Леонид Быков. Аты-баты… - читать онлайн книгу. Автор: Наталья Тендора cтр.№ 20

Мы познакомились. Нас посадили рядышком. Режиссер странно, как мне показалось, насмешливо посмотрел на эту странную пару. Пока мы сидели, я вдруг почувствовала от этой фигуры какое-то странное движение, идущую в мою сторону волну – то, что теперь называется энергетикой. Словно рядом, на пределе своих возможностей, работал мотор.

Насколько он был ярким человеком, настолько же очень скромным. Ну, вот никакой. Но стоит ему открыть рот и начать что-нибудь рассказывать, и не влюбиться в него было нельзя! Он становился таким красивым, таким обаятельным… Эти лукавые, смешливые глазки, такие добрые, искренние под немного нависшими веками…

Пока я сидела и разглядывала моего будущего партнера, режиссер завязал с Леней разговор об его театральной работе, о гастролях. Актер отвечал спонтанно, сдержанно. Я почувствовала в его словах скрытое напряженное состояние и обратила внимание на руки, вроде бы спокойно лежащие на коленях, но постоянно двигающиеся, живущие самостоятельной жизнью. При внешней сдержанности хозяин их был очень нервным человеком. Это потом помогало мне в работе. И когда мы стали с ним встречаться на съемочной площадке, я уже знала об этой его особенности: все внутри, а внешне смешинки искрами блеснут, поворот глаз и улыбка – такая выразительная, что, казалось, в этот момент все рядом с ним преображалось, озаряясь каким-то неведомым светом. Он меня мог совершенно неожиданно рассмешить, называя почему-то на свой манер: «Конюховская!»

Кинопробы прошли необычайно легко. И потом уже мы встретились с ним на съемочной площадке, на натуре. Слякоть, грязь. Лето начиналось медленно, чернозем раскис. Актеров нужно было соответственно обстановке одеть. Снимали мы под Полтавой. Настоящее украинское село – хаты с горницами, с деревянными надраенными полами, по которым ходили босиком, кровати с огромными подушками.

В первый съемочный день, когда я пришла в хату, снятую для хозяйственных нужд под костюмерную, в проходе увидела нелепую фигуру, идущую впереди, – в кирзовых сапогах, телогрейке, в смешной драной кепке или шапке, загородившую всю дорогу. Походка степенная, важная. Словно почувствовав мой взгляд, фигура обернулась… А я была на каблучках, модно одетая, с роскошной копной волос своего собственного цвета (меня тогда еще не успели выкрасить в блондинку). И тут я увидела, что это Леня Быков! Он выглядел, словно только что спрыгнул с телеги – естественен и органичен. В движениях была свобода, исходившая от того, что он четко понимал, что ему предстоит сделать. Его можно было сразу ставить в кадр. И он сыграл бы, не задумываясь, как, впрочем, позже и происходило на площадке.

Леня, прежде всего, уже тогда был роскошный театральный актер. Он приехал на съемки после ошеломительного успеха в Харькове его Павки Корчагина. И мог часами рассказывать о своих партнерах – Александре Сердюке и Полине Куманченко, в которую он, по-моему, был влюблен. Больше всего он любил рассказывать о контакте на сцене, который рождает импровизацию. И он так живо и увлекательно об этом говорил. В этом чувствовался огромный запас энергетики. Все, что он делал, он делал вдохновенно: играл ли, пел ли (он был бесподобно одарен музыкально). Молодежь после съемок любила собираться за полночь, петь…

Мы звали его Алешей, Алексеем, а кто и Алешенькой. Я просто влюбилась в этого человека, не влюбиться было нельзя – в его талант, в такую смешную, но обаятельную внешность. Все в нем было так гармонично, что даже если рассматривать по отдельности его лицо… боже, какая нелепость. И вдруг это все вместе: с этой светло-золотистой копной волос, с этими смешинками в глазах. Что-то такое есенинское, нежное… Забыть это невозможно.

