Владимир Высоцкий. Жизнь после смерти - читать онлайн книгу. Автор: Виктор Бакин cтр.№ 130

Над этой книгой я работаю уже седьмой год. Обложку я сделал со снимка, где мы, я и Высоцкий, смотрим друг на друга в моей парижской мастерской. Задником к портретам служит факсимиле поэмы «Две просьбы», которую Володя написал для меня, когда я лежал, жутко маясь, после запоя. Он тогда сказал: «Мишенька, я знаю, как тебе плохо, вот тебе стихотворение – оно не поется». Это был июнь 80-го года. Володя тогда, незадолго до своего ухода, с легкой руки Бродского начал готовить поэтический сборник. И очень этим гордился».

«Две судьбы» включает лучшие песни и стихи Высоцкого, факсимильное воспроизведение его рукописей, впервые публикуемые цензурные пометы на машинописи первого, советского еще сборника «Нерв», прижизненные отклики в отечественной и западной прессе. Специально для этого издания Шемякин нарисовал 42 иллюстрации, по числу прожитых Высоцким лет, а также его портрет. Книга получилась коллекционной, с тиражом всего 1500 экземпляров, с обложкой из натуральной кожи. Презентация намерений, а также приуроченная к ней выставка оригиналов рисунков Шемякина прошла весной 2008 года в Государственном музее изобразительных искусств им. Пушкина.

Мы все должны быть счастливы, что жили и живем в эпоху Владимира Высоцкого, – это факт.

Вениамин Смехов

Если бы я мог обменять свою жизнь на жизнь Володи, я бы просто, не задумываясь ни секунды, это сделал. Но есть какие-то невозможности в этом мире – что же делать?!

Леонид Филатов

Владимир Высоцкий абсолютный лидер в жанре воспоминаний, где «друзья Володи» составляют отдельный отряд мемуаристов.

Петр Вайль

Мне досадно, что Высоцкого теперь все чаще величают Владимиром Семеновичем. Никакой не Владимир Семенович – но и не Володька, упаси боже! Для всей страны он как был, так и остался – Володя – ласково и уважительно.

Валерий Фрид

Рядом ходил человек, выпивал, закусывал, с кем-то ссорился, с кем-то мирился, играл на сцене и в кино… А его коллеги – делали то же самое и были, казалось бы, такими же талантливыми. И вдруг выясняется, что он – лицо эпохи, нерв… и вообще глобальное явление. И начинаются поиски себя рядом с ним. И ушедший из жизни знаменитый человек мгновенно обрастает друзьями, как пень опятами в грибной год. И теперь всем захотелось написать воспоминания о Высоцком. И не только близким и друзьям, но и тем, кто после его смерти самозвано приписал себя к числу его друзей, и тем, кто по своей воспитанности не числит себя в друзьях, но зато имеет в памяти несколько эпизодов, которыми хочется поделиться с остальными. Обычное человеческое желание, иногда бескорыстное, иногда и не очень, присоединиться к легенде, свое скромное имя поставить рядом с именем всемирно известным, авось в лучах-то его славы и сам виднее буду. Большинство мемуаров – это попытка рассказать не о Высоцком, а о себе, любимом, рядом с ним. «Каждому хочется малость погреться», сказать с умным видом что-то свое, оригинальное, удивить всех вокруг. Друзья, псевдодрузья и шапочные знакомые понаиздавали воспоминаний на тему «Я и Высоцкий», начатую еще Мариной Влади, где писали в основном не о творчестве, а о бытовой стороне жизни поэта и актера. Авторы пытаются убедить читателя – дескать, «гениальный Володя» являлся далеко не подарком и, по сути, не отличался от них, простых смертных, а в чем-то был и похуже: вы все думаете, он такой, а он вон какой! Все Высоцкий да Высоцкий… А я?! Я – знаете, какой талантливый! А знаете, что я про него знаю? Вот вы ничего не знаете!.. А я такое знаю, такое… И потянулся за поэтом шлейф легенд и выдумок, былей и небылиц, слухов и сплетен. В результате читатель таких воспоминаний имеет дело уже с мифом, а не с человеком-творцом. В подобных «мемуарах» Высоцкий выглядит уж совсем неразборчивым в связях и увлечениях, кое-где мелочным, тщеславным, весьма компромиссным с властью… Главная задача некоторых коллег-воспоминателей: если не получается дотянуться до Володи – значит самого Володю надо несколько приспустить на землю.

