Радигост и Сварог. Славянские боги - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Серяков cтр.№ 42

Те, кто [отличается] здесь благим поведением, быстро достигнут благого лона — лона брахмана, или лона кшатрия, или лона вайшьи. Те же, кто [отличается] здесь дурным поведением, быстро достигнут дурного лона — лона собаки, или лона свиньи, или лона чандалы» (Упанишады, кн. 3, Чхандогья Упанишада, М., 1992, с. 100–101).

То, что благодаря сожжению душа умершего попадала прямиком в рай, очевидно, предполагало ее восприятие в качестве некоего огненного начала, которое огонь погребального костра освобождал из смертной оболочки тела. Сравнительное языкознание позволяет отнести возникновение данных взглядов еще к эпохе индоевропейской общности: др.-инд. dhava — «человек», «мужчина», но и.-е. dhau — «гореть»; лат. vir «человек», «мужчина», но и.-е. uer «гореть», «огонь»; тох. А atal «человек», но и.-е. ater «огонь»; др.-англ. haelep «человек» < и.-е. kel «гореть» + др.-англ. ad «огонь», «костер» (Маковский М. Сравнительный словарь… с. 387). Действительно, подобные представления имели место, о чем свидетельствует в нашем языке такое выражение, как «погасла жизнь», а возникновение или прекращение человеческих чувств, таких как любовь или ненависть, описывались в терминах возгорания или угасания. «Еще яснее, — пишет А. Н. Соболев, — связь понятий огня и жизни становится для нас в слове «воскресать», которое образовалось от старинного слова «кресъ» — огонь (кресало — огниво, кресати — высекать искры, «кресник» — июнь, то есть месяц огня) и буквально значит: возжечь пламя, а в переносном смысле: восстановить погасшую жизнь. Доказательство нашей мысли, что предок представлял себе душу в образе огня, мы можем усматривать из тех эпитетов, которые мы даем душевным движениям, — так, чувству мы даем эпитеты: горячее, пылкое, теплое; о любви, вражде и злобе выражаемся, что они возгорелись и погасли» (Соболев А. Н. Мифология славян. Загробный мир по древнерусским представлениям, СПб., 2000, с. 54–55). В соответствии с мировоззрением славян с самого момента рождения душа человека соотносилась с огненным началом: «Связь новорожденного с домашним очагом зафиксирована в украинской поговорке: «У печурце родився». Этим поверьям некогда соответствовали обычаи, обусловленные семантикой родильной обрядности: только что появившегося на свет младенца полагалось подержать какое-то мгновением над огнем, или поднести его к устью печи, или обойти с ним на руках (обычно это делала кормилица) вокруг домашнего очага, после чего он посвящался в члены рода и получал право наследования отцовского имущества» (Криничная Н. А. Русская народная мифологическая проза. Истоки и полисемантизм образов, т. 1, СПб., 2001, с. 198). То же самое мы видим и в Кадниковском уезде: «При рождении, как только родят ребенка, подносят его к устью печи» (Неуступов А. Д. Следы почитания огня в Кадниковском уезде // ЭО, 1913, № 1–2, с. 246). На связь жизни с огнем в представлении восточных славян красноречиво указывает и украинская сказка «О куме Смерти». «Смерть, — говорит сказка, — жила пид землею, здоровецка хата уся була освичена свичками». Пришедший к ней в гости кум спрашивает ее о таком обилии свечей. Смерть объясняет ему: «Каждый человек, який тилько jе на свити, мае тут свою свичку; як вин тилько родыцьця — свичка запалюетця, як свичка гасне — вин умирае» (Соболев А. Н. Мифология славян. Загробный мир по древнерусским представлениям, СПб., 2000, с. 54–55). Поскольку Смерть живет в этой сказке под землей, можно предположить, что она живет в темноте. С другой стороны, как показывает материал русских загадок, звезды ночного неба также представлялись народному сознанию горящими свечами. Как следует из легенды «Как мужик с Николой путешествовали и что они видели», записанной в Череповецком уезде Новгородской губернии, подобные же представления бытовали и у русского народа. По просьбе мужика Николай Чудотворец показал ему его будущее на том свете: «Долго они брели по незнакомой лесистой местности и подошли к такой большущей комнате, что и конца-краю не видать. В комнату вели двери, они были заперты. Но по слову святого Николая двери сами отворились. «Иди в горницу, — говорит святой Николай, — погуляй там, а я приду за тобой». Пошел Фалалей, и дверь за ним сама затворилась.