Он был очень заботливым и внимательным – всегда приносил что-нибудь вкусненькое: те же ягодки, которые неизвестно где раздобывал.

Леня был необычайно музыкален. Это и проявилось потом в его фильмах. Его любимые песни были «Ой, у лузи, лузи… червона калына». Он выводил ее так, что хотелось плакать…

Он был естественным во всем, потрясающе пластичным, хотя не был худеньким, а атлетически сложенным, таким ладненьким, поджарым, мускулистым и невероятно стремительным и очень органичным, артистичным. Это был сгусток вдохновения, очарования. И в то же время в нем чувствовался огромный запас лиризма, доброты, нежности. Ритм жизни у него был учащенный: как на часах есть стрелки – одна указывает часы, другая минуты, но есть еще одна, отсчитывающая секунды – так учащенно, как мне кажется, билось у него сердце. Он должен был все успеть. Вот это было в нем главное».

В другом интервью актриса неосторожно признавалась: «Единственный, кем я когда-либо страстно увлеклась, и этого никогда не забуду, был Леня Быков, но в него не влюбиться было нельзя. Это такое неповторимое чудо, такая ярчайшая индивидуальность! Я даже папочке отослала тогда письмо, где написала: «Мне кажется, наконец-то я по-настоящему влюбилась…» Он мне ответил примерно так: «С Богом, дочка!» Но чего благословлять-то, ведь Леонид был женат, жена ждала ребеночка. И я зажала свои чувства в кулак. Кончились съемки, я отправилась на Север, а он остался на Юге…»

О том, как попал актер на картину «Судьба Марины», рассказывает в своем интервью ассистент режиссера Игорь Ветров: «Шел 1953 год… Тогда и свела меня судьба с Леонидом Быковым. Для картины, в числе других, нам нужен был симпатичный сельский паренек – лиричный кучер-весельчак Сашко. На эту роль и пригласили Быкова, тогда актера Харьковского театра им. Т. Г. Шевченко.

…Я сам привез Леню из гостиницы на студию. Правда, несколько рано, почти за два часа до начала кинопробы. Дело в том, что примерно час уходит на костюм и грим, а потом ведь и режиссер фильма Исаак Петрович Шмарук просил возможность «поработать» с актером. Он хотел это сделать прямо на съемочной площадке, в павильоне.

С костюмом и гримом Леня управился минут за сорок, и мы направились к месту съемки. Там уже была подготовлена декорация «под натуру», с живописным мостиком через ручей и деревьями на фоне. Режиссер уже был в павильоне, тоже готовился – прикидывал мизансцену. Я оставил Леню с Исааком Петровичем и отправился готовить к съемке его партнершу. В павильоне появился я уже перед самым началом сцены.

Как всегда в такое время, особенно чувствуется ритм, в каком живет вся группа. Механики и ассистенты торопятся с установкой камеры, прокладывают «рельсы» для тележки, здесь же осветители проверяют свои «Диги» – треск от этих приборов и вой стоит невероятный, пока отрегулируют в них угли. Не спеша, появляются в павильоне наши аристократы – звуковики. Тогда они еще работали солидно, основательно, с большим «журавлем» – так именовался штатив с выдвижной штангой для микрофона. В это же время художник Коля Юров со своими ассистентами готовил декорацию, тут же хлопотали костюмеры, гримеры, реквизитор… Словом, к началу пробы на съемочной площадке собралось десятка два людей. Все что-то энергично доказывали, оживленно спорили, спешили… В этой суете, как ни странно, не забывали и о главных виновниках – актерах. Обычно им отводили спокойное местечко где-то в сторонке.

Там они и просматривали еще раз свой текст или же старались покурить для успокоения у входа в павильон. Это проделывалось тайком от бдительного глаза пожарников. Все становилось на свои места, когда через динамик раздавалась команда режиссера: