Твердь небесная - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Рябинин cтр.№ 182

Но мои приключения на этом не окончились. Вот что было дальше. В этом селе, кроме наших пленных, находился еще один русский – уполномоченный Красного Креста, а на самом деле японский шпион. Этот субъект, как я узнал, делая вид, якобы хлопочет об обязанностях по службе, на самом деле каким-то образом передавал японцам секретные сведения о нашей армии. И вообрази себе, я чуть было не захватил и его! Он почему-то не успел убежать с немногими оставшимися в живых после моего яростного штурма японцами. А когда я взял село, оттуда и муха уже не вылетела бы. И что он тогда придумал! Я упомянул, что среди пленных была одна барышня. Ему как-то удалось, пользуясь темнотой, схватить ее. И под угрозой убийства он потребовал, чтобы ему никто не препятствовал скрыться. Все спутники этой девушки, в том числе и ее жених, и сам подполковник француз, растерялись и позволили было исполнить ему свой план. Что было бы с этой несчастной, не могу даже представить! Но я ее спас. Еще перед тем как штурмовать село, я распорядился против ворот со стороны реки поставить пулемет, чтобы отступающие, – а я не сомневался, что японцы побегут, не выдержав нашей атаки, – чтобы все, кто устремится к реке, попали бы под убийственный пулеметный огонь. И получилось именно так, как я рассчитал. Едва злодей проскакал несколько десятков саженей, ударил пулемет, конь под ним пал, и барышня была спасена. Я, рискуя получить пулю от своих же, погнался за ним. По мне был открыт яростный огонь. Пули так и свистели кругом. Но я летел во весь опор, не обращая ни на что внимания. И вот вижу картину: лежит убитый конь, тут же этот негодяй, как мне тогда показалось, безжизненный, а рядом плачет девушка – подняться не может. Я спрыгнул с коня, подхватил ее на руки и отнес жениху. Покойно прижавшись к моей груди, она благодарила меня одними только глазами, полными слез. Я был убежден, что злодей убит, но, когда мы подошли к этому месту на рассвете, его там не оказалось. Наверное, был жив, а потом потихоньку перебрался за реку к японцам. Каково, Валерий? Да ты о нем, может быть, слышал. Я еще когда в Мукдене лежал в лазарете, там все говорили о шпионе из Красного Креста. Не помнишь? – его фамилия Казаринов…»

Таня едва не выронила перо. Она лихорадочно мысленно пробежалась по всему услышанному в надежде отыскать хоть какую-то обмолвку, свидетельствующую, что этот упомянутый Казаринов и ее отец не одно и то же лицо.

– А как звали ту девушку, что вы спасли, не помните? – робко спросила она, не найдя лучшей зацепки.

Офицер удивленно посмотрел на нее: почему это сестрица перестала записывать его слова и задает какие-то вопросы?

– Кажется… Лена, – безынтересно ответил он и продолжил диктовать: – Если бы я, Валерий, захватил еще и этого мерзкого изменника, честью клянусь, повышение мое одним чином не ограничилось бы…

Таня отшвырнула от себя бумагу с пером и опрометью выбежала из палаты. Она влетела в сестринскую комнату, чуть не сбив с ног старшую сестру. Не отвечая на ее недоуменные вопросы, Таня переоделась, раскидав по сторонам халат, платок, туфельки. И, схватив шубку, застучала на весь госпиталь каблучками по коридору. Хорошо, что ей на пути нигде не повстречались ни Капитолина Антоновна, ни Наташа, а то Таня сгоряча еще чего-нибудь надерзила бы им.

