Закон десанта – смерть врагам! - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Зверев cтр.№ 17

— И этот маразм ты называешь сказкой? — возмутился Вадим.

— А разве нет? — удивилась Валюша. — Ты когда-нибудь слышал о чем-нибудь подобном?

— Никогда, — признался Вадим. — Но если так, то это очень злая сказка. Ее нельзя читать детям на ночь. И взрослым ее читать нельзя, только врагам. Слушай, а чего тебя к бабке-то понесло? Нашла защитницу.

— А куда, Кольцов? В милицию я и не пробовала — все законно, не подкопаешься. Прописка легальная, что поделаешь, если законы уродские. И синяки не аргумент — эта козлина Сайкина тоже могла предъявить шишку на затылке: я ее Большой советской энциклопедией отоварила, когда она отвернулась. А у бабки в Любимовке хорошо — поросята хрюкают, сено, уютно в общем. Нас отец возил в Любимовку, я еще в школу не ходила — как сейчас помню, за курами с рогатиной бегала.

— А чего ж тогда такая умная? По логике, исходя из твоих условий жизни, ты должна расти пень-пнем. А ты такая… иногда мне кажется, Валюша, что ты старше, только вот в росте притормозила.

— Пень, Кольцов, мужского рода, это по твоей части. И вообще мужчина умен от книг, а женщина — от рождения, запомни. Блондинки не в счет. Ты можешь возразить мне, мол, блондинками не рождаются, но это не так, Кольцов: блондинками рождаются. Уж поверь моему горькому опыту.

Он уже понял. Очевидно, и у матери, и у мачехи Валюши были светлые волосы, отчего и сидела в ней такая неприязнь к этой небольшой, но заметной человеческой группе.

Вадим деликатно промолчал. А Валюша по инерции бормотала, но слова ее делались невнятнее, паузы длиннее, язык заплетался. Она засыпала.

— А чего ж мне дурой-то быть, Кольцов?.. Не от сладкой, знаешь ли, жизни. Я Большую энциклопедию, к твоему сведению, дважды прочитала. А после того, как Сайкину огрела — еще раз, сообразно свежим впечатлениям. Все выходные с разбитым носом провалялась, делать-то было нечего … И Сайкина не подходила, она этот талмуд знаешь как зауважала, и меня тоже…

Ну все, дрожащий комочек замолчал на полуслове; свистящее дыхание, будто вздох облегчения, вырвалось наружу — отговорила роща золотая. Теперь ее не разбудит даже хор мальчиков во главе с Никитой Джигурдой, надумай они обступить ее кровать и чего-нибудь спеть.

— Бедная кнопка, — шепнула в ухо Катя. О ней Вадим временно забыл.

— Ты не спишь? — спросил он тихо.

— Спала, вот те крест, — поклялась Катя, — но когда она про отца начала, жалко стало, проснулась. Ты знаешь, я на нее нисколечко не в обиде.

— Ты знаешь, я тоже, — Вадим осторожно отодвинулся от Валюши и обнял Катю. Ничего эротичного в этом не было: помимо теплой джинсовой куртки на ней была масса другой одежды. Но было приятно.

— Ей очень не повезло в жизни, — подумав, сообщила Катя.

— Ее жизнь еще не кончилась.

— Конечно. В целом и не начиналась. Но как начать жить с таким грузом — ума не приложу, — женщина вздохнула так тяжело, что Вадим сразу заподозрил неладное.

— Стоп, Катюша, не надо про неудавшуюся жизнь. Учти, моя копилка чужих несчастий не бездонная.

— Ну что ты, — в тоне Кати прозвучало сомнение, — у меня все здорово. Карьера, квартира, отдых на Мальте. Новый «равчик» на стоянке. Просто не хочу, чтобы в одну прекрасную ночь все это обрушилось.

— Я тоже, — согласился Вадим. — Жизнь неплоха даже без Мальты и «равчика» под задницей. Не волнуйся, — он зарылся носом в шевелюру Кати, где остро пахло луговыми цветами, — кошмар, конечно, налицо, но что нам угрожает?