Огляделся мужик и видит, что к потолку лампадки навешаны. Их так было много, что, кажись, считай целый век, так и то не сосчитаешь. Одна лампадка только дымилась: масло все выгорело, другая уже погасла: масла не было; третья горела. Этих лампадок было не меньше, чем и потухших. Одни горели ярко, другие едва мерцали. Одни горели ровным светом, другие вспыхивали. И понял мужик, что лампадки эти жизни людей» (Библиотека русского фольклора. Народная проза, М., 1992, с. 360).

Блуждающие огоньки на кладбищах и в гораздо позднее время воспринимались как зримый образ души покойного.

С горящим огнем сравнивалась и вся совокупность носителей этого огненного начала, в связи с чем в русском языке далеко не случайно существует параллелизм «пламя» — «племя», ср. также и.-е. kel — «гореть» и др.-инд. kula — «род».

Неразрывная связь души новорожденного с пламенем и, в особенности, с огнем домашнего очага фиксируется в религиозных представлениях и других индоевропейских народов. Одним из эпитетов бога огня Агни был Джатаведас, буквально «знаток всех существ» или «знающий о (предшествующих) рождениях», и в этом качестве он почитался как бог успешного ритуала, обеспечивающего продолжение рода. В этом качестве ведийские арии в гимнах, посвященных Агни, молили его о следующем:

Да будет нам сын, продолжающий род, плоть от плоти!

О Агни, да будет нам твое благословение!

(РВ III, 15, 7)

Постарайся (дать) награду, о счастливый, заключающуюся

В потомстве,

О Агни, высокую (награду) во время обряда!

(РВ III, 16, 6)

Пусть дарует он всенасыщающие награды,

Агни, хотар, хозяин дома, (и) богатство из прекрасных сыновей!

(РВ X, 122, 1)

Авторы гимнов то призывали Агни радоваться сложенной в его честь хвале «как рождению собственного ребенка» (РВ III, 15, 2), то называли его «богатым главой рода» (РВ і, 27, 12), а автор самого первого гимна «Ригведы» (РВ і, 1, 9) призывал:

Как отец — сыну,

О Агни, будь доступен нам!

Агни-Вайшванара воспевался как обладающий двойной силой бык «с тысячным семенем» (РВ IV, 5, 3), которое, если судить по другому гимну (РВ III, 2, 10), присутствует во всех существах:

Быстро действуя, он движется по высотам и низинам.

Он вложил зародыш в эти существа.

Ведийский свадебный гимн утверждает, что до мужа жена принадлежит трем сверхъестественным существам, последним из которых является бог огня, который и дает ей потомство:

Сома первым познал (ее),

Гандхарва познал следующим.

Третий твой муж — Агни,

Четвертый твой — рожденный от человека.

Сома отдал Гандхарве,

Гандхарва отдал Агни.

Богатство и сыновей дал

Агни мне, а также эту.

(РВ X, 85, 40–41)

Связь бога огня с рождением потомства отразилось и в достаточно позднем индуистском мифе о рождении бога войны Сканды. Согласно одному его варианту, он произошел от союза Агни и Свахи, принявшей облик шести жен риши, отождествляемых с созвездием Плеяд. По другому варианту мифа его отцом был Шива, семя которого упало в огонь. Агни не смог удержать семя великого бога и бросил его в реку Ганг, которая отнесла семя на гору Химават, где родившегося Сканду воспитали шесть Криттик — жен риши.