Пятьдесят лет назад, когда колумбийская пресса была в авангарде среди стран Латинской Америки, в стране не было факультетов журналистики. Профессию постигали в редакциях газет, в типографиях, в простых кафе, а также на пятничных вечеринках. Ведь журналисты всегда были вместе, делились друг с другом всем и были настолько фанатично преданы своей профессии, что говорили исключительно о ней. Работа подразумевала дружбу внутри своей группы, которая временами даже не оставляла места для личной жизни. Человечество для нас делилось на тех, кто учился на этих передвижных и страстных круглосуточных кафедрах, и тех, кому было скучно говорить всегда об одном и том же, кто лишь хотел стать журналистом или воображал себя таковым, но на самом деле не являлся им.
В то время единственными средствами массовой информации были радио и газеты. Радио долго не могло наступить на пятки печатной прессе, но когда у него появилось собственное лицо, оно настолько ошеломило, что моментально переманило аудиторию у печатных изданий. Телевидение тогда уже возвестило о себе как о волшебном изобретении, которое вот-вот должно появиться, но все никак не появится, хотя его нынешнее господство было трудно даже вообразить. Международные звонки тогда можно было сделать только через телефонисток, и то не всегда получалось. До изобретения телетайпа и телекса единственными способами сообщения с людьми в других городах и странах были почта и телеграф. Между прочим, их сообщения всегда доходили до адресата.
Оператор радио с призванием мученика должен был поймать новости мира среди космических шумов, в то время как редактор-эрудит компоновал их со всеми подробностями подобно реконструкции скелета огромного динозавра по одному позвонку. Запрещалась только интерпретация, бывшая священной привилегией главного редактора, — предполагалось, что редакторские статьи были написаны именно им, пусть даже это было и не так, почти всегда чистая каллиграфия заменяла неразборчивый почерк. Великие главные редакторы, такие как дон Луис Кано из «Эль Эспектадор», или широко известные обозреватели, такие как Энрике Сантос Монтехо (Калибан) из «Эль Тьемпо», имели своих собственных линотипистов для расшифровки почерка. Самым сложным и престижным разделом газеты была редакционная статья, ведь в те времена политика являлась невралгическим центром работы журналиста и сферой ее, газеты, наибольшего влияния.
Журналистику изучают, занимаясь журналистикой
Журналистика ограничивалась тремя большими разделами: новости, хроника и репортажи, а также редакционные статьи. Интервью еще не стало привычным жанром, живущим собственной жизнью. Его использовали исключительно как сырье для репортажей и хроник. Поэтому до сих пор в Колумбии принято говорить «репортаж» вместо «интервью». Самой неполноценной должностью в газете была репортерская, ибо она подразумевала быть подмастерьем и грузчиком. Оттуда надо было подниматься до капитанского мостика по лестницам верной службы и многолетних каторжных работ. Время и сама работа показывают, что нервная система журналистов движется против течения.
Для вступления в братство было достаточно желания стать журналистом, но даже дети владельцев семейных газет, составлявшие большинство, должны были доказать на практике свои способности. Все объяснял девиз: «Журналистику изучают, занимаясь журналистикой». В газеты приходили провалившиеся студенты с разных факультетов, даже совсем иных специализаций, либо студенты в поисках работы, чтобы завершить свою учебу, а также представители других профессий, поздно обнаружившие свое настоящее призвание. Надо было иметь закаленную душу, ибо вновь прибывшие проходили через ритуалы инициации, словно на военно-морском флоте: жестокие насмешки, ловушки для проверки на сообразительность, быстроту реакции и хитрость, обязательное переписывание текста в агонии последних минут — великое творческое начало шутника. Эта школа была своеобразной фабрикой, которая безошибочно информировала и воспитывала, учила иметь свое мнение, работая в обстановке сотрудничества на принципах морали. Опыт показывал, что все можно было освоить в ходе работы при наличии сознательности, чувствительности, выдержки и порядочности журналиста. Сама журналистская практика требовала наличия определенного культурного уровня, а атмосфера на работе способствовала его поддержанию. Чтение было профессиональной дурной привычкой. Самоучки обычно любознательные и шустрые — и в наше время этих качеств с лихвой хватало для возвышения самой лучшей профессии в мире, как они сами называли журналистику. К примеру, Альберто Льерас Камарго, всю жизнь бывший журналистом и дважды — президентом Колумбии, не имел даже степени бакалавра.
