Мидлмарч: Картины провинциальной жизни - читать онлайн книгу. Автор: Джордж Элиот cтр.№ 115

– Тогда я останусь, – сказал Уилл, встряхивая головой. Он встал и подошел к окну, словно желая удостовериться, что дождь прекратился.

Однако тут Доротея по новой своей привычке подумала, что ее муж отнесется к этому иначе, и густо покраснела, вдвойне смутившись: она не только высказала мнение, заведомо неприятное мистеру Кейсобону, но ей еще придется объяснить это Уиллу. Немного ободренная тем, что он стоит к ней спиной, она заставила себя сказать:

– Но мое мнение тут роли не играет. Мне кажется, вы должны посоветоваться с мистером Кейсобоном. Я исходила лишь из того, что чувствую, а это никакого отношения к сути вопроса не имеет. И мне пришло в голову… может быть, мистер Кейсобон сочтет, что это было бы неразумно. Вы не подождете его возвращения?

– К сожалению, мне пора, – ответил Уилл, испуганно представив себе, что мистер Кейсобон входит в дверь. – Дождь кончился. Я просил мистера Брука не заезжать за мной. Мне приятнее прогуляться пять миль пешком. Я пойду напрямик через Холселлский луг и полюбуюсь, как блестит мокрая трава.

Он торопливо подошел к ней попрощаться. Его томило желание сказать: «Не говорите об этом мистеру Кейсобону», но он не посмел. Попросить ее покривить душой, схитрить – значило бы затуманить своим дыханием кристалл, светлой прозрачностью которого восхищаешься. И еще одна грозная опасность – самому потускнеть в ее глазах, лишиться солнечного блеска.

– Жаль, что вы не можете остаться, – грустно сказала Доротея, вставая и протягивая ему руку. У нее тоже мелькнула мысль, которую она не хотела высказать вслух. Уиллу следует как можно скорее узнать желания мистера Кейсобона! Но если бы она начала настаивать, это значило бы злоупотребить его любезностью.

А потому они сказали только «до свидания», и Уилл, выйдя на аллею, тотчас свернул с нее и быстро пошел через луг, чтобы не попасться навстречу карете мистера Кейсобона, которая, впрочем, въехала в ворота только в четыре. Это был неудачный час для возвращения домой: слишком ранний, чтобы собраться с нравственными силами для скучного переодевания к обеду, и слишком поздний, чтобы, освободив мысли от воспоминаний о тривиальных делах и пустых разговорах, еще успеть погрузиться в серьезные занятия. В подобных случаях он чаще всего опускался в кресло в библиотеке, закрывал глаза и позволял Доротее почитать ему лондонские газеты. Однако на сей раз он отказался от этого развлечения, заметив, что сегодня выслушал уже достаточно подробностей о том, что занимает внимание публики. Но когда Доротея спросила, не устал ли он, мистер Кейсобон ответил веселее обычного и добавил с тем церемонным видом, который сохранял, даже когда снимал жилет и галстук:

– Сегодня я имел удовольствие встретить моего старинного знакомца доктора Спэннинга и выслушать похвалы того, кто сам заслуженно восхваляем. Он весьма любезно отозвался о моем последнем трактате, посвященном египетским мистериям, – настолько любезно, что мне неловко повторять его слова. – Договорив последнее придаточное предложение, мистер Кейсобон оперся на ручку кресла и несколько раз кивнул – по-видимому, чтобы размять шею, а не в подтверждение сказанного доктором Спэннингом, что было бы неловко.

– Как хорошо, что вы встретились с ним! – сказала Доротея, радуясь, что ее муж выглядит оживленнее обычного. – Но до вашего возвращения я жалела, что вам пришлось сегодня уехать.

– Почему же, моя дорогая? – спросил мистер Кейсобон, вновь откидываясь на спинку кресла.

– Потому что приходил мистер Ладислав и упомянул о предложении, которое сделал ему мой дядя. Мне хотелось бы узнать ваше мнение.

Доротея чувствовала, что ее мужу это не может быть безразлично. Как ни мало знала она о мире и его делах, ей все же казалось, что предложенное Уиллу место не вполне соответствует его родственным связям, а потому у мистера Кейсобона есть право ждать, что с ним посоветуются.