— Мне не дает покоя история про девять с половиной … нет, десять негритят.

Здрасьте, бабушка, и мы туда же.

Кольцов слегка отстранился от Кати.

— Глупая, не вижу аналогий. Принципиально иная ситуация. Собирайся нас убить, давно бы убили. Для этого не нужно ехать в Томскую губернию. Зачем нас убивать? Мы никому не насолили. Есть дела поважнее. Вот использовать — это да.

— А после… использования?

Он не выжал из себя достойного ответа. В принципе, тоска и упадничество уместны. Единственный человек из «юных дарований», способный, через пень-колоду, заглянуть в будущее — Лариса Рухляда — трясется от страха. Что-то она видит. Говорить не хочет — ссылается на «непроницаемый экран», но не больно-то верится. Не будет человек, даже сверхчувствительный, реагировать на пустой «экран» столь остро.

Неужели им действительно туго? Или только некоторым? А в чем высокий смысл этой жертвенности?

Завеса мрака вокруг загадочного дома уплотнялась. С того момента, когда Екатерина снова заснула, прошло сорок минут, о чем сообщили светящиеся стрелки. Без пяти два; скоро будет середина ночи, а затем настанет предутренняя пора. Там и будет крепкий сон. А пока — ни в одном глазу. Он поднялся, словно душа над усопшим, — бесшумно и легко, не потревожа спящих дам. Уперся в металлический уголок, обрамляющий панцирь, перелез через дужку.

Тела на кровати, чтобы сохранить тепло, сомкнулись. Проверив в кармане наличие курева, он на цыпочках выбрался из комнаты.

Страха не было — темноты Вадим не боялся. Медленно закрыв дверь (при быстром закрытии она душераздирающе скрипела), постоял пару минут, а когда глаза привыкли к темноте, побрел направо.

Холл второго этажа имел два окна, выходящих во двор. Их контуры приблизительно прорисовывались. Особой нужды в освещении не было — Вадим ориентировался по памяти. Он постоял у каждой из трех дверей. Герметичность оставляла желать лучшего: где-то сопели, где-то похрапывали. Кольцов дошел до последней двери, повернул налево, сунул нос в «нерабочий» туалет и брезгливо поморщился — запашок уже присутствовал. Кому-то трудно сходить на улицу?

До лестницы оставалось метра три. Витые опоры перил проступали сквозь полумрак. Но вторую лестницу — на обратной стороне холла — он, как ни щурился, не видел.

Сунув в рот сигарету, Вадим начал спускаться. Рука нащупала выбоинки в перилах — памятный знак — словно две пули чиркнули по касательной. Прикосновение вызвало яркий образ… Навстречу девочка в вязаной шапочке, губки сжаты, глазки красные — капиллярные сосуды полопались, от стресса или напряжения. Он хочет посторониться, но не может, рука не отрывается от перил, а девочка тоже цепляется за них, волочит ноги, как старуха. Он проходит сквозь нее, это так противно… А в сердце вползает тоска: «Вызывал, хозяин?»… Вадим оторвал пальцы от ложбинки в перилах; отдышавшись, отправился дальше. Этот дом служил катализатором воспоминаний. Картинки прошлого, перетекая из подсознания в сознание, разжимались, словно разархивированные файлы. За поворотом он увидел мальчика. Рослый не по годам, он стоял посреди лестницы и размазывал кулаками слезы. Кто такой? В «горячей десятке» высоких не было. Умер? Поменял гражданство? Испугался ворошить прошлое? Закрыв глаза, Вадим крепко сжал перила и спустился на несколько ступеней. Когда он открыл глаза, мальчик пропал. И света в вестибюле не было, хотя горел он весь день, и вряд ли обе лампочки могли перегореть одновременно. Он помнил, где выключатель — слева от двери в столовую. Держа во рту незажженную сигарету, он сошел к подножию лестницы и начал шарить по стене, пачкаясь о сухую штукатурку. Вадим надавил на выключатель — электричества не было.