Летягин постучал в калитку нужного двора.
– Кого несет? – раздался грубый голос из-за забора.
– Ты есть открывай дольче зольдат! – Летягин коверкал русский язык, чтобы было сразу и слышно, и понятно – хозяева пришли.
– Один момент! – Голос полицая сразу изменился и стал заискивающим.
Распахнулась калитка, и перед разведчиками открылось уморительное зрелище: перед ними стоял мужик в кальсонах, нательной рубахе и сапогах. В руках он держал трехлинейку – немцы вооружали полицаев трофейным русским оружием.
Увидев перед собой немецких солдат, полицай сразу опустил винтовку и принял стойку «смирно»:
– В деревне Осиновка происшествий нет!
– Зер гут! Нам нужен авто до Чаус.
– Никак невозможно, господин солдат! Нет в деревне машин.
– Немецкий зольдат деревня есть?
– Нет, господин солдат. Что им в нашем захолустье делать?
– Зер шлехт! Плехо! Лошадь давай, повозка! Но! – Летягин вытянул вперед руки – вроде как за поводья держится.
– Это можно. Завсегда рад помочь доблестной немецкой армии, – и полицай ушел на задний двор.
Разведчики уселись на лавку у ворот, и старшина вытащил из нагрудного кармана губную гармошку. Игорь удивился – где он ее только взял?
Зазвучала мелодия и оборвалась. Старшина оторвался от гармошки и шепнул Игорю на ухо:
– Лили Марлен. Очень фрицы ее любят.
А Игорь сидел и раздумывал: для полицая может показаться подозрительным – откуда это в деревне, да еще ранним утром, появились два немца? Если полицай деревенский, то это не значит, что он тупой, у деревенских мужиков хитрости и смекалки хватает. Он уже хотел поделиться опасениями со старшиной, но тут раздался стук копыт, ворота отворились, и полицай вывел под уздцы лошадь, впряженную в телегу.
– Мигом довезу, господа немцы, сидайте.
Отдохнувшая лошадь тянуло телегу бодро.
Когда они уже изрядно отъехали, Игорь попросил полицая остановиться.
– Туалет! – объявил он.
Полицай достал сложенную гармошкой газету, кисет с табаком и начал скручивать «самокрутку».
Игорь толкнул старшину локтем, и оба отошли к кустам.
– Чего тебе? – прошипел Летягин.
– Не нравится мне этот полицай!
– Что он, девка красная, что ли, чтобы нравиться тебе?
Игорь поделился своими опасениями.
– Не исключено, – посуровел старшина.
– Может, убрать его, когда к перекрестку подъезжать станем?
– В деревне видели, что он с немцами уехал.
– И что из этого следует? В лучшем случае вечером хватятся, а к немцам утром побегут.
– Надо узнать, есть ли у него семья?
– Есть, детские вещи на веревке болтались.
– Ладно, пусть пока живет, – решил Летягин. – Для нас сейчас главное – проехать первый мост. Едем, время идет.
Они вернулись к телеге. Ехать тряско и медленно, но все лучше, чем идти пешком.
Старшина пиликал на губной гармошке. Игоря это раздражало – уж больно визгливыми были извлекаемые старшиной звуки. Да и на мелодию они мало походили.
Через час полицай остановил подводу.
– Упряжь поправить надо, ослабла, – ни к кому не обращаясь, сказал он.
Спрыгнув с лошади, полицай подошел к телеге, подтянул подпругу – и вдруг сорвал с плеча трехлинейку и передернул затвор:
– А ну – хенде хох! Или вы по-русски не хуже меня говорите?
Летягин выхватил из ножен нож и, пригнувшись, метнул его в полицейского. В этот момент грянул винтовочный выстрел.
Игорю полицай не был виден из-за лошади, и он не понял – попал старшина в него или нет. Соскочив с телеги, он выхватил из кобуры пистолет.
– Володя, ты цел?
– Тьфу, сука! По-моему, он в ранец мне попал. Да спрячь пистолет, полицай уже готов. Собаке собачья смерть.
Игорь обошел подводу и увидел лежащего навзничь полицейского – нож по рукоять вошел в грудь изменника Родины.
Старшина спрыгнул с телеги, скинул ранец, откинул клапан и вытащил мешок с рацией.
– Фу, цела! А в ранце дырка!
Старшина сунул в пробоину палец:
– Сволочь! Пять сантиметров выше – и он бы в спину мне угодил! А пять сантиметров ниже – в рацию… Можно сказать – повезло.
Летягин уложил рацию в ранец и подошел к убитому. Выдернув нож из его тела, он обтер клинок о пиджак полицая. Если бы не белая повязка на левом рукаве с надписью «Полиция», то его вполне можно было бы принять за селянина.
– Так, берем эту падаль и тащим подальше от дороги – вон в те кусты.
Они взяли убитого за руки и отволокли в кусты – со стороны дороги труп не было видно. Понятно, что он завоняет уже на третий день, но их к этому времени уже и след простынет.
– Винтовочку туда же закинь…
Илья забросил трехлинейку в кусты.
– Что делать будем?
Судя по пройденному расстоянию, до Чаус осталось несколько километров.
– Разворачивай лошадь назад – она сама дорогу к дому найдет. Не привязывать же ее к дереву – жалко животину…
Игорь развернул лошадь с телегой и шлепнул ее ладонью по крупу. Та неспешно побрела назад.
С расстоянием Володя немного просчитался – только через полчаса быстрого хода показалась небольшая река, мост через нее и застава.
Когда они подошли поближе, то разглядели троих полицейских и одного немца. Полицейские проверяли прохожих и подводы, немец же, сидя на чурбане, только наблюдал за их действиями. Увидев соплеменников, он встал, застегнул верхнюю пуговицу на мундире и, когда разведчики ступили на мост, поднял руку:
– Хальт! Аусвайс!
Шаг разведчики не ускорили, шли лениво. На ходу, не торопясь, достали из нагрудных карманов солдатские книжки.
Патрульный был из фольксдойче, а проще говоря – немец из аннексированных Германией земель, может – Австрии, может – Силезии или Судет. Потому как у настоящего немца на фельдфебельских петлицах должен быть уголок серебристого цвета.
– Приятель, ты откуда? – спросил его Игорь.
Полицейские, не скрывая своего удивления, пялились на немцев. Рожи у полицаев пропитые, пальцы в лагерных наколках – наверняка из уголовников.
– Какой я тебе приятель? – буркнул патрульный.
Обычно фольксдойче службу несли ревностнее, чем истинные арийцы, – доверие фюрера надо оправдать.
– Куда идем? – продолжал патрульный.
– В Могилев, для выполнения задания командования.