Здесь уместно, на наш взгляд, коснуться роли личности Председателя ВЧК — ОГПУ Феликса Эдмундовича Дзержинского. Сегодня некоторыми «правозащитниками» активно муссируется утверждение о том, что Дзержинский был основателем ГУЛАГа. Прямо скажем им: Дзержинский не создавал ГУЛАГ. Он скончался 20 июля 1926 года, а Главное управление исправительно-трудовых лагерей и колоний (ГУЛАГ) НКВД СССР было создано лишь в 1931 году. Резкий же рост репрессий произошел во второй половине 1930-х годов при Ежове.
Ложным также является и утверждение «правозащитников» о том, что «красный террор» в нашей стране был развязан по инициативе Дзержинского. На самом деле он был развязан в 1918 году Яковом Свердловым и Львом Троцким после убийства эсером Леонидом Канегиссером Председателя ЧК Петроградской коммуны Моисея Урицкого и в ответ на «белый террор» контрреволюции. В ходе «красного террора» было расстреляно около 500 человек — представителей старого режима, в то время как за время «белого террора» лишь за июнь — декабрь 1918 года и только на территории 13 губерний, занятых белыми, по неполным данным, было расстреляно 23 тысячи человек. И не случайно известный деятель белого движения и монархист В. Шульгин позже отмечал, что они «начинали борьбу почти что святые, а кончили — почти что разбойники».
Защитники собственных прав начисто игнорируют тот факт, что в 2000 году Главным управлением исполнения наказаний (ГУИН) Министерства юстиции Российской Федерации (ныне — Федеральная служба исполнения наказаний) была издана брошюра «Карательная политика России на рубеже тысячелетий». В ней приводится статистика, показывающая, какое число заключенных находилось в исправительных учреждениях России за сто лет — с 1898 по 1999 год. Приведем пример из этого документа.
1922 год. Ф. Дзержинский в это время являлся наркомом внутренних дел и Председателем ВЧК. Общее количество лиц, находившихся под стражей и отбывавших наказание, составляло 70 тысяч человек (на 100 тысяч человек населения приходилось 67 заключенных). И это в конце ожесточенной Гражданской войны, явившейся результатом иностранной интервенции и сопровождавшейся «белым террором», контрреволюционными заговорами и мятежами!
В 1909 году, когда министром внутренних дел России был близкий сердцу демократов «великий реформатор» Петр Столыпин, в тюрьмах и на каторге содержалось 180 тысяч заключенных (140 узников на 100 тысяч населения). Вспомним, кстати, основные составляющие столыпинской реакции: карательные отряды для подавления крестьянских восстаний; военно-полевые суды; расстрелы и виселицы (не случайно удавки для приговоренных к повешению называли тогда «столыпинскими галстуками»).
По данным упомянутой выше брошюры, в 1999 году в исправительных учреждениях России содержалось более одного миллиона человек (708 узников в расчете на 100 тысяч населения, иными словами, в 10 раз больше, чем при Дзержинском и в 5 раз больше, чем при Столыпине).
Но вернемся к теме нашего исследования.
Генрих Ягода уволил из органов госбезопасности 8100 человек, заподозренных в нелояльности к политике Сталина. Начались громкие судебные процессы над лидерами антисталинской оппозиции. Однако темпы расправы с инакомыслящими не устраивали генсека, который обвинял Ягоду в излишнем либерализме. 25 сентября 1936 года Сталин, находившийся вместе со Ждановым на отдыхе в Сочи, направил в Москву членам Политбюро телеграмму следующего содержания:
«Считаем абсолютно необходимым и срочным назначение тов. Ежова на пост наркомвнутдела. Ягода явным образом оказался не на высоте своей задачи в деле разоблачения троцкистско-зиновьевского блока. ОГПУ опоздало в этом деле на четыре года. Об этом говорят все партработники и большинство областных представителей НКВД».
Уже 26 сентября, на следующий день после получения телеграммы Сталина, наркомом внутренних дел стал секретарь ЦК ВКП(б) Николай Ежов. По совместительству за ним сохранялись посты секретаря ЦК и председателя Комитета партийного контроля. Одним из первых шагов Ежова на посту наркома стало указание о том, что органы госбезопасности должны развернуть чистку, начиная с самих себя.
18 марта 1937 года Ежов выступил на собрании руководящих работников Наркомата внутренних дел, на котором заявил, что «шпионы» заняли в НКВД ключевые посты, и потребовал «твердо усвоить, что и Дзержинский испытывал колебания в 1925–1926 годах, и он проводил иногда колеблющуюся политику». Это был сигнал о том, что репрессии коснутся и ближайших соратников Дзержинского.
Вскоре волна арестов в НКВД захлестнула и его руководящих работников. Прежде всего это коснулось лиц польской национальности. Руководством страны было выражено политическое недоверие внешней разведке.
В своих мемуарах «Разведка и Кремль» один из бывших руководителей внешней разведки генерал-лейтенант Павел Анатольевич Судоплатов писал:
«Когда арестовывали наших друзей, все мы думали, что произошла ошибка. Но с приходом Деканозова (начальник внешней разведки с 2 декабря 1938 года по 13 мая 1939 года. — Прим. авт.) впервые поняли, что это не ошибки. Нет, то была целенаправленная политика. На руководящие должности назначались некомпетентные люди, которым можно было отдавать любые приказания. Впервые мы стали опасаться за свои жизни, оказавшись под угрозой самоуничтожения собственной же системой. Именно тогда я начал размышлять над природой системы, которая приносит в жертву людей, служащих ей верой и правдой.
Я считаю Ежова ответственным за многие тяжкие преступления. Больше того, он был еще и профессионально некомпетентным руководителем…
Чтобы понять природу «ежовщины», необходимо учитывать политические традиции, характерные для нашей страны. Все политические кампании в условиях диктатуры неизменно приобретали безумные масштабы, и Сталин виноват не только в преступлениях, совершавшихся по его указанию, но и в том, что позволил своим подчиненным от его имени уничтожать тех, кто оказывался неугодным местному партийному начальству на районном и областном уровнях. Руководители партии и НКВД получили возможность разрешать даже самые обычные споры, возникавшие чуть ли не каждый день, путем ликвидации своих оппонентов».
Репрессии, охватившие страну в конце 1930-х годов, нанесли огромный ущерб и советской внешней разведке. Они серьезно подорвали ее успешную в целом работу в предшествовавшие годы. К 1938 году были ликвидированы почти все нелегальные резидентуры, оказались утраченными связи с ценнейшими источниками информации. Некоторые из них были потеряны навсегда. Порой в «легальных» резидентурах оставалось всего 1–2 работника, как правило молодых и неопытных. Аресты создавали в коллективах обстановку растерянности, подозрительности и недоверия.
За годы «ежовщины» были арестованы практически все бывшие и действующие руководители ИНО и многие ведущие разведчики.
Так, 13 мая 1937 года был арестован выдающийся организатор контрразведки и разведки Артур Артузов. 15 июня 1937 года — Станислав Мессинг, работавший тогда уже в Наркомате внешней торговли. 21 ноября 1937 года — первый начальник советской внешней разведки Яков Давтян (Давыдов). 23 ноября 1938 года — Меер Трилиссер, являвшийся к тому времени ответственным сотрудником Исполкома Коминтерна.