Мидлмарч: Картины провинциальной жизни - читать онлайн книгу. Автор: Джордж Элиот cтр.№ 193

Карета ехала быстро, кучер привык вовсю погонять серых, ибо покойному мистеру Кейсобону всегда не терпелось поскорее вернуться к письменному столу. Ночью прошел дождь, он прибил пыль, и отрадно было катить по дороге, под синим куполом неба, высоко вздымавшимся над скоплениями облаков. Казалось, на земле, раскинувшейся под безбрежным небом, все дышит счастьем, и Доротее захотелось догнать Уилла и взглянуть на него еще раз.

А вот и он за поворотом дороги, шагает с папкой под мышкой; но уже в следующий миг, когда карета поравнялась с Уиллом и он приподнял шляпу, у Доротеи защемило сердце оттого, что она так торжествующе пронеслась мимо него. Даже оглянуться у нее не было сил. Словно какая-то бездушная толпа разделила их и погнала по разным дорогам, все больше отдаляя друг от друга, – так стоило ли оглядываться? Сделать ему какой-нибудь знак, который можно было бы расшифровать словами: «Зачем нам разлучаться?» – было так же невозможно, как остановить карету и подождать, пока он подойдет. Куда уж там, когда благоразумие обрушивало на нее сонмы причин, запрещающих даже помыслить о том, что будущее, может быть, отменит решение этого дня.

«Жаль, что я не знала прежде… Жаль, что он не узнал… мы были бы тогда счастливы, думая друг о друге, и разлука не страшила бы нас. А если бы я еще могла дать ему денег и облегчить его жизнь!» – вот мысли, которые преследовали ее настойчивее прочих. Однако при всей независимости ее суждений, светские условности так властвовали над ней, что стоило ей подумать о бедственном положении Уилла, из-за которого он и впрямь нуждается в этих деньгах, она тотчас, как положено в ее кругу, вспоминала о недопустимости более близких отношений с ним. Вот почему она беспрекословно признавала неизбежность его выбора. Мог ли он мечтать, чтобы она разрушила преграду, воздвигнутую между ними ее мужем? Могла ли она решиться разрушить ее?

Намного горше были чувства Уилла, глядевшего, как карета исчезает вдали. Любой мелочи было достаточно, чтобы вывести его из равновесия, и когда Доротея обогнала его, неприкаянного, бредущего искать удачи – которая не представлялась сейчас желанной, – самоотверженное решение показалось ему просто вынужденным, и он уже не утешался мыслью, что по собственному выбору принял его. Он ведь даже не уверен, что Доротея его любит; кто на его месте счел бы себя счастливцем по той сомнительной причине, что все страдания достались ему одному?

Вечер Уилл провел у Лидгейтов, на следующий день он уехал.

Эти мелочи значительны для маленьких людей.

Голдсмит

– Часто вы встречаетесь с высокоученым и премудрым Лидгейтом? – осведомился мистер Толлер во время званого обеда, который по обычаю устраивал на Рождество, адресуясь к своему соседу справа, мистеру Фербратеру.

– К сожалению, нет, – отозвался священник, привыкший к подтруниваниям мистера Толлера по поводу его пристрастия к новоявленному медицинскому светилу. – Живу я на отшибе, а доктор Лидгейт постоянно занят.

– В самом деле? Рад это слышать, – учтиво, но, не скрывая удивления, вмешался доктор Минчин.

– Он уделяет много времени больнице, – продолжал мистер Фербратер, по привычке пользуясь возможностью поддержать репутацию Лидгейта. – Я об этом слышал от моей соседки, миссис Кейсобон – она часто там бывает. Лидгейт, по ее словам, неутомим, Булстрод не смог бы найти лучшего врача для больницы. Сейчас он занят приготовлением новой палаты, на случай, если до нас доберется холера.

– И новых врачебных теорий, дабы испытать их на пациентах, – вставил мистер Толлер.

