История похода в Россию. Мемуары генерал-адъютанта - читать онлайн книгу. Автор: Филипп-Поль де Сегюр cтр.№ 44

Гюден был перенесен в Смоленск, где сам император ухаживал за ним. Но всё было тщетно. Генерала погребли в крепости города, которому его останки делают честь. Это была достойная могила воина, хорошего гражданина, супруга и отца, бесстрашного генерала, справедливого и доброго, и в то же время честного и способного — редкое сочетание качеств в одном человеке, и притом в таком веке, когда слишком часто люди высоконравственные оказывались неспособными, а способные — безнравственными.

Случаю было угодно найти ему достойного преемника. Начальство было передано Жерару, самому старшему из бригадных генералов дивизии. Неприятель, не заметивший нашей потери, ничего не выиграл от того, что нанес нам такой ужасный удар.

Русские, изумленные тем, что нападение на них было сделано только с фронта, вообразили, что Мюрат ограничивается их преследованием по большой дороге. Они даже называли его в насмешку генералом больших дорог.

В то время как Ней бросился в атаку, Мюрат со своей конницей присматривал за его флангами. Но он не мог действовать, так как справа болота, а слева леса затрудняли его движение. Сражаясь с фронта, они оба ожидали результатов флангового движения вестфальцев под командованием Жюно.

Начиная от Стабны большая дорога, избегая болот, образованных различными притоками Днепра, поворачивает налево и, направляясь по возвышенным местам, удаляется от бассейна реки, чтобы приблизиться потом к ней там, где почва становится благоприятнее. Замечено было, что проселочная дорога, более прямая и короткая, как и все такие дороги, пролегала через болота и подходила к большой дороге позади Валутиной горы.

Жюно отправился как раз по этой проселочной дороге, перейдя реку в Прудище. Она привела его в тыл левого фланга русских. Надо было только произвести атаку, чтобы победа стала окончательной. Те, кто противостоял с фронта атаке маршала Нея, услышав, что сзади них происходит сражение, могли бы прийти в замешательство, и тогда беспорядок, возникший во время битвы в этой массе людей, лошадей и экипажей, столкнувшихся на одной-единственной дороге, бесповоротно решил бы судьбу сражения. Но Жюно, при всей своей личной храбрости, колебался в роли командира и не решался брать на себя ответственность.

Между тем Мюрат, полагая, что Жюно уже подошел, удивлялся, что не слышит его атаки. Стойкость русских, отражавших атаку Нея, заставила его подозревать истинную причину. Он покинул свою конницу и один, пройдя леса и болота, поспешил к Жюно и резко упрекнул его за бездействие. Жюно оправдывался тем, что не получал приказа к атаке. Его вюртембергская кавалерия была вялая, а ее усилия только кажущимися. Она не решалась ударить по вражеским батальонам!

Мюрат отвечал на эти слова действиями. Он сам встал во главе вюртембергской кавалерии. С другим генералом и солдаты стали другими. Он увлек их за собой, бросил на русских, опрокинул неприятельских стрелков и, вернувшись к Жюно, сказал: «Теперь завершай! Тут твоя слава, тут и твой маршальский жезл!»

После этого Мюрат покинул его и вернулся к своим отрядам, а Жюно, смущенный, остался по-прежнему стоять неподвижно. Он слишком долго пробыл возле Наполеона, деятельный гений которого входил во все подробности и всё сам приказывал, поэтому Жюно научился только повиноваться. У него не было опыта командования, а усталость и раны состарили его раньше времени.

Выбор этого генерала в качестве командующего корпусом, впрочем, никого не удивил — все знали, что император был к нему привязан по привычке. Это был старейший адъютант Наполеона, и так как с ним были связаны все его воспоминания о счастье и победах, то Наполеон не решался расстаться с ним. Кроме того, самолюбию императора льстило видеть своих близких и своих учеников во главе армий. Наконец, вполне естественно, что он больше рассчитывал на их преданность, нежели на преданность других.

Однако когда на другой день он увидел местность и мост, на котором Гюден был сражен, ему сейчас же бросилось в глаза, что вовсе не там следовало быть армии. Когда же он, воспламенившись взором, оглядел положение, которое занимал Жюно, у него вырвалось восклицание: «Вестфальцы должны были оттуда бросаться в атаку! Судьба сражения заключалась там! А что делал Жюно?..» Раздражение Наполеона было так сильно, что никакие оправдания не могли успокоить его. Он призвал Раппа и закричал ему: «Отнимите у него командование! Отошлите его из армии! Свой маршальский жезл он потерял безвозвратно! Эта ошибка может закрыть нам дорогу в Москву!» Наполеон отдал вестфальцев Раппу, чтобы тот говорил с ними на их языке и сумел заставить их сражаться.

Однако Рапп отказался занять место своего прежнего товарища. Он постарался успокоить императора, гнев которого всегда быстро испарялся, как только он изливал его в словах.

Но неприятель мог быть побежден не только на левом фланге; на правом он подвергался еще большей опасности. Мюран, один из генералов Даву, был направлен в эту сторону, через лес. Он прошел по заросшим лесом возвышенностям и с самого начала битвы находился на фланге русских. Еще несколько шагов, и он очутился бы в тылу их правого фланга. Его внезапное появление должно было неминуемо решить исход битвы и сделать победу неизбежной. Но Наполеон, не знавший местности, велел отозвать его туда, где он остановился вместе с Даву.

В армии спрашивали себя, почему император, заставивший трех отдельных военачальников, совершенно независимых друг от друга, стремиться к одной и той же цели, сам не оказался там, чтобы дать войску то необходимое единство, которое без него было немыслимо. Но он вернулся в Смоленск — потому ли, что устал, или потому, что не ждал, что произойдет серьезное сражение, или просто потому, что, вынужденный заниматься всем сразу, не мог быть нигде вовремя и не мог ничем заняться всецело. В самом деле, предшествовавшие дни подготовления к войне приостановили его работу в Империи и в Европе, а эта работа всё накапливалась. Надо было, наконец, опорожнить портфели и дать ход гражданским и политическим делам, которых накапливалось всё больше и больше. Впрочем, Наполеон сделался очень нетерпеливым, и высокомерие его росло со времени Смоленска.

Когда Борелли, помощник начальника главного штаба Мюрата, привез Наполеону известие о столкновении при Валутиной горе, император колебался, принять ли его? Озабоченность Наполеона была так велика, что понадобилось вмешательство министра, чтобы император принял офицера, привезшего ему это донесение. Однако рапорт Борелли сильно взволновал его. «Что вы говорите? — вскричал Наполеон. — Как, вам этого мало? А у неприятеля было шестьдесят тысяч войска? Но ведь это же была битва!..»

И он снова раздражался, вспоминая непослушание и бездеятельность Жюно. Когда Борелли сообщил ему о смертельной ране Гюдена, огорчение его было очень велико. Оно выражалось в многочисленных вопросах и в возгласах сожаления; затем, со свойственной ему силой духа, он подавил свою тревогу и гнев и, занявшись работой, отложил всякую заботу о битвах, так как уже настала ночь.

Однако надежда на битву все-таки не давала ему покоя, поэтому с рассветом он появился на полях у Валутина.

Солдаты Нея и дивизии Гюдена, оставшиеся без своего генерала, находились там среди трупов своих товарищей и русских солдат, на местности, изборожденной гранатами и усеянной обломками оружия, лоскутами изорванной одежды, множеством военной утвари, опрокинутых повозок и оторванных конечностей. Вот они, трофеи войны и красота поля битвы!..