В Петербурге летом жить можно - читать онлайн книгу. Автор: Николай Крыщук cтр.№ 85

читать книги онлайн бесплатно
 
 

Онлайн книга - В Петербурге летом жить можно | Автор книги - Николай Крыщук

Cтраница 85
читать онлайн книги бесплатно

Л., с легко читаемым блеском в глазах, сказала мне на прощание:

– Знаешь, он, кажется, намекал, что я стану его любовницей.

Может быть, и не такой уж дурак этот генерал? Иначе, действительно, дался ему этот нож, который можно «метнуть одновременно»! Мне стало немного спокойнее за нашу безопасность.


21

августа

четырнадцатого

Встречи в скверах и заскверненных алкоголиками парадных. Уворованные ласки на случайных квартирах, вино на скамейках… Потрескивающие зимы, скоротечное петербургское лето, долгая осень, раздевающая жизнь до костей…

Почему же то, что зовем любовью, всегда не к месту, всегда выдворено, унижено, подпольно или опозорено? Великая, тщится пролезть сквозь игольное ушко напрасных забот и безответственного прозябания в иную, достойную ее жизнь, которой не т.

Милая, никчемная, больная – все мы обречены пережить это изнервленное, чахоточное дитя и на поминках, которые длятся годы, терпеливо ухаживать за случайными гостями.


22

августа

четырнадцатого

Многие входят и выходят. Бывает, выходят навсегда. Случается, навсегда остаются. Реже.

Почти невероятно: уходит и остается все равно. Блукает в прорехах твоего существования, которые с годами становятся больше пошива. Самый мучительный вариант.

Зато какая отрада, когда настанет час последнего путешествия и мрачный старец вынет у тебя из-под языка обол, чтобы перевезти к последнему берегу. Заждавшаяся пропажа бросится немо сквозь звенящий кустарник, чтобы уже не разлучаться.

Впрочем, это версия.


суббота

четвертое

…Помнишь ли ты, как Чехов писал своей корреспондентке, которая потом сочинила целую повесть об их никогда не существовавшей любви: «Рассказ хорош, даже очень, но, будь я автором его или редактором, я обязательно посидел бы над ним день-другой. Во-первых, архитектура… Начинать надо прямо со слов: “Он подошел к окну”… и проч. Затем герой и Соня должны беседовать не в коридоре, а на Невском, и разговор их надо передавать с середины, дабы читатель думал, что они уже давно разговаривают. И т. д. Во-вторых, то, что есть Дуня, должно быть мужчиною. В-третьих, о Соне нужно побольше сказать… В-четвертых, нет надобности, чтобы герои были студентами и репетиторами, – это старо. Сделайте героя чиновником из департамента окладных сборов, а Дуню офицером, что ли… Барышкина – фамилия некрасивая».

Милый, человеколюбивый Антон Павлович!.. И с чего это я взял, что где-нибудь на пороге опыта причастился уже мировой тайне? Смешное высокомерие. Только вот устал из-за этого раньше, чем планировал устать.

А Господь Бог между тем не устает поправлять варианты судеб, дивясь претензиям людей, которые сам же в них и вложил. И Дуня на поверку оказывается офицером, начитавшийся Шиллера студент – чиновником из департамента, а Барышкина сменила девичью фамилию на фамилию мужа и превратилась в полковую красавицу. Наш же с тобой разговор, и правда, начался с середины, и не там, и не о том, и неизвестно, чем кончится…


23

августа

тридцатого

Я видел сегодня мертвую кошку. Она пила молоко. Молоко скисло, почти створожилось. Очень обидно. Молоко скисло.

Из урны на меня посмотрел оранжевым глазом мертвый голубенок. Он был зол и себялюбив. Он боялся, что я помешаю ему доесть табачные окурки.

Сегодня в разливухе мужчины вставали лицом к стене, как перед расстрелом. Они встают так каждое утро, каждый день, каждый вечер. С перерывом на обед. Стена – ложный мрамор.

Я бродил по городу. Спасибо вам. Ваш гуманный ритуал излечил меня от жизни.

Я плавал гусем обыкновенным в городском зоопарке, и милый ребенок протягивал мне печенье. У гусей мохнатые и злые морды. Я был гусем.

Я озирал мир коленей и икр – он бездуховен и тороплив. Я щипал воздух и хмурился.

Окна ваших радостей были приветливо открыты. Из них несло шкварками и детским одиночеством. Свекровь кусала плечо невестки за то, что та использовала доску из-под мяса для нарезания лука. Пустая претензия, я – кулинар. Веки невестки были посыпаны укропом и пьяными поцелуями.

В этот час наш посол встретился с японским послом и имел беседу по интересующим их и нас вопросам.

Молодые березы шумели, тоскуя по горячим спинам.

Нет печальнее куска мяса, безнадежно застрявшего в зубах. Он подобен мечте о романтической возлюбленной, у которой ноги оцарапаны о шиповник.

Мне не хватало «раковых шеек». Я любил их в детстве.

Еще я любил мокрые крыши и запах керосина. Мне их не хватало. Ваш мир слишком совершенен.

Спасибо. Вы излечили меня от вашей жизни. Как благородное животное я оставляю вам в благодарность бесценный совет: бойтесь сквозняков. От них происходят простуды и одиночество. Бойтесь сквозняков, особенно весной – и вы будете счастливы.

Если бы вы знали, как я люблю вас. Я целую вас через марлю, чтобы не заразить своей любовью. Вот мои ключики от луноходов, танков и скорой помощи. Отдайте их своим детям. В них нет ни капли моего свободомыслия. На крайний случай промойте их в хлорке.

Запейте лимонадом предсмертный абсурд Карениной. Я люблю вас. Если бы вы знали, как я вас люблю.

Передайте это яблоко моему сыну.

Часть вторая

1

Осень

И захотел я вместе с лесом отойти на зиму. Исчезнуть вслед за последними грибами или по первому снегу. Никакого приготовления и усилия. Уйду, и всё.

Так я и засыпал – крепко, надолго, ни с кем не попрощавшись. Печка остывала вместе со мной. Казалось еще, что в кухне ходит кошка. Но кошек в доме не было.

А потом – небо. Я бежал по нему, и за мной – волчьи глаза. От страха я вновь заснул. Оглянулся – волчья стая поредела. Да и равнина стала чуть светлее. Побегу к той пасмурной деревушке, что развернулась на горизонте. К вспухшим ее, серо-лунным деревцам.

– Весна волков косит, – голос соседа за окном был раздражающ, как пробуждение посуды. Он прочищал дорогу от крыльца.

Шел снег, бесшумней и огромней, чем лапы зверя.


2

Осень

В осеннем лесу. Все время кто-то идет следом, забегает вперед, подсматривает. Ты – на негласном досмотре. Или как задержавшийся в чужой жизни гость, о котором забыли. Лес шевелится, трется о землю, чавкает и хрустит. Солнце сквозь сосны прокалывает глаза.

Глаза и уши предательствуют. Тропинки лукавят. Пропадаю.

Хватаю голубику, кидаю в рот, поспешно давлю зубами и на мгновенье оказываюсь в безопасном мире доверчивого осязания. Отравленные ягоды как-то не приходят на ум.

Вернуться к просмотру книги Перейти к Оглавлению Перейти к Примечанию