Неосторожность - читать онлайн книгу. Автор: Чарльз Дюбоу cтр.№ 64

– Уолт, – сказал он, и в глазах его мелькнул испуг, – что, черт возьми, происходит?

– Ты в больнице Саутхэмптона, папа. У тебя дома был приступ. Тебе давали снотворное.

Я видел, что он пока не все понимает, поэтому повторил свои слова.

– Ты здесь со среды.

– Со среды? А сегодня какой день?

– Суббота.

Отец посмотрел в сторону.

– Господи, – произнес он, когда реальность происходящего начала его подавлять. – А что с мамой? Она как?

– Все хорошо, папа.

Он похлопал меня по руке. Казался таким маленьким и бесцветным. Не отец, а его бледная тень.

– Уолт, можешь попросить медсестру, чтобы мне принесли воды? Очень хочется пить. – Он провел рукой по лицу. – И еще мне надо побриться. Я, наверное, на бродягу похож.

Следующие несколько дней у него случались моменты просветления, но врачи старались держать его на успокоительном. Каждое утро я ездил домой принять душ и позавтракать, а потом, если только у матери не было для меня поручений, возвращался в больницу. Разумеется, я возненавидел это место; так родилось мое отвращение ко всему, связанному с медициной. Все было так угнетающе: запах дезинфекции и смерти. Одинокие люди, ставшие на якорь в этих безликих помещениях, мерцание телевизоров, кашель и стоны из-за занавесок, врачи и медсестры, группами проходящие по коридорам под лампами дневного света. Недостаток информации, высокомерие – и, какими бы учеными и опытными они ни были, врачи по-прежнему не могли выяснить, что произошло с моим отцом.

Мне часто казалось, будто от анализов ему становится хуже. Врачи продолжали пробовать разные лекарства, от многих из которых у него ускорялся пульс, или накачивали его растворами, чтобы сканеры могли выполнить свою работу. Хуже всего для меня было то, что постоянно объявлялись новые врачи, очень молодые. Они просматривали историю, снова и снова задавая мне одни и те же вопросы. Сколько он пил? (Немного.) Он курил? (Бросил много лет назад.) Занимался спортом? (Несколько раз в неделю.) У них в семье были сердечные заболевания? (Мы не знали.) Он бывал в последние полгода в Бразилии?

Все это повторялось опять и опять. Это было невыносимо. Я гадал, что означают каракули и иероглифы в истории болезни? Почему врачи не советуются друг с другом? Если бы мы так относились к своей профессии, если бы юристы, работающие над одной сделкой, не общались, а постоянно задавали клиентам одни и те же вопросы, то наступил бы хаос. Я это не всерьез, конечно. Но сейчас, столкнувшись с кризисом, врачи выказывали меньше профессионализма, чем мастер, который приходит в офис чинить ксерокс.

Мой отец был стоиком. Он родился и вырос во времена Великой депрессии с осознанием лишений, которые пережили большинство его соотечественников, хотя семейное богатство защитило его от бремени основного удара. Он пошел во флот после Йеля. Время было послевоенное, и отца, с его знанием языков – в семье была французская гувернантка и немецкая фройляйн, к тому же они с родителями провели несколько лет за границей, – взяли переводчиком к адмиралу Шерману, который в то время командовал флотом. После отставки он поступил на службу в банк. Я не могу припомнить, чтобы отец хоть раз за все те годы повысил голос или высказался неодобрительно о чем-то, кроме политики и команды «Янкис».

Тем большее потрясение я испытал однажды днем в больнице. Я пытался работать – мне прислали из офиса бумаги на рассмотрение, – когда отец позвал меня.

Я склонился к нему, и он посмотрел на меня безумными глазами – таких у него я прежде не видел.

– Ты должен забрать меня отсюда. Иначе я тут умру.

Я смотрел на отца, стараясь понять, вполне ли он адекватен. Может, ему приснился кошмар? Выражение его глаз убеждало меня, что он говорит всерьез. Я чувствовал себя совершенно беспомощным. Смотрел на трубки, тянувшиеся к его телу, и подумать боялся, к чему приведет попытка отсоединить хотя бы одну из них. И как я мог его забрать? Вынести на руках? Я представил, как мы вдвоем ковыляем по коридору, расталкивая охранников, держась за стойку для капельниц. Позволят мне взять инвалидное кресло или просто вывезти его на каталке? А что потом? Отвезти оттуда домой? Как? В «Кадиллаке»? В своей «Ауди»? Нам разрешат воспользоваться «Скорой»? Я сознавал, что даже размышлять о подобных действиях абсурдно, но все-таки думал об этом. Я был готов на все ради отца, но этого сделать не мог. Я сам не хотел, чтобы он оставался в больнице, но увезти его оттуда казалось верхом безответственности.

– Папа, прости, я не могу забрать тебя отсюда. Тебе нужно остаться. Врачи делают все возможное.

– Я тебе не верю. Они меня убьют. Ты должен меня забрать.

– Папа, никто не пытается тебя убить.

Он схватил меня за руку:

– Пожалуйста!

– Прости.

– Иди к черту, – сказал он, пробуя сесть.

Отец был старым и хрупким, но силы у него были. Мне пришлось держать его за плечи, чтобы не дать ему встать с кровати.

– Папа, тебе нужно лежать.

– Ты мне не сын. Пусти.

Я его не послушался и позвал медсестру. Она сделала ему укол успокоительного, хотя отец отбивался от нас. Через несколько секунд он уснул.

На следующий день отец опять выглядел нормально. Сидел в постели с ясными глазами; когда я вошел, его брили. На столе стоял поднос с остатками завтрака, он впервые поел твердой пищи с тех пор, как его положили в больницу.

– Доброе утро, Уолт, – произнес он, очень довольный собой. – Сделай мне одолжение. У меня на следующей неделе заседание правления, нужно, чтобы прислали бумаги. Можешь это устроить?

Подобный поворот событий меня воодушевил. Врачи до сих пор не выяснили, что с ним было и вызвало приступ, но и они вздохнули с облегчением. Мне сказали, что если он будет поправляться такими темпами, то его переведут из интенсивной терапии в обычную палату. Я провел день с ним, мы смотрели по телевизору футбол. Отец иногда начинал дремать, но живо интересовался тем, что произошло в мире и что он пропустил. Я сохранил номера «Уолл-стрит джорнал» за прошлую неделю и принес их ему. Это его очень обрадовало. Отец заявил мне, что нет необходимости оставаться с ним на ночь. Я был благодарен за возможность поспать в своей постели, вообще в постели, просидел у него до восьми часов вечера. Впервые с тех пор, как был ребенком, поцеловал отца на ночь.

По его настоянию я вернулся на следующий день в офис. Днем мы говорили с отцом по телефону. Он сказал, что если все пойдет хорошо, то его через несколько дней выпишут. Сообщил, что мать заказала билеты во Флориду, позвонила экономке и продиктовала, что нужно купить. Это был наш последний разговор.

В четыре часа утра у меня в квартире зазвонил телефон. Я опять работал допоздна, но выпрыгнул из постели после первого звонка. На том конце провода я услышал голос матери:

– Папа умер.

Я стоял посреди спальни, не в силах ничего понять.