С тех пор кое-что изменилось. В Колумбии сейчас в ходу около двадцати семи тысяч журналистских удостоверений, но большинство из них не принадлежит практикующим журналистам, они используются лишь для получения официальных привилегий: чтобы не стоять в очередях, бесплатно пройти на стадион или попасть на другие воскресные развлечения. Однако подавляющее большинство журналистов, в том числе и некоторые очень известные, выдающиеся, не имеют, не хотят иметь, да и не нуждаются в этих удостоверениях. Эти карточки придумали в то же время, когда были созданы факультеты журналистики, что стало реакцией на резонансный факт отсутствия академических основ у журналистики. Многие профессионалы не имели диплома, а если и имели, то в какой угодно сфере, кроме своей.
Студенты, преподаватели, журналисты, управляющие и администраторы, у которых я брал интервью для этой статьи, говорили об удручающей роли журналистской школы. «Заметно безразличие к теоретическому мышлению и концептуальным формулировкам», — отметила группа студентов, готовивших дипломы. «Часть ответственности за это несут преподаватели, которые навязывают нам обязательные тексты и фрагменты книг, злоупотребляя ксерокопиями отдельных глав книг и не предлагая ничего собственного». Они заключили, к счастью, больше с чувством юмора, чем с горечью: «Мы являемся профессионалами ксерокса». Сами университеты признают вопиющие недостатки академического образования, особенно в области гуманитарных наук. Студенты заканчивают бакалавриат, не умея редактировать, имея большие пробелы в грамматике и орфографии, а также сложности с пониманием и осмыслением текста. Многие выходят из университета такими же, какими они туда поступили. «Они в тюрьме поиска легких и бездумных путей, — сказал один преподаватель. — Когда им предлагаешь переделать и переосмыслить свою же собственную статью, они отказываются». Принято думать, что единственным интересом студентов является профессиональная работа как самоцель, в отрыве от реальности и жизненных проблем, а стремление быть главным действующим лицом для них важнее, чем внутренняя необходимость исследовать и работать. «Высокий статус для них — главная цель профессиональной жизни, — заключает университетский преподаватель. — Они не очень заинтересованы быть самими собой, духовно обогатиться в профессиональной практике, а хотят лишь окончить институт, чтобы улучшить свое социальное положение».
Большинство опрошенных студентов чувствуют себя разочарованными в учебе, они открыто обвиняют преподавателей в том, что те не воспитали в них достоинств, которые теперь от них требуются, в первую очередь любопытства к жизни. Одна выдающаяся журналистка, неоднократно получавшая премии, выразилась еще точнее: «Считается, что к моменту окончания бакалавриата студент должен научиться исследовать в разных областях и узнавать, что его в них интересует. Но на самом деле все по-другому: надо просто уметь хорошо повторить все, чему тебя учили, чтобы сдать экзамены». Некоторые считают, что массовость испортила образование, что школы были вынуждены следовать порочному пути лишь передавать информацию вместо формирования личности, что сегодняшние таланты — это результат индивидуальных усилий отдельных людей и даже борьбы против школы. Также думают, что очень мало преподавателей в своей работе делают упор на способности и призвание своих студентов. «Это трудно сделать, потому что обычно преподавание сводится к повторению повторенного, — заметил один учитель. — Простая неопытность, непосредственность предпочтительнее закостенелости преподавателя, который двадцать лет читает один и тот же курс». Результат весьма печален: молодые люди выходят из университетов с иллюзиями, что у них вся жизнь впереди, но становятся журналистами только тогда, когда получают возможность изучить все заново на практике в журналистской среде.