Время наверняка отсеет строки тех, кто, вспоминая о Высоцком, писал больше о себе, кто просто спешил подать свой голос: «И я! И я его лично знал!» или «Помню, выпивали мы с Володькой…» Но было много людей в окружении Высоцкого, которые помнили совсем другое…

А. Фирсов: «Любопытно, что после смерти Высоцкого многие говорили, что он много пил. Я знал его 10 лет, но о пристрастиях к алкоголю и не догадывался. При мне он ни разу не выпил даже шампанского. Может, он стеснялся меня, а может, просто был уверен, что я не составлю ему компанию».

Ю. Кукин: «Я никогда не видел Высоцкого со стаканом в руке, я с ним не пил ни разу. Мне даже поэтому сказали: «Ты Высоцкого не знаешь…» Значит, не знаю. Когда я его видел, он был трезв, как стекло».

В. Ханчин: «За 13 лет я ни разу не видел, чтобы Высоцкий выпил чего-то спиртного. При мне это ни разу не произошло – ни у нас, ни при наших встречах в Москве, ни в Сочи, ни даже на роскошной донской ухе в Ростове-на-Дону. Свидетели тому – многочисленные мои друзья на этих встречах. Повторяю – при мне не было».

В. Туманов: «И теперь, когда я слышу о якобы бесконечных пьянках Высоцкого, для меня это странно, потому что лично я видел его куда чаще работающим, вечно занятым, и были большие периоды, когда он вообще не пил».

Е. Евтушенко: «Очень часто я видел Володю, может быть тысячу раз в своей жизни. Кстати, я никогда не видел его пьяного. Он выпивал, конечно, бывал навеселе, но пьяного я его не видел. Он пил совсем с другими людьми, которые его споили».

Л. Сульповар: «Я могу совершенно определенно сказать, что алкоголиком он не был. Люди, подверженные этой патологии, – запущенные, опустившиеся. Володя был абсолютно другим. Допустим, через день или два мы выводили его из этого болезненного состояния, Володя становился другим человеком – собранным, подтянутым, готовым работать».

В. Аксенов: «Я его никогда пьяным не видел. Хотя это всем известно, что он пил, но во время моих с ним контактов этого никогда не было».

В. Суходрев: «Вообще я должен сказать, что ни разу не видел, чтобы в бокале у Володи было что-либо, кроме какой-нибудь воды. Я в те годы мог иногда выпить (и даже крепко!), но он при всех наших встречах не пил ни грамма. Так что я Володю ни пьяным, ни под любым другим «кайфом» не видел – об этом я только теперь читаю».

Ю. Карякин: «И пьяная Русь у него – это уж, конечно, не умиление, не любование, а настоящий плач от горя настоящего. Это – знание пьянства уже не как богатырства какого-то, а как безобразия, бедствия народного и страшного греха».

Д. Быков: «…ну хорошо, а похмелье чем продиктовано? Почему здоровый, триумфально успешный, всенародно любимый поэт травит себя этой дрянью, с фантастическим упорством занимается саморазрушением? Да потому, что физически чувствует стыд за окружающее вырождение; потому, что именно собственная «чистота порядка», собственная стилистическая цельность и абсолютная органика не дают ему спокойно наблюдать всеобщее притворство».

А. Митта: «Он не был пьяница, он не пил в нормальной жизни. Ему нужно было разрядиться. Он копил, копил, копил… Он был очень ранимый человек, никогда не капризничал, не сводил мелких счетов, и когда подступало – он разряжался и уходил на две – три недели… Конечно, сказывались нагрузки, семейная неустроенность…»