Мои печальные победы - читать онлайн книгу. Автор: Станислав Куняев cтр.№ 142

Так что Пушкин и его гениальные современники были поставлены, говоря нынешним языком, в положение «маргиналов»… Не напоминает ли нам эта картина сегодняшнее время, если вспомнить судьбы Георгия Свиридова, Юрия Кузнецова, Николая Тряпкина, Александра Панарина?..

Рыночные нравы, хлынувшие в 30-е годы XIX века в русскую журнальную и газетную жизнь из буржуазной Европы, озадачили и даже испугали Пушкина. Почти за два века до господства телевизионных сериалов, детективов, женских романов и прочего «мыла» он почувствовал тлетворный запах перемен и бросил в лицо этой многоликой бесовщине перчатку:

«Явилась толпа людей темных с позорными своими сказаниями, но мы не остановились на бесстыдных записках Генриетты Вильсон, Казановы и Современницы. Мы кинулись на плутовские признания полицейского шпиона и на пояснения оных клейменого каторжника. Журналы наполнились выписками из Видока. Поэт Гюго не постыдился в нем искать вдохновений для романа, исполненного огня и грязи. Недоставало палача в числе новейших литераторов. Наконец и он явился, и к стыду нашему скажем, что успех его «Записок», кажется, несомнителен».

Не в бровь, а в глаз – сказано о нашем сегодняшнем книжном и гламурном рынке. В другой своей записи о зловонном потоке, текущем в Россию с Запада, отчаявшийся Пушкин, сам настрадавшийся от цензуры, поневоле воззвал к ней: «Не должна ли гражданская власть обратить мудрое внимание на соблазн нового рода, совершенно ускользнувший от предусмотрения законодательства».

Сказано как будто о нашем времени, ежели вспомнить, что Дума российская много лет не может даже сформулировать, что такое порнография, и никакого толкового сопротивления всяческим (позвольте, скажу грубым блатным языком) «отвязанным сукам» оказать не может. А Пушкин – сопротивлялся по-своему, по-пушкински. Он на вызов «цивилизованной черни» ответил «Памятником»:

Я памятник воздвиг себе нерукотворный,

К нему не зарастет народная тропа.

Вознесся выше он главою непокорной

Александрийского столпа.

Вот в чем он увидел спасение от «рыночной демократии», от «пипла, который хавает», – в народной тропе.

Из языка нынешних политиков, столпов «желтой прессы» и телевизионных шоуменов исчезло простое и древнее слово «народ». Они брезгуют этим словом, стесняются и не любят его. Их демократическим вкусам «любезен» «электорат». А мы в «Нашем современнике» спасали пушкинскую суть и честь народного слова, публикуя жизнеописания Есенина и Шолохова, Павла Васильева и Николая Клюева. Это – в последние 15 лет. А если оглянуться на 60 – 80-е годы, то как не вспомнить великую деревенскую прозу: «Царь-рыбу» Астафьева, «Прощанье с Матерой» Распутина, «Лад» Белова, «Калину красную» Шукшина. Именно эти вехи обозначили «народную тропу» журнала. Благодаря им мы стали самым востребованным литературным журналом для читающей России. Мы не позволили оттеснить наших лучших писателей в «маргинальный» угол. Вот почему благодарные читатели даже в наше враждебное культуре время каждый год присылают в редакцию около трех тысяч писем – из разных мест, куда доходит журнал: от самого северного в России Трифонов-Печенгского монастыря до русского Крыма, от белорусской Гомельщины до магаданского поселка Синегорье… Разве поток этих писем не есть «народная тропа»?

Наш умный, страстный, жаждущий веры и справедливости читатель стал желанным коллективным автором журнала. Два раза в год мы щедро даем ему слово, чтобы в этом стихийном, искреннем многоголосье уловить смысл нынешней народной жизни, понять народную правду и нащупать ответную тропу к ней.

* * *

Многослойный историзм Пушкина, вершин которого он достиг в «Борисе Годунове» и «Капитанской дочке», был не понят «образованщиной» той эпохи. Катенин объявлял пушкинскую трагедию «нулем», Кюхельбекер поставил ее ниже фальшивых пьес Кукольника, журналист Надеждин издевался над поэтом в «Телескопе»:

«Бориса Годунова»

Он выпустил в народ,

Убогая обнова,

Увы! на новый год.

Впрочем, Пушкин все это предвидел:

Услышишь суд глупца и смех толпы холодной,

Но ты останься тверд, спокоен и угрюм.

Подобно «холодной толпе» тех лет наша новолиберальная чернь не прочитала историческую эпопею Ирины Владимировны Римской-Корсаковой «Побежденные», прошла мимо леоновской «Пирамиды», не заметила личутинского «Раскола», брезгливо отвернулась от блистательных повестей Проханова «Идущие в ночи» и «Чеченский блюз»… А ведь все эти произведения, печатавшиеся в журнале, каждое по-своему продолжает традицию пушкинской исторической прозы. В них народные и государственные начала ищут союза и равновесия, а если находят его в роковые минуты истории, то творец может с облегчением вспомнить заветные слова: «Окрепла Русь, так тяжкий млат, дробя стекло, – кует булат». Верим, что история не прекратила течение свое, что мы еще услышим звон, летящий с этой волшебной пушкинской наковальни.

Пушкин – волшебный историк. Даже в курьезах и в частностях исторической жизни он своим пером мог пролить свет на самые темные загадки бытия.

В 2003 году вся наша либеральная пресса дружно отмечала зловещий юбилей знаменитого «дела врачей-отравителей», возникшего в начале 1953 года. Кого только не клеймили историки и борзописцы желтой прессы, кого только не объявляли ее вдохновителем – одни Сталина, другие Берию, третьи Абакумова.

Одна из революционных фурий мошеннического августовского переворота 1991 года Мариэтта Чудакова в статье «Был август или еще только будет?» («Знамя», № 8, 2006 г.) не смогла обойти этого сюжета. С отчаяньем пишет она о том, как «август» стал сдавать свои позиции: «Сначала робко, а затем потоком покатились публикации о том, что Тимашук была честным врачом, несправедливо гонимым сначала будущими «убийцами в белых халатах», а затем Хрущевым…»

Но я бы посоветовал Чудаковой открыть томик Пушкина и перечитать «Скупого рыцаря» – сцену, где ростовщик рекомендует рыцарю Альберу обратиться к аптекарю Товию за чудодейственными каплями:

ЖИД

В стакан воды подлить… трех капель будет,

Ни вкуса в них, ни цвета не заметно;

А человек без рези в животе,

Без тошноты, без боли умирает.

АЛЬБЕР

Твой старичок торгует ядом.

ЖИД

Да —

И ядом…

Так вот кто первым сочинил версию о «врачах-отравителях» – Пушкин! Но как зловеще шутит история: оказывается, в ведомстве Генриха Ягоды была секретная лаборатория, которой руководил потомок и ученик средневекового аптекаря Товия – медик Григорий Майрановский [161] .