Убийство императора. Александр II и тайная Россия - читать онлайн книгу. Автор: Эдвард Радзинский cтр.№ 84

Александр, приехавший недавно с фронта, все еще не мог оправиться после войны. Поднимаясь по лестнице, он «останавливался почти на каждой ступеньке и тяжело дышал», – вспоминал находившийся здесь же знаменитый юрист, Председатель Санкт-Петербургского окружного суда Кони. Кони был либералом. Такое было время – рядом с оголтелыми ретроградами соседствовали немногочисленные либералы – как воспоминание о прошлых реформах.

Вера Засулич – такова была фамилия стрелявшей двадцативосьмилетней девушки.

Ее история весьма типична. Родилась, конечно же, в дворянской семье (как и большинство революционеров). Окончила немецко-французский пансион в Москве и там же познакомилась с идеями народников. В 17 лет приняла решение посвятить свою жизнь служению народу и революции. Засулич переезжает в Петербург. Работает в переплетно-брошюровочной мастерской, чтобы трудиться вместе с рабочими, преподает в школе для рабочих. Во время студенческих волнений 1869 года познакомилась с Нечаевым, который тщетно пытался вовлечь Засулич в свою организацию, – она не поверила в нечаевские идеи.

Тем не менее это знакомство закончилось для нее плачевно – заключением в Петропавловскую крепость. Потом – ссылка, переход на нелегальное положение…

Прочитав в газете об издевательстве над народником Боголюбовым, она начала готовить покушение на Трепова.

Как выяснится много позже, выстрел Засулич должен был иметь продолжение. В этот день было решено публично отомстить еще одному преследователю народников – прокурору В. Желяховскому (товарищу обер-прокурора Сената).

Он выступал обвинителем на «Процессе 193-х» народников. И в то время как Засулич отправилась стрелять в Трепова, ее подруга Мария Коленкина, вооруженная таким же револьвером «Бульдог», отправилась казнить Желеховского. Так что это была продуманная большая террористическая акция. И обе женщины стояли у истока будущего великого террора.

И когда Засулич поджидала в приемной градоначальника, Коленкина позвонила в квартиру Желеховского.

Дверь открыл лакей. Она попросила позвать прокурора.

В это время в дверях передней появились жена и дети Желеховского. И она поняла, что придется стрелять в прокурора в их присутствии… Коленкина молча повернулась и ушла. Террор только начинался. Они еще не научились убивать в присутствии детей.

Очень повезло и Трепову. В него выстрелила женщина, стрелявшая впервые, страдающая от необходимости стрелять в человека. А в это время множество молодых людей, умеющих стрелять отлично, готовились расправиться с градоначальником. «Дикий поступок Трепова с Боголюбовым был последней каплей, переполнившей чашу горечи, как в моей душе, так и в душах товарищей», – писал будущий удалой террорист народник Николай Морозов. И он готовился застрелить Трепова. Решил отомстить за Боголюбова обучавшийся прежде в военном училище народник Александр Баранников. Покушение на Трепова готовилось целой группой народников под руководством Михаила Фроленко.

И все эти люди не сплоховали бы. Недаром они вскоре станут героями русского террора. Так что выстрел Засулич… спас жизнь градоначальнику.

Дело представилось государю совершенно ясным. Тем более что сама Засулич ничего не отрицала: да, стреляла в градоначальника, находившегося при исполнении обязанностей. И было совершенно понятно, как решит ее судьбу суд присяжных.

Так что не было никакого смысла передавать дело в Особое присутствие Сената. Наоборот, Александр хотел, чтобы несостоявшуюся убийцу-нигилистку осудили публично.

31 марта должен был начаться процесс по делу Засулич в Петербургском окружном суде – при открытых дверях. Вести процесс должен был Председатель суда А.Ф. Кони. Перед началом процесса министр граф Пален пригласил к себе Кони. Он предупредил его: «По этому делу правительство вправе ждать от суда и от вас, Анатолий Федорович, особых услуг».

Либерал Кони ответил достойно: «Позвольте напомнить вам, граф, слова французского юриста, обращенные к королю, также попросившему его об услуге: «Ваше Величество, суд не оказывает услуг, суд выносит приговоры».

Пален не зря просил Кони. Дело, которое казалось таким ясным, все больше внушало тревогу. Стать обвинителем на процессе Веры Засулич один за другим отказались все известные прокуроры. В результате обвинять Засулич согласился только товарищ прокурора К.И. Кессель, весьма посредственных способностей. В то время как никто не хотел выступать на стороне власти, все адвокатские светила предлагали взять на себя защиту Веры Засулич. Выступление в роли защитника этой несостоявшейся убийцы (как и защита народников на «Процессе 193-х») сулило адвокату всероссийскую славу. Так стало модно быть против власти.

И это был тревожнейший симптом.

Защитником Засулич стал Петр Александров, выдающийся судебный оратор, блестяще защищавший народников на «Процессе 193-х».

Наступил день оглашения приговора – утро 31 марта 1878 года.

А.Ф. Кони, как он сам вспоминал, «провел эту ночь почти без сна». Возле здания суда – на Литейном и на Шпалерной – собрались огромные толпы людей, не попавших в зал, масса учащейся молодежи. У входа в суд и у ворот примыкающего к нему дома предварительного заключения – большие наряды полиции и жандармерии.

Судебный зал переполнен. И все это по преимуществу великосветская публика. На местах VIP – за судейскими креслами – сам канцлер, светлейший князь А.М. Горчаков, государственный контролер граф Д.М. Сольский, товарищ генерал-фельдцейхмейстера (то есть начальника артиллерии) граф А.А. Баранцов, председатель департамента экономии Государственного Совета А.А. Абаза, бывший петербургский генерал-губернатор светлейший князь А.А. Суворов, члены Государственного Совета… В первом ряду сидел военный министр граф Д.А. Милютин, генералы и офицеры. На местах для прессы – Федор Михайлович Достоевский и весь цвет русской журналистики.

Адвокат Александров ловко использовал право отвода присяжных. В результате большинство присяжных заседателей составили средние и мелкие чиновники – либеральная часть бюрократии.

Выступая перед ними, П.А. Александров высказал мысли весьма удивительные в судебном заседании. Он сказал:

«Физиономия государственных преступлений нередко весьма изменчива. То, что вчера считалось государственным преступлением, сегодня или завтра становится высокочтимым подвигом гражданской доблести. Государственное преступление нередко… проповедь того, что еще недостаточно созрело и для чего еще не наступило время. Все это, несмотря на тяжкую кару закона, постигающую государственного преступника, не позволяет видеть в нем презренного, отвергнутого члена общества, не позволяет заглушить симпатий ко всему тому высокому, честному, дорогому, разумному, что остается в нем вне сферы его преступного деяния».

Не забыл и о чувствительном.

«…Да, мучителям Боголюбова нужен был стон не физической боли, но стон поруганной человеческой души, удушенного, униженного и раздавленного человека… Российский апофеоз розги торжествовал!»