– Прямо в сердце попал и разорвал его, – Гущин шепотом то ли уточнил, то ли разъяснил. Анна Андреевна заметно думала.
– Давайте на художника посмотрим.
По сравнению с открывшимся беднягой Поленовым, Елена была торжественной мраморной богиней. Никита. Видимо, последняя доза сразу оборвала его существование, не успев разгладить черты в блаженном забвении. Косметологу предстояла большая работа перед прощальным ритуалом.
Анна Андреевна встала между покинувшими этот мир. Поочередно взглянула. Сама прикрыла лица простынями, и, повернувшись к Гущину, медленно, но уверенно пошла к выходу.
* * *
– Художник не мог убить Елену, да и не сделал этого. Нужно работать со скульптурой, – Анна Андреевна выглядела усталой и неудовлетворенной.
– Как, Анна Андреевна? Но столько улик и мотивов, – цеплялся за версию Гущин.
– Послушайте, Виктор Васильевич. У вас одна из версий. Ищите другую. В скульптуре этой огромный заряд негатива до сих пор ощущается. Она и сама кого хочешь убьет.
– Я ее в сейф убрал, где вещдоки. И запер, – вяло усмехнулся Гущин.
– Правильно, – но Вербина вернулась к задаче. – Виктор Васильевич, давайте узнаем историю этой художественной загогулины. Наверное, Ромин знает.
Максим знал только о приблизительном времени появления скульптуры в коллекции – середина минувшего октября.
– Вы справьтесь в галерее на мосту «Багратион», – отослал Максим.
Связались с галереей «Венеция». Там знали постоянных клиентов, и Елена Ромина была из их числа. «Ей всегда сообщали о новых поступлениях, но она и сама часто привозила стекло с Мурано». Подъехавший консультант, при первом взгляде на сине-серебристую скульптуру определил: «Эксклюзив. Не от нас. Островок маленький, мы работаем со многими фабриками, знаем всех маэстро. Взгляните на подставку, изделие должно быть подписано». Автографа не было. Только надпись: «Великолепная». Название? «Вы можете связаться с этим островом? Пусть помогут определить, что за работа, когда куплена?» – Гущин обратился с просьбой и тут же подумал: «Чушь». Консультант сделал снимок, обещал навести справки. Анна Андреевна собиралась распрощаться, но Гущин ответил на телефонный звонок.
– Подождите, пожалуйста, это Ромин. – И он выслушал Максима, поспешил ответить:
– Скажите этому господину, что необходимо к нам приехать, и чем скорее, тем лучше. Максим Петрович, забирайте его со всем, что есть в наличии. Тут Вербина, мы ждем вас.
С Роминым приехал некто Венедиктов, владелец ювелирного салона. Максим, представляя коммерсанта, отметил давнишнее знакомство, полное доверие и, можно сказать, «дружбу домами».
– Вот. Аркадий Борисович был в отъезде. Сегодня узнал, и тут же позвонил.
Аркадий Борисович положил на стол следователю небольшую деревянную шкатулку и сказал: «Пожалуйста». Виктор Васильевич вынул лежащие сверху листки. Глазам предстали драгоценности.
– Вечером двадцать третьего, около десяти, мне позвонила Елена Ниловна. И сказала, что с просьбой. Суть такова: завтра утром ей нужны деньги. Готовит для супруга сюрприз. Помню ли я бриллианты, купленные ими в салоне? Сумма нужна немалая. Она напомнила про два старинных кольца, которыми моя жена любовалась. Так вот, смогу ли я, взяв драгоценности в залог и получив от нее расписку, дать ей наличными пятьсот тысяч рублей? Буквально на неделю, до Нового года. Я не мог ей отказать. У меня не ломбард, но это близкие люди.
– Спасибо, Аркадий. – Максим почти забыл, что в этом мире зла, встречается добро. – Ты же знаешь – Елена имела полную свободу, и всегда разумно распоряжалась ею.
– Да у меня и сомнений не было. Только был вечер на дворе. Я предложил встретиться завтра в офисе.
– Как рано? – спросила она. – Простите, но дело спешное.
Я сказал: «Давайте в десять».
– И еще, Аркадий Борисович, – говорила Елена, – Давайте я вам драгоценности пришлю, напишу расписку и доверенность. И подъедет к вам Никита Михайлович Поленов, он мой родственник. Он сейчас рядом, так что я отдам драгоценности, и расписку для вас. Если вам нужно подтверждение от Максима, то, конечно, я поговорю с ним. Но это будет не сюрприз, и, наверное, я отменю свою просьбу. – Я ей сказал – пускай родственник приезжает, а для меня в радость поспособствовать. Новый год на носу, самое время близким подарки готовить.
– «Я знала, что могу обратиться.
– Ну, мы свои люди».
– Таким образом, это попало ко мне. И я сразу, как узнал, позвонил Максиму.
Гущин развернул бумаги. От руки. Расписка Елены. Доверенность на Поленова, расписка от него.
– Пришел – вежливый, интеллигентный. Тихий. Вот и все, – Венедиктов вздохнул с чувством исполненного долга.
Максим переводил глаза с Вербиной на Гущина. Гущин будто вопрошал Вербину взглядом. Анна Андреевна как бы искала что-то за горизонтом.
– Это далекая история, – сказала она неожиданно.
* * *
Наутро позвонила Дорофеева и изъявила готовность приехать, «если я нужна». Договорились на двенадцать. И Гущин связался с Вербиной.
– Да, я хочу послушать, что и как есть в представлении этой дамы – она ведь самая близкая подруга убитой? Ее не смутит мое присутствие, ведь я посторонняя.
– Не думаю, что она будет проверять документы. Да и вы, уж простите, вы теперь для всех мой консультант. А, на самом деле, я ваш помощник.
– Виктор Васильевич!?
– Знаем, Анна Андреевна, уж как знаем.
* * *
– Так послушайте, что в этой истории очевидно, и что предположительно, – Анна Андреевна не тратила время, пока они сидели у Гущина в кабинете в ожидании посетительницы.
– Скорее всего, художник Поленов тоже жертва, и не случайная. Хотя я не вижу жестокой агрессии. И. скажите мне, Виктор Васильевич, есть ли у покойной Елены близкие родственники?
– Есть мать, Но только исторически. Они не общаются долгие годы. Даме уже к семидесяти, но у нее молодой муж, чуть ли не двадцать пять лет разница. Другая жизнь. Ей позвонили. «Бедное дитя, как сложно ты жила. И как оправдан в этой жизни такой трагический финал, – сказала она нараспев, а потом сухо и по-деловому. – Я давно не виделась с Леной, а она была живая. Я не хочу увидеть мертвое дитя. Я в памяти храню ее ребенком». И повесила трубку. Так что с родственниками не густо.
– Тут такая ситуация – все мне кажется, что расплатилась Елена за чужой грех. Несправедливо, но так судьба распорядилась. Наверное, личность была слишком яркая. Вот и погасили.
* * *
Татьяна Дорофеева – элегантная и ухоженная – вопросов не ждала, и намека на беседу не предполагалось в программе ее визита. Она сразу начала монолог.
– Я к гибели Лены никакого не имею отношения, и представить не могу, кто так жестоко распоясался. Это вообще трагедия, прямо таки Шекспир. Но для меня особый удар – мы росли вместе, и все время по жизни были рядом.