Спокойной ночи, крошка - читать онлайн книгу. Автор: Дороти Кумсон cтр.№ 13

— Нужно подождать немного, — сказала я. — Это все внове для него.

— Я хотел, чтобы папа стал моим лучшим другом, когда вернется домой. Ты моя самая-самая лучшая подруга. И Корделия. Я хотел, чтобы папа тоже стал моим лучшим другом.

Я потрепала Мальволио по плечу. Так нужно поступать, когда кто-то плачет. Я видела, что мама трепала по плечу тетю Мер, когда та плакала. И папа трепал по плечу маму, когда она плакала. Мальволио сейчас расплачется, поэтому нужно потрепать его по плечу.

— Здо-ово! — крикнула Корделия.

Ох, у меня неприятности! Корделия взяла бутерброд, который я уронила, и принялась вдавливать его в пол машинкой Мальволио, так что масло размазалось по ковру. Корделия пыталась съесть то, что осталось от бутерброда, и теперь вся ее мордашка была вымазана паштетом. Зеленые, желтые и красные кусочки пристали к носу. И запутались в волосах.

— Здо-ово! — повторила Корделия, размахивая машинкой и бутербродом.

— Ох, у меня неприятности, — сказала я Мальволио.

Ему было так грустно. Он не понравился папе. И потому я даже не разозлилась, когда Мальволио рассмеялся.

Когда входишь в дом, где больше нет Лео, на плечи тебе бросается тишина, особая тишина. Словно порыв холодного воздуха, от которого перехватывает дыхание, когда ступаешь на порог. Этот жутковатый, неестественный холод, проникающий в твой разум, пока ты ходишь по дому, включая свет, проверяя почту, слушая записи на автоответчике. Ты приходишь в кухню, ставишь чайник, чтобы сварить себе кофе, и только потом понимаешь, что он пуст и так можно сжечь дом. Но не снимаешь его с плиты, слушаешь, как он потрескивает, но не можешь пошевельнуться. Не можешь делать то, что нужно. Ты чувствуешь себя бессильной. Бессильной во всем. Замороженной этим кошмарным холодом. И нет возможности что-то изменить.

Когда треск чайника становится громче, я прихожу в себя, протягиваю руку и выключаю его. Вот здорово будет, если Лео вернется в сгоревший дотла дом, верно? Вообще, он, наверное, подумает, что это круто. И скажет мне, что я самая классная мама в мире, ведь я сделала ему такой прекрасный сюрприз — сожгла дом. А потом он понял бы, что все его игрушки, книги и драгоценная игровая приставка сгорели в пламени. Они с Кейтом подали бы на меня иск в суд за преступление против человечества.

Я протираю глаза. Не могу отделаться от мыслей о Мэле. Может быть, действительно стоит позвонить ему? Я смотрю на часы. Полночь. Может, позвонить ему? Послушать тишину на другом конце провода и гудки, когда Мэл повесит трубку. Может, тогда я смогу сосредоточиться на чем-то еще. Может, тогда я смогу сказать моим родным, что Лео в больнице не для осмотра. Что он очень болен. И хотя врачи не говорят мне этого прямо, они очень обеспокоены его состоянием. Может, если я выброшу Мэла из головы, я смогу заняться тем, что должна сделать.

Мы с Мэлом и Корделией свернули за угол и увидели скорую возле нашего дома. Мы замерли на месте.

Обычно скорая останавливается возле дома Мэла. Но на этот раз она стояла у нашего. Я бросилась вперед, Мэл помчался за мной, перегнал меня — у него ноги длиннее, да и сам он сильнее меня. Корделии всего шесть, ей за нами не угнаться. Мы бежим, бежим, но кажется, что до нашего дома так далеко…

Я вижу, как мама забирается в карету скорой помощи. Судя по всему, она здорова. Наверное, что-то случилось с папой. Я могу пробежать стометровку очень быстро, и потом мое сердце бьется часто-часто, но не так сильно, как сейчас. Оно никогда не билось так сильно.

Я много чего боюсь. Темноты. Чудовища, которое, по словам Мэла, живет в туалете во дворе. Пушистых игрушек — я наврала Корделии, что они оживают в полнолуние, а потом сама в это поверила. Того, что происходит с тетей Мер.

Но раньше мне еще никогда не было так страшно. Я боюсь, что с папой случится то же, что и с дядей Виктором, и я его больше никогда не увижу.

Мы остановились перед скорой и попытались заглянуть внутрь. Я дрожала.

— Дети… — сказал папа.

Он стоял за нашей спиной. Перед домом. Мы все повернулись к нему. На папе был серый плащ в полоску, который он носит на работу, голубая рубашка и синий галстук.

Мне хотелось подбежать к папе, обнять его, поцеловать, сказать, что я рада, ведь с ним ничего не случилось. Что я никогда не была счастливее.

Но я этого не сделала.

Папе бы это не понравилось. Он такое не любит.

На руках папа держал трехлетнюю Викторию, сестру Мэла. Малышка смотрела на скорую, ее глаза расширились. Ее волосы были заплетены в две косы с идеальным пробором. Тетя Мер расчесывала дочку часами, пока пробор не становился идеальным. Пока все не становилось идеальным. Мы все знали, что это знак. Знак того, что тете Мер плохо. Знак того, что нам пора бояться.

— Заходите в дом, пора обедать.

Мы все смотрели на папу и поэтому подпрыгнули от неожиданности, когда дверь скорой захлопнулась.

Все дело в тете Мер.

Как и всегда, беда случилась с тетей Мер.

На машине включилась мигалка, скорая поехала по узкой улочке, заставленной припаркованными автомобилями. Мы смотрели, как она подпрыгивает на кочках и сворачивает за угол.

— Заходите в дом, — уже строже сказал папа.

И я поняла почему. Все соседи стояли перед своими домами или выглядывали из окон, наблюдая за нами. Они всегда наблюдали за нами. Иногда мне казалось, что наши соседи поставили бы перед домами стулья и рассматривали бы нас в открытую, если бы могли. Лучше любого шоу. Лучше любого фильма. Мама с папой терпеть этого не могли.

— Мы словно золотые рыбки в аквариуме, — сказала как-то мама.

Дело не в том, что мои родители осуждали соседей за излишнее любопытство. Их возмущало то, что соседи наслаждаются чужой бедой. Наслаждаются тем, что это случилось не с ними.

Мама часто рассказывала нам, что, когда они с папой переехали сюда одиннадцать лет назад, соседи с ними не разговаривали. Женщины останавливались на улице и шептались, но замолкали, когда мама проходила мимо. Они молча смотрели на нее, когда она улыбалась им в магазине. Они отказывались брать для нее посылки у почтальона. Для двух африканцев, привыкших приветливо относится ко всем соседям, такое поведение казалось непостижимым.

Эти же соседи безмерно удивились, когда тетя Мер и дядя Виктор переехали на эту улицу шесть лет назад. Они старались держаться подальше от новых соседей. Мама не выдержала. Она отнесла тете Мер и дяде Виктору запеканку. Так началась их дружба. Так судьбы наших семей переплелись.

Поэтому мама всегда ездила в больницу с тетей Мер. Папа пытался соорудить обед, но это оказалось сложно, потому что Виктория не позволяла ему опускать ее на пол, и папе приходилось готовить одной рукой. Всякий раз, как я пыталась ему помочь, как помогаю маме, когда она готовит обед, он отмахивался. Папе было страшно, но он делал вид, будто все в порядке. И все это видели, даже Корделия.