Вознесенский. Я тебя никогда не забуду - читать онлайн книгу. Автор: Феликс Медведев cтр.№ 12

За многолетнюю близость с Андреем Вознесенским я брал у него интервью только несколько раз. Казалось бы, почему? Причин несколько. Андрей Андреевич не очень-то любил встречаться с нашими журналистами. Мне кажется, ему было интереснее и важнее давать интервью на Западе, то есть в заграничных поездках, или иностранным журналистам в Москве. Поэт был весьма популярен в Америке, во Франции, в Италии, и у него не было отбоя от тамошних репортеров, которые задавали острые вопросы, касающиеся положения интеллигенции, литераторов, художников в Советском Союзе. На Вознесенского смотрели, как на героя, который выстоял и «выжил» под убийственным ором Никиты Хрущева. Давая интервью на Западе, поэт понимал, что они в любом случае вызовут резонанс и в СССР.

Когда я обращался к Вознесенскому с просьбой дать интервью, он всегда находил причину, и вроде бы убедительную, чтобы избежать не совсем приятной для него «работы». Хотя однажды, в июле 99-го, как ни странно, согласился поговорить со мной на темы сельской жизни и корнеплодов для газеты «Мир садовода» (!) Редакция этой газетки, выходящей, впрочем, солидным тиражом, упросила меня сделать для них такой подарок. Вместе с фотокорреспондентом мы приехали в Переделкино, я включил диктофон и начал расспрашивать, как живется поэту вдали от столицы, среди лугов и пастбищ. Андрей предложил пройти к даче Пастернака и по дороге проговорил: «Представь себе, над этими грядками колдует с лопатой Борис Пастернак, вот он-то был настоящий сельский труженик. Не улыбайся, простая работа отвлекала его от литературного шабаша в коридорах писательского союза и выше». Вспомнили строчки Андрея из стихотворения, которое неожиданно для всех появилось в «Литературной России» вскоре после смерти Пастернака в номере, посвященном Льву Толстому (то ли в газете не поняли настоящего адресата стихов, то ли наверху решили, что перегнули палку с травлей «небожителя», как назвал когда-то Пастернака Сталин):

Несли не хоронить

Несли короновать.

Седее, чем гранит,

Как бронза – красноват,

Дымясь локомотивом,

Художник жил

лохмат,

Ему лопаты были

Божественней лампад!

Вознесенский пережил своего наставника на пятьдесят лет и два дня. Каждый год в день рождения и в день смерти Пастернака он приходил в дом-музей своего кумира. В 2010-м впервые за все годы не смог.

Возле дач Пастернака и Вознесенского мы пробыли тогда около часа. Я понял, что интервью получилось: Андрей с присущим ему блеском облек вроде бы такую прозаическую тему в поэтическую форму…

Привожу фрагменты из той стародавней «садово-огородной» публикации, которая получилась легкой и веселой. Грустные разговоры, как говорится, остались за кадром.

1999 год. Андрей здоров, бодр и жизнерадостен.

В Переделкине растут бананы?

Сказочный ботанический сад взрастил в своей поэзии Андрей Вознесенский. Перелистайте любой томик его стихов, и сразу же повеет ароматами полей, жужжанием хлопотливых пчел, небесной синью российских просторов: «Паслен и кукушкины елезы обплачут меня до колен», «Матери ландыши принесите, поздно – моей, принесите – своей», «Как хорошо найти цветы «ни от кого», «Всю ночь с тобой на «ты» фиалок алкоголь», «И словно воплощение телепатии, живут подмосковные тюльпаны», «Миллион, миллион алых роз», «Переделкинская рябина, нас, как бусы, соединит».

Почти всю свою творческую жизнь он живет в поселке, чуть в стороне от Минской трассы. В московскую «высотную» квартиру на Котельнической набережной почти не заглядывает – Андрей Андреевич всерьез себя считает сельским жителем.

Переделкино, где жили советские и продолжают жить несколько российских классиков литературы, – это обширный участок земли и леса, подаренный когда-то «своим» писателям товарищем Сталиным.

Ну да ладно, будем считать Вознесенского поселковым жителем. Так знать и любить природу может не каждый. И не каждому дано перенести свою любовь к пленэру в поэтическое слово.

Живет поэт в деревянном доме. Живет скромно, даже застенчиво: сам заваривает кофе (иногда и избранным), сам обихаживает клумбы с заморскими цветами. Свои-то легко примутся и зацветут, а вот иностранные приручить надо. Когда зовут на концерты и всяческие симпозиумы в Америку или Европу, он не отказывает, ибо знает: привезет в свою обитель малость прекрасного и вечного. А что прекрасное и вечное – цветы, конечно.

Подарили ему в Греции маслиновые косточки. Зарыл в землю. Вроде бы пошли в рост, но потом сникли.

Чужая земля – потемки. Из Южной Африки привез рассаду бананов. Окучивал-окучивал по июню. Нет, вымерли, не вынесли отсутствия всяких там минудобрений, навоза. А откуда его взять, навоз-то?! Дефолт. Последняя посадка – анютины глазки, вывезенные на дне дипломата с Канарских островов. Поэт уверен – Канары не подведут. Примутся цветочки. Название-то их на острова, видно, из России пришло.

Дача Вознесенского и его жены Зои Богуславской по соседству с дачей Бориса Пастернака. Когда-то чета проживала в другом доме, поодаль, но судьба распорядилась так, что после смерти великого поэта Андрей Андреевич стал его соседом. Когда-то совсем мальчишкой с первыми стихами в кармане он приезжал к Борису Леонидовичу. Давно известно, лично я впервые об этом узнал из фольклора, что тот предрек юному стихотворцу большое будущее. В благодарность Андрей Андреевич вместе с молоденькими поклонницами-поэтками возродили перекопанный не раз самим классиком огород.

Нынче здесь можно полакомиться и огурчиками, и баклажанами, и капусткой. Приедет какой-нибудь заморский гость, ему в рюкзачок за плечами кочанчик свеженький – может, щец сообразит, а может, привьет где-нибудь на Огненной Земле.

Вход на дачу поэта Вознесенского перекрывает котяра.

– Его зовут Кус-Кус, есть в Москве такой ресторанчик. А у меня стихотворение, где я рассказываю Бродскому про этого кота, – комментирует мэтр.

Взяв Кус-Куса на руки, Андрей Андреевич впустил гостей в дом, но кот почему-то огрызнулся. Не понравились мы, видно, ему, или не хотел, чтобы чужаки ковры пачкали. Впрочем, ковров я не заметил. А из-за злющего кота пришлось ретироваться раньше отпущенного на беседу времени. Так что не успел я расспросить Вознесенского про картошку, которую он решил посадить этой тяжелой беспогодной весной. Ну ничего, приеду осенью, как раз к урожаю. Картошка, уверен, не подведет. Это не бананы из Южной Африки.

… Что касается журнала «Огонек», где я работал с 1975 по 1990 год, то здесь особый случай. Само собой разумеется, что при А. Софронове имя Вознесенского не могло появиться на его страницах. Но в годы перестройки «Огонек» стал своим для знаменитого поэта. Он с удовольствием просвещал проснувшихся от застойной спячки читателей, предлагая отделу литературы те или иные актуальные материалы. Например, эссе о Борисе Гребенщикове, размышления о Владиславе Ходасевиче, едва ли не первое в нашей печати блестящее представление творчества великого Марка Шагала…