– У дядюшки, как вам известно, есть множество проектов. И он, кажется, купил какую-то мидлмарчскую газету и попросил мистера Ладислава остаться здесь, вести эту газету и помогать ему во многом другом.

Говоря все это, Доротея смотрела на мужа. Сначала он заморгал, потом закрыл глаза, словно давая им отдохнуть, и крепче сжал губы.

– Так что же вы скажете? – робко спросила она после короткой паузы.

– Мистер Ладислав приезжал, чтобы узнать мое мнение? – осведомился мистер Кейсобон, чуть приоткрыв глаза и бросая на Доротею взгляд, острый как нож. Доротею этот вопрос немного смутил, но она стала только чуть серьезней и ответила сразу, не отводя глаз:

– Нет. Он не сказал, что приехал узнать ваше мнение. Но он, конечно, полагал, что я расскажу вам о дядином предложении.

Мистер Кейсобон промолчал.

– Я боялась, что вы будете против. Но ведь такой талантливый молодой человек может быть очень полезен дяде… он поможет ему делать добро более умело. И мистер Ладислав хочет найти постоянное занятие. Его винили, говорит он, за то, что он все медлил заняться делом, и ему хотелось бы остаться здесь, так как больше у него нигде никого нет.

Доротея не сомневалась, что это соображение должно смягчить ее мужа. Но он продолжал молчать, и она вернулась к завтраку у архидьякона и к доктору Спэннингу, однако эта тема уже не рассеяла туч.

На следующее утро мистер Кейсобон без ведома Доротеи отправил следующее письмо, начинающееся с обращения «Дорогой мистер Ладислав» (прежде он всегда называл его Уиллом):

Миссис Кейсобон поставила меня в известность о том, что вам предложено место, каковое вы, по-видимому, намерены принять и остаться здесь в таком качестве, которое, как у меня есть все основания утверждать, затрагивает мое собственное положение таким образом, что с моей стороны не только естественно и позволительно, если рассматривать последствия в свете вполне законного чувства, но и совершенно необходимо, если взглянуть на них в свете моих обязанностей, прямо и сразу указать, что принятие вами вышеупомянутого предложения будет для меня весьма оскорбительным. Полагаю, я обладаю тут определенным правом вето, как не стал бы отрицать ни один разумный человек, осведомленный об отношениях между нами – отношениях, которые хотя из-за ваших недавних действий и отошли в область прошлого, однако этого прошлого тем самым не аннулировали. У меня нет желания ставить под сомнение чью-либо способность суждения. Мне достаточно напомнить вам о существовании определенных общественных норм и приличий, каковые должны бы воспрепятствовать моему не такому уж дальнему родственнику более или менее заметно фигурировать здесь, заняв положение не только много ниже моего собственного, но и связанное в лучшем случае с невежественными претензиями литературных и политических авантюристов. Во всяком случае, иной исход неминуемо закроет перед вами двери моего дома. Искренне ваш

Эдвард Кейсобон.

Тем временем Доротея в полном неведении готовила новый повод для ожесточения своего мужа, сначала сочувственно, а потом и с волнением размышляя о том, что рассказал ей Уилл про своих родителей и деда с бабкой. Свободные часы она обычно проводила в зелено-голубом будуаре и не только свыклась с его старомодной блеклостью, но и полюбила ее. Внешне там все оставалось прежним, но, по мере того как лето мало-помалу воцарялось на лугах за вязовой аллеей, безликая комната одевалась отблесками внутренней жизни и словно наполнялась роем добрых (или злых) ангелов – невидимыми, но деятельными образами наших духовных побед или наших духовных падений. Доротея так привыкла в минуты душевных борений и обретения новой решимости смотреть вдаль аллеи на закатное небо в рамке темных деревьев, что вид этот исполнился особого смысла. Даже выцветший олень, казалось, глядел на нее понимающими глазами и безмолвно говорил: «Да, мы знаем». И люди на изящных миниатюрах как будто не скорбели о своем земном жребии, а с сочувственным интересом внимали ей. Даже таинственная «тетка Джулия», о которой мистер Кейсобон, когда Доротея пыталась его расспрашивать, отвечал коротко и неохотно.