Молния Господня - читать онлайн книгу. Автор: Ольга Михайлова cтр.№ 33

— Что скажете?

— Ничего.

— По моему заданию денунциантами были проверены три факта.

— Факты?

— Вскрытие могил, отравление Марии Риано и Лучано Толино.

— И что?

— Ничего. В смысле — могилы разрыты, названные лица — мертвецы. Изложенное Клаудией приводит к мысли, что среди случаев, о которых рассказывают колдуны, некоторые достоверны, другие — только плод воображения, усугублённый воздействием ядовитых наркотических мазей, вроде видений умалишенных. И они наползают друг на друга. Эти люди сами верят в реальность неотвязно преследующих их призраков. Наконец, есть вещи, которые не случались, но и не являются плодом больного воображения, но о которых, однако, повествуют, чтобы сделать свою историю более поразительной и удовлетворить свое тщеславие, — мотив могущественный и часто заставляющий предпочитать постыдные химеры скучной истине. Мы ловили некоторых на этом. К разряду же вещей совершенно реальных следует отнести убийства людей, потому что можно быть убийцей, не будучи колдуном, употребляя смертоносные соки растений, порошки и жидкости. Но когда помрачённое ядовитыми мазями воображение самого убийцы обретает спокойствие, возможно, он начинает думать, будто использовал дьявольские приемы в своих действиях, и эта мысль овладевает его умом.

Инквизитор не разделял подобной точки зрения.

— Боюсь, вы не правы, Элиа. Всё проще. Если в человеке зарождается мысль об убийстве, он уже становится адептом дьявола. Чтобы сам не думал по этому поводу. Убивая же, он сатанеет. Для того, чтобы быть слугой сатаны, сидящего на эбеновом троне, вовсе не обязательно целовать на шабашах его детородный орган и потрошить могилы. Царство Божие внутри нас. Но и Царство сатаны — тоже не снаружи… И потому, кстати, негодяй Чиньяно — ничуть не меньшее дьявольское отродье, чем ведьма Вельо. Завтра нужно арестовать её, — закончил он отрывисто.

Но выполнить приказ инквизитора Леваро не смог. Когда отряд стражников окружил на рассвете дом Вельо — он оказался пустым. Агенты облазили все погреба и кладовые, извлекли немало смердящих порошков, таинственных отваров и мазей, от чего на три дня слёг стражник по прозвищу Пиоттино, неосмотрительно понюхавший содержимое одного горшочка, но самой ведьмы нигде не было. Причиной побега могло стать для неё известие, что в Трибунале побывал Чиньяно, узнай она о нём. Видеть негоцианта, входящего или выходящего из Инквизиции, мог кто угодно. Как бы то ни было, мерзавку упустили.

Но день спустя оказалось, что упустили не только её. В страшных корчах скончался Чиньяно, труп которого обнаружила утром возле рукомойника на кухне его жена. Она не слышала, как он поднялся и вышел, но она всегда крепко спала. Труп несчастного, и при жизни-то не блиставшего красотой, выглядел просто ужасно. Глаза выкатились из орбит, руки свело какой-то странной судорогой.

Почти весь день Вианданте, Леваро и Аллоро провели в Трибунале. Ощущение провала вызывало у Леваро — бешенство, как у пса, потерявшего след, у Гильельмо — улыбку сожаления, у Джеронимо — вялое раздражение. Когда они решили, что утро вечера всё же мудренее, направились домой. Рыночная площадь почти опустела. Элиа остановился у торгового ряда с лошадиной упряжью. Вианданте шёл за Аллоро, размышляя о возможностях выследить чертовку, когда неожиданно из-за торговой телеги, груженной дровами, выскочила крохотная тень, метнулась им наперерез и, что-то швырнув в них, ринулась бежать.

Джеронимо повезло больше, чем Аллоро. То ли потому, что он шёл, привычно закрывая лицо и не снимая капюшона, то ли порыв ветра отнёс почти всю проклятую пыль в лицо Гильельмо. Леваро, увидев тень, ринулся следом как пёс, спущенный с цепи.