– Полноте, Толлер, будьте справедливы, – возразил мистер Фербратер. – С вашим умом едва ли можно не понять, как необходимы медицине, да и не ей одной, люди, которые без боязни ищут новых пугей; а что касается холерной эпидемии, то ведь из вас, врачей, пожалуй, ни один не знает, как с ней справиться. И тот, кто в неизведанной области опережает других, более всего вреда приносит себе самому.

– Тем паче, что вы с Ренчем ему многим обязаны, – обратился к Толлеру доктор Минчин. – Это ведь благодаря ему вам досталась самая завидная часть практики доктора Пикока.

– Этот ваш Лидгейт очень уж сорит деньгами для начинающего, – заметил мистер Гарри Толлер, пивовар. – У него богатая родня на севере, как видно, они ему помогают.

– Надеюсь, – сказал мистер Чичли. – В противном случае ему не следовало бы жениться на такой прелестной девушке. Как же на него не злиться, черт возьми, если он увел у нас из-под носа самую хорошенькую девушку в городе.

– Да, черт возьми! Ей нет здесь равных, – сказал мистер Стэндиш.

– Мой друг Винси не в восторге от этого брака, уверяю вас, – сообщил мистер Чичли. – И уж, конечно, от него они ничего не получат. А насколько раскошелится родня Лидгейта, не знаю. – Мистер Чичли с подчеркнутой сдержанностью ронял фразы.

– Лидгейт едва ли считает врачебную практику средством зарабатывать хлеб насущный, – не без сарказма заключил мистер Толлер, на чем и был исчерпан разговор.

Уже не впервые мистер Фербратер слышал намеки на то, что расходы Лидгейта намного превосходят его гонорары, но он надеялся, что у доктора имелись какие-то денежные ресурсы или надежды, позволившие ему устроить свадьбу на широкую ногу и не чувствовать себя в зависимости от пациентов. Однажды вечером, наведавшись в Мидлмарч, чтобы, как в старину, поболтать с Лидгейтом, мистер Фербратер обратил внимание на его ненатуральную оживленность, совершенно несвойственную этому человеку, всегда естественному – и в тех случаях, когда он хранил молчание, и в тех, когда внезапно нарушал его, высказывая осенившую его мысль. Покуда гость с хозяином находились в кабинете, Лидгейт, ни на миг не умолкая, обсуждал преимущества и недостатки ряда биологических теорий, но он не приводил тех веских доводов и умозаключений, которые, подобно вехам, возникают на пути того, кто ищет истину добросовестно и неутомимо, как и следовало ее искать, по мнению доктора Лидгейта, утверждавшего, что «в каждом изыскании должны чередоваться систола и диастола» и «мысль человека должна то расширяться, охватывая весь горизонт, то съеживаться, умещаясь на предметном столике под линзой». Казалось, в этот вечер он так разговорился, чтобы избежать упоминания о личных делах. Вскоре они перешли в гостиную, где Лидгейт, попросив жену им поиграть, молча опустился в кресло, и лишь глаза его как-то странно поблескивали. «Он выглядит так, словно принял опий, – промелькнуло в голове Фербратера, – то ли у него глаза болят, то ли неприятности с пациентами».

У него не возникло мысли, что брак Лидгейта, возможно, не так уж удачен. Как и все, он считал Розамонду милым, кротким существом, хотя и находил ее довольно скучной – ходячий образчик хороших манер; а его матушка не могла простить Розамонде того, что та, казалось, никогда не замечала присутствия Генриетты Ноубл. «Впрочем, Лидгейт полюбил ее, – мысленно заключил священник, – стало быть, таков его вкус».

Мистер Фербратер знал, что Лидгейт горд, но поскольку сам он не был гордым – и, пожалуй, не особенно радел о соблюдении своего достоинства, ибо все его честолюбие исчерпывалось стремлением не быть негодяем и глупцом, – то он и не заметил, что Лидгейт ежится, как от ожога, при каждом упоминании о его денежных делах. А вскоре после разговора за столом у Толлера священник узнал нечто, заставившее его с нетерпением поджидать случая, когда он сможет намекнуть Лидгейту, что участливый слушатель всегда к его услугам, если у доктора возникнет в нем нужда.