Работорговцы.Черный пролетарий - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Гаврюченков cтр.№ 11

Образованные и порядочные люди никогда не любили власть, если только не становились властью сами. Тогда они искренне огорчались и недоумевали, почему их не любят. Понятно, если бы их не любило и не понимало быдло, но обыватели как раз относились к властям с пониманием и доброжелательностью. Не любила власть только интеллигенция, ибо черпала силу не в детях или не через уважение к себе и даже не в деньгах, а только в протесте. И когда во власть приходили их товарищи, они быстро становились нетоварищами. Это заставляло неофитов правящего класса подозревать образованный класс в склонности к интригам и даже усомниться в его порядочности, а не прорвавшаяся во власть интеллигенция утверждалась в нечестности ушедших наверх товарищей и ненавидела их каждый день потихоньку, складывая в кармане фигу, а в особенные дни не любила власть громко и открыто. Если власть дозволяла, конечно.

Городничий позволил.

Теперь в его хоромах правили бал беженцы и пылающие святой ненавистью от осознания своей правоты представители образованного класса, а сам городничий сидел в прокуренном казённом кабинете перед компанией тюремщика, пса и убийцы, и смущённо хихикал.

— Что намерен делать, Декан Иванович? — спросил Щавель, дослушав. — Как исправлять обстановку?

— Муниципальную стражу, — Семестров по-старчески пожевал губами, — привлекать не рекомендуется. Все местные, город маленький, им потом никто из порядочных людей руки не подаст. Вас тоже не следует задействовать. Это нанесёт удар по репутации светлейшего князя Лучезавра. В сознании просвещённой общественности может сложиться образ тирана, направляющего стражей порядка для репрессий мирных горожан вместо того, защищать их права и свободы.

— Какие будут предложения?

— Предлагаю альтернативный вариант, — по-черепашьи вытянул тонкую шею Семестров и растянул губы в мечтательной улыбке. — Направим в губернатору просьбу о единовременной поддержке. Мой зять служит помощником начальника муромской полиции, он не откажет. Мы тут пару дней продержимся, а потом и помощь придёт.

От столь незамутнённого откровения в кабинете повисла настоящая эльфийская тишина.

— Кто ещё у тебя в Муроме есть? — вопрос Щавеля прозвучал с таким безразличием, что Лузга захотел было осклабиться, да тут же передумал.

— Младшая дочка в Театральной академии учится, — сдал с потрохами городничего Воля Петрович. — У неё там полукаменный дом на окраине и ключница пансион для актёров держит.

— Ты так говоришь, как будто в этом есть что-то плохое! — возмутился Семестров и даже руками всплеснул.

— А ты, позитивный, — заржал Лузга. — Ничего-то тебе не в падлу, всё-то тебя радует.

Семестрова перекосило.

— Ты уже одной ногой на той стороне, — голос Щавеля продёрнул холодком кожу вдоль хребта городничего, и Декан Иванович краем чуйки зацепил морозное дыхание вечности. — Ты представляешь светлейшего князя здесь, а сам с чертями в бирюльки играешь. Честь направо и налево торгуешь. У тебя в руках лучшие образовательные заведения Святой Руси, однако, твоя дочка у соседей учится. Недвижимость у них прикупил, родственниками обзавёлся. Ты корни пустил на чужой земле и ещё вознамерился чужое войско к нам привести?

Чем дольше говорил Щавель, тем заметнее съёживался городничий, словно сдувался, выпуская воздух через нижний клапан. Ума у него хватало понять, как выглядит мозаичная картина, внезапно собранных вместе фактов.

— Твой зять — силовик, занимающий пост в столице добрых соседей. Надо же.

— Все роднятся с соседями, — пролепетал городничий, но отмазка не прокатила.

— Быдло пускай роднится хоть с китайцами, оно ничего не решает. Ты здесь поставлен править, ты — лицо государства, а у тебя дети и недвижимость за границей. Вот ты и дошёл до мысли войско чужое на подмогу привести.

Городничий вспотел и замер, заворожено выпялившись на командира кроличьими глазами. Воля Петрович осуждающе засопел.

— Ты сам себя перед народом принижал, вот людишки твои об тебя ноги и вытерли, — неторопливо проговорил Щавель, словно гвоздь вгонял в мягкую сосновую доску. — Ладно бы сам по себе жил, плюнуть да забыть. Но через тебя подданные могут и светлейшего князя в грош ни ставить. Потворство этому пресечь надобно немедля.

Декан Иванович был отнюдь не глуп. В приостановившемся взоре его вспыхнул испуг. Он всё разом понял ещё до того, как Щавель проговорил:

— Властью, данной мне светлейшим князем Святой Руси Лучезавром, отстраняю тебя от занимаемой должности и до суда лишаю всех привилегий. Ты будешь взят под стражу и доставлен в Великий Новгород на княжеский суд. Временно исполняющим обязанности наместника во Владимире я назначаю тебя, Воля Петрович. В темницу пособника смутьянов! За намерение передать город в руки Великой Руси, высказанное мне в присутствии двух свидетелей, будет отдельный спрос. Лузга, пиши протокол.

— Походу, ты сам отнёс матрас на петушатник, — заржал Лузга в лицо городничему, обдавая его гнилозубой вонью, замешанной на пряном духмане чифира.

Семестров вцепился в край стола побелевшими пальцами.

— Так меня ещё никто не убивал, — пробормотал он и выдавил весёлый смешок, вместе с которым из уст вырвался его старческий разум.

* * *

Взошло солнце, и новгородская дружина принялась громить мятежную интеллигенцию.

К особняку на улице Старика Батурина, раскинувшемуся со всем двором напротив парка имени 850-летия Владимира, Щавель направил Литвина с двумя десятками конных ратников при поддержке пешего взвода городской стражи. Приказ был сформулирован просто: мочить бунтовщиков везде; если найдут в нужнике, замочить в сортире. Ещё два взвода были направлены на патрулирование улиц с инструкцией задерживать и обыскивать всех подозрительных лиц, а при отсутствии клейма на лбу, доставлять в участок с целью допроса и опознания на предмет установления интеллигентности.

Воля Петрович взбодрил своих цириков. Централ приготовился к приёму гостей и долговременных постояльцев.

Сам же командир отправился выжигать источник заразы, взяв четыре десятки с огнестрелом. В гнездилище московских манагеров должны были встретиться весьма эффективные личности.

Беженцы замутили сквот на улице Диктора Левитана, у ручья. Место как бы символизировало. Диктор Левитан, что было известно из курса эльфийской истории, выступал глашатаем Пердиктора Мировой Закулисы, чему располагала национальность и фамильная принадлежность к роду левитов — судей древнего мира. Вряд ли стоило удивляться, что на улице, названной в его честь, открылось место, куда могли втиснуться избранные.

Поганое гнездилище должно было стать конечной точкой исхода. Так постановил Щавель и с беспристрастной уверенностью выпущенной из лука стрелы привёл намерение в исполнение.

По причине раннего утра сквот спал. Манагеры привыкли продирать глаза не раньше одиннадцати. Изменить привычку не смогла даже революция.