе («Никон, Александр Андреевич, был первый глобалист. При нем, и им фактически, была присоединена Украина». — «И, отец Дмитрий, не забудьте, что именно Никон придерживался взгляда, что церковь обязана активно вмешиваться в дела государства»), но Проханов не выдерживает накала беседы и в самый разгар религиозного спора позволяет себе дуракаваляние. «Скажите, святой отец, — очень серьезно спрашивает он батюшку, — а чем отличается лавка от камилавки?»

Автор книги «Крещение Руси», отец Лев, будучи истовым никонианцем, «понял Никона как никто из ныне живущих — как грандиозного трансформатора, колоссального русского космиста», готовившего единый православный мир ко Второму пришествию. Перенесение координат святынь из еврейской пустыни в центр России, по его мнению, «равносильно смещению земной оси, изменению ее места во Вселенной. Ибо Второе пришествие и есть чудесное преображение земли и всей Вселенной». Вот уже сорок лет блажь патриарха Никона представляется Проханову беспримерным религиозным и гражданским подвигом и занимает центральное место в разработанной им теории Красной Пасхи. «В середине XVII века при патриархе Никоне Россия собиралась стать огромным государством-монастырем, так как мыслила себя местом „Второго пришествия“. Русские избраны Господом для того, чтобы здесь, среди них, объявиться на Земле. Новый Иерусалим, построенный под Москвой, — инженерно-метафизический проект, связанный с перенесением топонимики „святых мест“ в Россию, для того, чтобы именно сюда спустился „космический корабль“ Второго пришествия. Это не была игра ума, это не японская имитационная архитектура, не Диснейленд, где изготовлены маленькая Испания, крохотная Франция, миниатюрный Китай. Это была гигантская задача, под которую подверстывалась вся русская история. Русское инобытие предполагало, что Россия — страна райская, что она не захвачена мировой порчей и что она будет выстраивать мир в чертежах Царствия Небесного».

Никон, всерьез считавший, что Второе пришествие должно будет состояться именно в России, предположил, что Христос будет чувствовать себя более комфортно, приземлившись в знакомой топографии, на космодром, который похож на тот, который однажды уже видел. Оставив в покое напрашивающиеся вопросы о правомерности предположений, касающихся консервативности привычек Господа, можно предположить, что, соорудив такой «тематический отель» и разрекламировав его в своих молитвах, Никон собирался перебить конкурентов лучшим предложением.

Между прочим, метафора «монастырь — байконур для Второго пришествия» могла прийти Проханову в голову при виде гигантского яйца, о котором уже шла речь. «В ночное небо дико и пугающе, почти у самых монастырских стен, возносился белый громадный купол. В поселке размещался секретный научный институт, и под белой оболочкой купола скрывалась невидимая установка, — то ли устройство для уловления молний, то ли громадная, шарящая в небесах антенна, посылающая к звездам закодированные земные сигналы. Вид купола был чужероден, нелеп, странен. Словно здесь побывало фантастическое существо, громадная змея или птица. Отложило яйцо, и теперь оно вызревало под туманными звездами». Это яйцо, отложенное советской цивилизацией, говорят, было разрушено ураганом; мрачная символика этого события, судя по роману «Надпись», произвела на Проханова впечатление.

Трудно понять сейчас, видно ли было это яйцо из деревни Бужарово, где, напротив церковки XIX века, в домике под ветлой, он прокуковал год с небольшим. Эта деревянная хатка, декорированная иконками и фикусами, часто возникает в текстах; опознавательный знак — свисающие с потолка беличьи хвосты, крутящиеся в теплых воздушных потоках, испускаемых печкой. Эти хвосты, словно затейливый скринсэйвер, развлекали его в минуты одиночества.