Ни Джеронимо, ни Гильельмо никуда не побежали — першило в горле, резало глаза.

…Как это началось, не помнил ни Джеронимо, ни Аллоро. Кажется, их привели домой. Отяжелели ноги, и затуманило глаза. Стало страшно клонить в сон. При этом неимоверно, болезненно напряглась плоть. Напряглась не искушением, но мукой. Джеронимо не смог дойти до спальни, рухнул на лестнице в полузабытьи. Боль и страсть усиливались, надрывая душу. «Господи, что со мной, спаси и помоги, будь опорой мне и оградой, ибо не могу я устоять без Тебя… Что со мной, Господи, мой разум мутится, и глаза слепнут…» Он слышал обрывки слов суетившегося около него Леваро и тощего денунцианта, потом появилась Тереза и что-то заголосила. Что — он не понял, но его подняли и под причитания Терезы повели куда-то. Ему показалось, что он плачет, но нет: со лба градом стекал пот.

Его раздели. Он помнил ванну и вульгарный присвист денунцианта, что-то прошептавшего, склонившись к уху Леваро, но тут же получившего от того оплеуху и замолчавшего. Несмотря на прохладную воду, жар в чреслах усиливался, казалось, плоть сейчас разорвёт. Вианданте застонал, вцепившись побелевшими пальцами в края купальни, и снова послышался голос Терезы, больно прозвеневший в ушах. Элиа что-то накинул на ванну, и Тереза появилась из-за занавеса с каким-то дымящимся горшком. Он услышал слова «veratrum nigrum», чёрная чемерица. Потом сознание ненадолго покинуло его, и очнулся он уже в постели, с мокрыми волосами, почти в темноте. Попытался подняться, но неведомая сила мощно опрокинула его навзничь. Плоть чуть успокоилась, но ломота и жар перекинулись на все члены, он то потел, то начинал замерзать в ледяном ознобе. Тут дверь распахнулась, двое слуг внесли какой-то топчан, который покрыли простыней. Через минуту в комнаты внесли и Гильельмо — смертельно бледного, без сознания, в длинной рубахе, похожей на саван. Снова послышался голос Терезы, Аллоро накрыли теплым одеялом, извлеченным откуда-то из запасных кладовых экономки. Джеронимо снова попытался встать, но опять не смог. Потом к его губам поднесли что-то холодное и кислое, он скривился, но пил, питье не утоляло жажды, но кислота на губах увлажнила возникшие на них трещины.

«…Нет святости единой, если Ты отымешь руку Твою, Господи. Не пользует никакая мудрость, когда Ты оставил править. Никакая крепость не поможет, когда Ты перестал охранять. Никакое целомудрие не безопасно, когда Ты его не покрываешь. Ничтожна всякая бдительность о себе, когда нет Тебя на святой страже. Оставлены Тобою, тонем мы и погибаем, в посещении Твоем живем и воздвигаемся. Непостоянны мы, но Тобою утверждаемся; охладеваем, но Ты воспламеняешь нас…», бормотал он обессилено.

Потом появились призраки — он видел жуткую женщину-змею, изображение которой попадалось ему в монастырском книгохранилище, но лицо её напоминало совратившую его когда-то потаскушку-Бриджитту, он, пытаясь догнать и убить её, оказался на старом заброшенном кладбище. Змея нырнула в одну из могил. Потом был странный дом в городе, неприметно притаившийся в тихом тупике у речной заводи. Он увидел полного, богато одетого человека, который с презрительной гримасой разговаривал со старухой, потом бросил на её стол кошелёк, а старуха, вынув из стола восковую фигурку, побрызгав на неё чем-то, проткнула её ножом. Недоверчиво покачивая головой, человек направился к выходу. Старуха, подобострастно кланяясь, проводила его, потом, схватив ветхую корзину, устремилась по пыльной тропинке куда-то на взгорье. Потом он оказался странно зависшим над многовековым дубом, дуплистым и сморщенным, и видел, как старуха, нацарапав что-то на куске коры, сунула её в дупло… Едва она ушла, к дереву подошёл странный человек без лица, вынул кору и прочёл написанное…