Род-Айленд блюз - читать онлайн книгу. Автор: Фэй Уэлдон cтр.№ 17

Если есть тетя, может быть, заодно есть и дядя? Впрочем, вряд ли. Мужчины в моей семье имеют тенденцию таять и исчезать в ярком свете женских характеров, с которыми их сталкивает судьба. Но в этой самой Алисон не только наша кровь, ведь был же у нее и отец. Кто дал жизнь незаконному ребенку в прошлом веке, в начале тридцатых, и потом сбежал? Явно не слишком хороший человек. Но все равно, как я поняла, Фелисити хочет, чтобы я разыскала ее давно потерянную дочь, иначе не стала бы мне говорить о ней. Или не хочет?

Пожилая дама в шарфе от Гермеса и в кроссовках, сидевшая в соседнем кресле, вызвала бортпроводника. Он явился — подобострастный, недовольный, потирая ладони. На “конкорде” трудно предоставить более роскошное обслуживание, чем в первом классе обычного самолета, точно так же как первому классу обычного самолета трудно перещеголять в этом отношении первый класс дозвукового лайнера. Есть же пределы градации сортов копченой лососины, и как определить разницу между вкусом и качеством отдельных икринок в партии черной икры. Козырями в борьбе за дополнительные тысячи, которые заплатят пассажиры, служат не только скорость и удобства, нужно еще окружить их роскошью, которая посрамит соперников. Стараются составить как можно более изысканные меню, но фантазии не хватает. Обслуживающему персоналу приходится кланяться все ниже и ниже, а это тяжелая наука, и не всегда удается скрыть недовольство.

— Когда я в прошлый раз летела на этой дурацкой таратайке, в апельсиновом соке была настоящая живая мякоть. А этот, я уверена, консервированный, — пожаловалась моя соседка.

Бортпроводник ушел и в качестве доказательства принес ящик. На ящике была наклейка: “Свежевыжатый сок апельсинов высшего качества”. Она не поверила.

— Откуда я знаю, что сок именно из этого ящика, — заявила она. Бортпроводник предложил привести свидетелей, но она сказала — нет, не надо. Труппа, как она называла экипаж, будет поддерживать друг друга и врать.

— Почему вы не выжимаете апельсины прямо здесь? — возмущалась она.

Он ответил, что на “конкордах” очень мало места. Она на это возразила, что должным образом упакованные апельсины займут не больше места, чем ящики с соком. Он сказал, что нет, займут гораздо больше места, потому что апельсины круглые, а коробки квадратные. Они еще долго пререкались. Даже на “конкорде” люди ищут, чем бы им заняться. Махметр показывал 2.2 — “конкорд” превышал скорость звука более чем в два раза. Металл, которого касался мой локоть, стал неприятно горячим. Я подумала, а вдруг самолет расплавится? И высказала свои опасения бортпроводнику. Он пощупал рукой стенку, и мне показалось, что на его лице, когда-то красивом, но потерявшем привлекательность от привычки изображать угодливость и вечно недовольном необходимостью постоянно оправдываться и что-то объяснять, проступила тревога. Да и как не проступить.

— Такое иногда случается, — сказал он. — Если мы перегреемся, пилот снизит скорость.

И пока мы обменивались этими репликами, стрелка махметра быстро переместилась на отметку 1.5, и металл чуть ли не мгновенно остыл.

— Ну вот, видите, — сказал он с торжеством.

Моя соседка захрапела — спит. Я тоже уснула, и мне приснилась тетя Алисон — домашняя, уютная, как на пакетах с полуфабрикатами кексов. Она обняла меня и сказала: “Ну что ты, деточка, не плачь”. Только и всего, но когда я проснулась, по моим щекам текли слезы.

