– А вот девочки говорили – друг у вас погиб? – напомнила Анна Андреевна.
– Да, друг и компаньон. Почти четыре года прошло, в Америке. Трагическая история. И непонятная.
– Как же вы теперь? Другие компаньоны?
– Нет, стараемся справляться. Помощники, заместители на всех подразделениях.
– Вот что, молодые люди, – во время возникшей паузы Анна Андреевна поудобней устроилась на диване, – у меня перемена климата, да и привыкла – порой, среди дня, – как бы уйти в себя, сделать паузу. Тина скоро будет. Может, вы побеседуете? – думаю, есть о чем поговорить, – а я тут помечтаю немного. Не буду мешать? И Анна Андреевна несколько расслабилась, прикрыла глаза. Марина начала пытать Ромина, как все-таки выглядит подробный сценарий, разработанный Федоруком. Тот объяснял достаточно невнятно.
– И зачем балетмейстершу напрягали? Они с Тиной уже в процессе.
– Все будет. Может, мы сначала танец отснимем. Будет отправная точка. И все пойдет, как по маслу. Смотрите. Завидуйте.
– Если задумали, так надо делать. У тебя же в бизнесе все по четкому графику. А вдруг выскочит автомобиль, как на Пушкинской, и поминай, как звали, – Марина убеждала полушутя-полувсерьез.
– По теории больших чисел вероятность повтора такой ситуации…
– Все, все, все. Не могу слушать. А вдруг это не случайность, а злой умысел?
– Как будто ожогом рот? Типун вам, простите, конечно, девушка, так сказать, на язык.
– Это вам типун, и никаких извинений.
Пришла Тина, приготовили чай. Говорили о том, о сем. Марина, порой, замечала, что Анна Андреевна пристально поглядывает на Ромина. Настало время уезжать. Распрощались. Вербина старшая попросила Марину заехать завтра в удобное время. Результаты «смотрин» интересовали девушку. Но Марина смотрела на Максима с особой теплотой. И легкостью. И болью. Может потому, что все же сожалела о неотвратимости созревшего в ней ответа.
Ветер гнал по мостовой первые желтые листья.
* * *
Максим говорил: «Ну почему? Ну почему? Что не так? и в чем моя вина?» Марина смотрела на него нежно и отрешенно. Молчала. Нежность во взгляде настраивала Максима повторять вопросы вновь и вновь, вслух и про себя.
Он не знал, что прощальная грусть непреклонной Марины, не о нем. А об опыте первой и взрослой любви, чей огонь загасили плевками.
Медленно и молча, проследовали они от памятника Грибоедову к Чистым Прудам, молча сели на лавочку.
– Почему, Марина, объясни же мне, – Максим ждал и заслуживал ответа.
– Потому что не надо делать жестоких ошибок, когда можно не делать их. Все было искренне и правильно. Ты мне близок и дорог. Я думаю, так будет всегда. Ты говоришь, я много значу для тебя. Спасибо – и она задумчиво опустила голову.
Максим смотрел на нежный изгиб шеи, прекрасный трогательный профиль, завитки белокурых волос. – «Останься» – прошептал он. Марина распрямилась и посмотрела ему в глаза.
– Эта была общая страница. Она сохранится в книге моей жизни; ты, я думаю, не захочешь вычеркнуть ее из своей. Но она закончена, и мы должны перевернуть лист. Я знаю, звучит патетично. Но бывают ситуации, когда только высокий слог может ничего не испортить.
* * *
Тот, кто инициирует разрыв, себя не избавляет от страданий. Марина пыталась латать бреши сторонними образами, но все вращалось вокруг горечи утраты. Своих иллюзий, своей чистоты. Ни на чей счет она не заблуждалась.
«Летучих нимф был полон пруд лазурный, дриадами одушевлен был сад», – шептала она строки Шиллера. – «И я, словно дриада, чудесным деревом цвела. Ты подрубил меня под корень. Потому, что хотел не меня, а с папиным богатством породниться. Так в древних мифах некто Эрисихтон в священной роще дерево сгубил. И кровь потекла по стволу, ветви сделались мертвенно бледны. Нимфа погибла, но возмездье предрекла. Эрихистон был наказан неутолимым голодом. Когда он съел, безумный, все вокруг, он начал поедать себя. И оттого погиб. Но у тебя, Максим, особый голод будет. Это будет голод по духовности. По тому, до чего ты не сможешь возвыситься. И никогда не утолишь его». – Надумала девушка такую комбинацию, и почти сама себя утешила.
«Сколько бреда вмещает моя голова!»
* * *
Анна Андреевна встретила Марину радостно.
– Ну, я вижу, поступок совершен, мудрая ты моя и решительная. – Марина, молча, прошла в гостиную, молча, опустилась во вчерашнее кресло. – Сейчас чай на травах, сама собирала. Чувствуешь аромат? – Анна Андреевна разлила напиток, присела.
– Так, а теперь послушай. Твое решение известно. Сама разобралась. А если бы не так, то я бы тебя сегодня предостерегала. Не простой он, Максим Петрович. И в его прошлом что-то темное есть. В поступках далеко не самостоятелен, кто-то направляет. Это доброжелатель, но предвзятый. А Максим далеко не управляемый, он из тех, кто рвется быть первым везде. Его «эго» превыше всего. Да, он любит тебя. Но при этом преследует цель, чтобы у него была замечательная во всех, очень важно, отношеньях жена. А стала б ты женой, и цель была б достигнута. И кто его знает, каким бы он стал. Он женится, но на той, что окажется сильней в своем эгоцентризме. А что из этого выйдет – не могу сейчас сказать, не знаю. Это достаточно далекое будущее. Главное, что вы разошлись. Потому что со всеми, кто с ним рядом, что-то отрицательное да случится. И еще – он помешан на Маяковском, все время о нем думает.
– А мне-то чего ждать? – спросила Марина тревожно и безнадежно.
– У тебя хорошо все сложится. Много путешествий, встреч. Ты будешь счастлива. У тебя чутье души безошибочное. Это свойство. Чтобы желанная судьба свершилась, надо суметь принять ее. Ты сможешь.
– А могу ли я чем-нибудь Максиму помочь?
– Скажи, пусть Пастернака почитает. Ну, а всерьез – ведь ты уже пыталась?
* * *
На факультете Вдовину ждал сюрприз. В деканате сказали, что специалисты из Америки, с которыми она работала весной, прислали запрос и приглашение – просят в течение семестра консультировать их на завершающей стадии научного труда. Колумбийский университет ждал.
– Так что решайте, Марина, будете вы академический отпуск оформлять, или командировку мы вам сделаем. Но ехать в Нью-Йорк обязательно. У нас с факультетом искусств Колумбийского университета предполагается обмен студентами. Они телемосты хотят проводить, много планов.
– Да я и не отказываюсь. Просто неожиданно очень.
– Чего ж тут неожиданного. Читаю из приглашения: «Исключительное умение не просто дать толкование трудного для нас фрагмента, но и проведение аналогий с более известными источниками. Госпожа Рябинина уже сейчас является глубоким ученым. Мы надеемся, что, кроме огромной пользы для нас, она сумеет получить у нас на факультете практику и станет прекрасным специалистом в области филологии». Нужно было письмо из Колумбийского университета, чтобы у нас открылись глаза – какое сокровище у нас подрастает. Они также направили приглашение в посольство. Надо подъехать с паспортом насчет визы.