Гений зла Гитлер - читать онлайн книгу. Автор: Борис Тененбаум cтр.№ 52

Фильм финансировался НСДАП и делался с большим размахом. В распоряжении Лени Рифеншталь было добрых три дюжины камер и множество помощников, съемки велись сразу с нескольких точек и даже с дирижабля. Из отснятых многих сотен часов она средствами монтажа и музыки сделала нечто гениальное – это поистине шедевр [2].

Он начинается вступительным титром:

«20 лет после начала мировой войны… 16 лет после начала немецкого горя… 19 месяцев после начала германского возрождения…»

А завершается речью Гесса:

«Партия – это Гитлер! Гитлер же – это Германия, так же, как и Германия – это Гитлер!»

А между этим началом и этим концом – действие. Могучие колонны штурмовиков, застывших в безупречном порядке, лица людей, исполненных надежды и восторга, речи соратников вождя Рудольфа Гесса, Бальдура фон Шираха, Йозефа Геббельса, Юлиуса Штрейхера – он говорит о том, что в германских сердцах нет классовых различий. А Геббельс говорит, что хорошо обладать властью, основанной на диктатуре, но еще лучше завоевывать сердца людей – и не терять их.

И над всем этим – Адольф Гитлер. Вождь, фюрер, в котором воплотилась Германия.

Воздействие фильма на зрителей так велико, что даже сейчас, через многие годы после крушения Третьего рейха в Германии его разрешено показывать «только в просветительских целях и с обязательным вступительным словом киноведа или историка».

Автор фильма, Лени Рифеншталь, в 1935 году говорила, что хотела создать не сухой репортаж, а нечто художественное:

«Нигде в мире государство не занималось в такой степени вопросами кино. Это его [государства] лицо, которое обращается к нам, его фюрер и его соратники. Весь народ узнает в нем самого себя».

Весной 1936 года ее художественное видение стало реальностью.

II

Люди были просто вне себя от счастья. Тревога – а не приведет ли смелый шаг фюрера к войне – куда-то испарилась. Выборы, проведенные в самом конце марта 1936 года, были чистой формальностью, в списках кандидатов так или иначе был только один партийный список, но победный результат в 98,9 % явно не был сфабрикованной фальшивкой. За Гитлером действительно шло подавляющее большинство – он вернул стране гордость:

«Германия вставала с колен…»

Триумф в Рейнской области повлиял и на Гитлера. Это отмечают многие люди, бывшие в то время в его окружении, – он еще больше, чем раньше, уверился в собственной непогрешимости. Видно это и из его речей. Выступая в Нюрнберге на очередном партийном съезде, Адольф Гитлер говорил о себе в совершенно евангельских тонах – он был Спасителем Германии, избранным свыше:

«…то, что вы нашли меня среди стольких миллионов, – это чудо нашего времени. И то, что я нашел вас – счастье для Германии» [3].

В НСДАП давно существовал культ фюрера. Ему были подвержены такие разные люди, как Рудольф Гесс и Грегор Штрассер. Но если Гесс был настолько поглощен обожествлением своего кумира, что в «ночь длинных ножей», не разбирая ни причин, ни следствий, вызвался самолично пристрелить всякого, на кого пал его гнев, то Грегор Штрассер, отмечая, что фюрер неорганизован, беспорядочен и совершенно не способен к систематической работе, признавал за ним удивительную, поистине звериную интуицию. Как говорил Штрассер:

«Раз за разом интуиция подсказывала Гитлеру внешне нелогичные, но единственно верные шаги» [4].

По-видимому, похожие чувства начали испытывать по отношению к Гитлеру и многие люди из высшего генералитета, и из чиновников государственных служб, и из состава МИДа. До марта 1936-го к нему относились скорее настороженно, как к демагогу, управляющему настроением масс.

Но его «смелый шаг за Рейн» это впечатление поменял.

Достигнутый результат выходил за пределы демагогии – он кардинально поменял настроения в стране. Помогла этому еще и летняя Олимпиада в Берлине. В течение двух недель столица Германии была в центре внимания, и оказалось, что мировой праздник спорта проведен превосходно, с выдумкой и размахом.

Адольф Гитлер в роли радушного хозяина тоже выглядел хорошо – он просто излучал добрую волю. Германия хотела только «мира и равноправия». С Англией говорили очень примирительно. Франции были сделаны самые широкие предложения по установлению прочного мира – например, говорилось о соглашении по взаимной демилитаризации границ, ограничении производства тяжелой артиллерии и военной авиации.

Даже антиеврейская кампания на время Олимпиады оказалась приглушена.

Все это влияло и на консерваторов в самой Германии, людей старого закала, сторонников Гинденбурга. Теперь они видели в Гитлере государственного деятеля. Да, конечно, ему многого не хватало с точки зрения культуры и воспитания, и манеры у него были странные, и методы работы выглядели очень уж нетрадиционно по сравнению с устоявшимися традициями прусской государственной машины, но он добивался результатов, которых не смогли достигнуть ни Брюнинг, ни Франц фон Папен.

Рейхсканцлеры Веймарской республики выглядели по сравнению с Гитлером жалкими карликами.

Наконец, многие деятели культуры вообще видели в успехе Адольфа Гитлера некую тенденцию – он отражал дух времени. Так сказать, человек из народа. Интуиция художника вместо беспомощного рационального суждения. Облагораживающее воздействие варварства, припадание к корням истинного германизма, не испорченного излишней культурой, очищение германского духа от чуждых ему элементов – в конце концов, разве не к этому звали лучшие люди Германии?

Однако тезис, высказанный выше, встретил и возражения. Сильным диссонансом ему прозвучали слова, сказанные в Швейцарии.

Хотя казалось бы – при чем тут Швейцария?

Hy как сказать. Германский мир не ограничивался только Германией, а Швейцария – страна в большой степени немецкоязычная. Большинство граждан Швейцарской Конфедерации говорят на немецком, саму Германию где-нибудь в Цюрихе могут назвать «Большим кантоном», одни и те же книги читаются по обе стороны границы, и так далее.

Так что когда редактор «Новой цюрихской газеты» Эдуард Корроди решил на страницах своей газеты поговорить о германской культуре, это было делом вполне обычным. Острых политических вопросов он не касался, личность главы германского Рейха никак не обсуждал, а просто сообщил своим читателям, что новый режим особого вреда германской литературе не причинил – «изгнали-то в основном одних евреев».

Но на это скромное заявление неожиданно последовал громкий ответ, сделанный, можно сказать, политэмигрантом.

Томас Манн, лауреат Нобелевской премии по литературе, зимой 1933 года, во время прихода национал-социалистов к власти, был вместе с женой за границей, в Швейцарии. И он, подумав, в Германию не вернулся.

В результате, так как он отказался принести присягу на верность новому режиму, его исключили из Прусской академии наук. Но книг Томаса Манна на площадях не жгли и имя его на страницах «Дер Штюрмера» не трепали. Да и он вплоть до 1936 года от всяких громких заявлений в адрес национал-социализма тоже воздерживался.