Разразился грандиозный скандал, теперь наш фильм нипочем не раскрутить — вот, оказывается, что случилось, вот почему меня вытребовали обратно. Такое не часто бывает. Сожительница и возлюбленная Оливии, Джорджия, возмущенная заявлением Оливии, что она-де не лесбиянка, а всего лишь жертва сексуального насилия со стороны школьной учительницы еще в детстве, совершила неудачную попытку свести счеты с жизнью, послав предварительно по электронной почте свою предсмертную записку в средства массовой информации, и ей вовремя сделали промывание желудка. Родители Джорджии еще пуще раздули бушующий в прессе скандал, обвинив нежную героиню нашего фильма, Оливию, в том, что она соблазнила их дочь буквально накануне ее свадьбы со священником. В отделе рекламы началась паника, она перебросилась в голливудскую студию. Оттуда прилетели представители в надежде хоть как-то приглушить скандал, а это случается только в поистине чрезвычайных обстоятельствах. Студийное начальство с удовольствием бы отрубило мне голову, заспиртовало мои мозги и превратило во что-то вроде банка памяти, чтобы иметь их всегда под рукой, но поскольку такое, увы, невозможно, пришлось тратиться на билет на “конкорд”, чтобы доставить в монтажную не только мои мозги, но и мое тело. Американцы вцепились в меня, как черт в грешную душу, и всякий раз, как Гарри закуривал сигарету, чуть не падали в обморок, а он, чтобы доставить им удовольствие, курил еще больше обычного. Американцев было двое: вострый молодой человек и еще более вострая молодая женщина с копной волос и крошечным узким личиком, бедра у нее как у истинной жительницы Лос-Анджелеса, то есть значительно шире, чем у лавирующих в толпе нью-йоркских фемин. Калифорнийцы крупнее, тамошние просторы позволяют. Недалеко Техас — в перцептуальной реальности.

В конце концов сошлись на том, что я перемонтирую любовные сцены с Лео и Оливией и покажу не лихорадку страсти, а скорее ее отсутствие, потому что оба юных героя находятся в поиске, стремясь понять, к какому полу их влечет. Мне это было легче легкого, потому что полностью соответствовало тому, что происходило между ними перед камерой. Конец изменим, отснятой пленки, к счастью, достаточно; традиционная, счастливая развязка станет менее традиционной, зато более убедительной: Оливия идет на закат со своей близкой подругой, Лео — со своим близким другом. Я сумею тактично и деликатно намекнуть, что подруги и друзья вскоре станут любовниками. Теперь фильм можно будет назвать смелым и эпатирующим; задуманный вначале как трогательная история юношеской любви, он широко раздвинет рамки современных представлений. В исламских странах Азии он не получит широкого проката, зато протестантский Запад оторвет его с руками. Представители студии были в восторге от собственного изобретения, фильм станет (цитирую) “основополагающим в новой генерации гендерного кино”. Мы пошли в кабачок (это была их идея) отпраздновать великое событие, они пили минеральную воду с газом, разжились кокаином — в Лос-Анджелесе его запасы в последнее время явно подистощились — и последним рейсом улетели домой.

Почти все радовались неожиданному повороту событий — кроме, конечно, Красснера, он кусал меня за шею, пока я занималась тем, за что мне платят, и, что греха таить, платят очень щедро. Все считали, что профессиональные принципы Красснера оказались под угрозой, хотя у меня было подозрение, что он с удовольствием посмеялся бы вместе со всеми, если б забыл, что надо блюсти репутацию. Сценарист тоже был не слишком доволен, но сценаристы вообще никогда не бывают довольны, ну и, конечно, наш продюсер Клайв, чей фильм теперь потребует дополнительных средств сверх бюджета, совсем спал с лица и пребывал в состоянии шока, но именно за это продюсерам и платят.

— Ты перегрызешь мне шею, — сказала я Красснеру. Однако мне уже почти нравился чуть потный, тревожный, преследующий, как наваждение, запах его дыхания, оно смешивалось с моим, когда он наклонялся надо мной к экрану. Черные пряди взлохмаченных волос сплетались с моими рыжими завитками, которые побеждали в любом сопоставлении благодаря одной своей массе и буйству кудрей. Когда я откидывала волосы от глаз — а мне их то и дело приходилось откидывать, — его пряди взлетали и перепутывались с моими. Между нами возникла некая близость, тем более ощутимая, что мы не провели ту ночь вместе, не пережили разочарования, пока были лишь надежды. Прежде чем появиться в монтажной, мне удалось поспать час-другой дома, постель дружелюбно пахла Красснером, и я, к своему удивлению, ничуть не рассердилась. Он оставил записку, написал, что дал коту глистогонную таблетку — это было очень мило и по-домашнему, однако одеяло не расправил. Впрочем, ведь и я его не расправляла, в тот вечер он лег в скомканную постель.