Она выбежала на Яузу. Морозец скоро помог ей справиться с чувствами, остудил ее пыл. Таня наконец заставила себя трезво вдуматься в только что услышанное. В сущности, это выглядело такой же нелепостью, как возможные слухи о том, что Витте тайком поспешествует лондонскому кабинету, а обер-прокурор Синода – магометанин. Может быть, офицер все это насочинял, чтобы похвастаться перед другом. Ведь он же говорит, что вынес девушку на руках из-под обстрела, а сам между тем прежде был ранен – именно в руку. Таня еще вспомнила, что офицер упомянул какого-то жениха спасенной им девушки. Она, как за соломинку, ухватилась за это обнадеживающее известие: у ее подруги Лены никакого жениха нет, следовательно, раненый говорил о какой-то другой девушке, а значит, весьма вероятно, что и упомянутый им Казаринов совершенно чужой, случайный человек. Таня вполне отдавала себе отчет, что такое умозаключение довольно зыбкое: они не виделись с Леной уже почти полгода, а за столь немалый срок у подруги мог появиться не только жених, но и муж. И все-таки эти сомнительные обстоятельства давали какую-то надежду, что все сегодня услышанное она на свой счет приняла по недоразумению, на самом же деле это к ней отношения не имеет. Так Таня утешала себя. И надо сказать, небезрезультатно. Но чтобы окончательно убедиться в своей неблагоразумной мнительности, ей захотелось немедленно услышать от кого-то, кому она всецело доверяет, мнение, подтверждающее невозможность подобным слухам о ее папе быть достоверными.

В нерешительности Таня замедлила шаг: к кому пойти? – выбор у нее был небогат – или к Антону Николаевичу, или к маме. После секундного раздумья она все-таки решила идти к маме. Явиться к мужу и спрашивать у него опровержений каких-то основанных на сомнительных слухах ее нелепых фантазий по отношению к отцу, Тане и совестно было, и казалось неумно.

Сколько Таня не появлялась на Арбате, она уже и сама не помнила: что-то месяца три или больше. Все недосуг было в бесчисленных заботах. Да и по правде сказать, – она поймала себя на мысли, – не так уж все это время ее и тянуло навестить родной дом. Кроме бесконечных – бесспорно, полезных, нужных – маминых назиданий, возможные визиты туда ничего больше ей не сулили.

Таня поднималась на свой этаж, с умилением разглядывая ступеньки, по которым она, бывало, проносилась сломя голову, причем вверх не менее резво, чем вниз. Теперь она шла степенно, деловито, как и подобает солидной, замужней даме. Вот сейчас, не доходя немного до третьего этажа, вспомнила Таня, на ступеньке будет витиеватая трещинка, напоминающая воробья, а перед их четвертым этажом должна быть выщербина, похожая на профиль самого Александра Иосифовича. Сколько лет они с папой и мамой смеялись над этим самопроизвольным силуэтом на камне, когда проходили мимо! Но теперь разве до смеха, до веселья?!

Открыла дверь ей, как обычно, Поля. Девушка так обрадовалась Тане, что, казалось, готова была броситься к ней на шею. Но этикет позволял прислужнице приветствовать молодую госпожу лишь сдержанным книксеном. Поняв ее чувства, Таня, не снимая перчатки, сама великодушно дотронулась кончиками пальцев до ладошки доброй девушки.

На Танин вопрос – дома ли мама? – Поля, сразу посерьезнев, ответила:

– У Екатерины Францевны гости… Они, барышня… – видно было, что девушке с трудом дается сформулировать ответ, – ну вы знаете… с мертвыми разговаривают…

Мамино увлечение спиритизмом было для Тани такой же болью, таким же унижением в глазах окружающих, как для Лены страсть ее простоватой матушки Наталии Кирилловны к показной роскоши, особенно к модным туалетам. Таня относилась к этому как к чему-то постыдному, порочному, вроде визитов к гадалке. Велев девушке позвать ее, когда гости разойдутся, она прошла в свою комнату.

Бывший ее уютный, обжитой уголок поразил теперь Таню безжизненностью, неодушевленностью, даже большею, чем это в целом всегда было в квартире Казариновых. Паркет в комнате так блестел, что боязно было ступить на него – казалось, ноги разъедутся. Запах и тот изменился – здесь не пахло живым человеком. На бюро, за которым Таня прочитала сотни книг и исписала десятки тетрадей, не лежало ни единого предмета, – чернильного прибора с ее любимою карандашницей, вырезанной из ствола пальмы, и их не было. С особенно неприятным сожалением Таня отметила, что с бюро исчез ее портрет в овальной рамке, которую ей когда-то подарил папа ко дню ангела. Чувствовалось, что в родительском доме она уже членом семьи не считается.