Память золотой рыбки - читать онлайн книгу. Автор: Моник Швиттер cтр.№ 8

— Передам Аннегрет.

— Вам доставляет радость смотреть, как едят другие?

— Сам сейчас об этом задумался. Да, пожалуй, это весьма забавное зрелище, и вы довольно смешная, когда едите.

— Вот как?

— Теперь я испортил вам аппетит.

— Испортили. Сегодняшний стих уже готов?

— Нет.

Она цитирует его же слова:

— Nulla dies sine linea.

Он прерывает ее движением руки.

— Так же верно и другое: nulla regula sine exceptione [3] . Кстати говоря, моя любимая еда — это простые, банальные на первый взгляд блюда, которым только сам язык придает вкус, если вы меня понимаете.

— Не вполне. Хотя... с хорошим хайку дело обстоит так же. Поиграй со мной, приглашает вас стих, сделай что-нибудь из меня, придай мне вкус.

— Меня приглашает? Типичный стиль немецких критиков. Вы имеете в виду читателя.

— Вы пишете строго по схеме пять-семь-пять?

— Я тут вчера интересный фильм посмотрел, может, знаете, все-таки классика! «Бешенство» называется.

— К сожалению, не смотрела. А как этот фильм связан с хайку?

— Никак. Значит, не смотрели? Это фильм ужасов.

— Давайте все же еще немного поговорим на нашу тему? Так вы пишете каждое хайку по схеме пять-семь-пять слогов?

Он вздыхает.

— Да.

Тишина.

— Господин Брандтнер, поговорите со мной!

Ему явно скучно.

— В этом вся соль. Хайку — это всего лишь короткий веселый стих, не более того. Именно в этом суть, даже если говорить о дзисэй, о стихах смерти, — снова переводит он между прочим, — понимаете, в них должен быть юмор. Маленькая формочка, а в ней маленькая шуточка. — Сам того не замечая, он набирает обороты. — Вы Хаббелла [4] знаете? Он замечательно написал дзисэй, такое и за свое выдать не стыдно:

Having spent my life

In the service of beauty

Now human garbage.

И в моем переводе:

Всю жизнь стремился

Красоту приумножать,

А сам стал хламом.

Он весь светится, глядя на нее.

— Ну?

— А где шутка?

— Где шутка?! Сил моих нет с вами!

* * *

Они ушли с кухни и теперь сидят в его комнате, как и вчера, друг напротив друга, она на диване, он в своем кресле.

* * *

— Как обстоят дела с вашим либидо?

— Чего вы от меня хотите?

— Ответа.

Он смотрит в потолок. Затем произносит таинственным шепотом:

— Хочу узнать, как ты выглядишь изнутри!

— Что?

— Это цитата.

— Из этого, как уж его...

— «Бешенства»? Нет.

— Попахивает фильмом ужасов.

Он кивает.

— Полагаю, это реплика кровавого убийцы.

— Именно.

Он шепчет:

— Я вытащу твои внутренности наружу, чтобы хорошенько их рассмотреть!

— Как обстоят дела с вашим либидо?

— Этот вопрос уже был. Дальше.

— На самом деле цитата была не из бешеных ужасов?

— Нет.

— А откуда?

— Забыл. Но вот помните сцену, где в этой нежной белой подмышке вдруг вырастает фаллоподобное жало? Ах да, вы же фильм не смотрели. Жало, что любопытно, вырастает у молодой девушки.

— Возвращаемся к нашей теме. Половое влечение.

— А я и не отклонялся от вашей темы!

— Наша тема — это вы, а не какой-то там хоррор. Что интересно, ваши стихи крутятся вокруг плоти.

— Это да.

Уж кости гниют

Плоть тленом охвачена

Смерть за работой.

Вот вам и ответ.

* * *

Он выходит из комнаты, но ненадолго. Возвращается он с умытым лицом.

* * *

— Зачем вы здороваетесь с моими соседями?

Она смотрит на него непонимающим взглядом.

— Вчера вы сказали, что поздоровались с моим соседом. Зачем?

— А! С крестьянином! Поздоровалась, да. Зачем — не скажу.

— Тогда я вам скажу: чтобы сократить дистанцию. Вы постоянно к этому стремитесь! Думаете, достаточно изобразить интерес, и близость возникнет сама собой. Но откровенного разговора не получается, по крайней мере у нас. Из ничего не будет ничего.

— Профессия у меня такая — вопросы задавать.

— Да, но она не дает вам карт-бланш! Вот моя профессия — слова соединять. Только при этом я отвечаю за каждую написанную строку.

— Неужели? Вот об этом хорошо бы поговорить.

— Не уводите разговор в сторону. Теперь я задаю вопросы. На что вы живете?

— На доходы от журналистики.

— Ради чего вы живете?

— Ради собственной свободы. Я служу своей совести и своим же представлениям о правде.

— Хорошо сказано! И еще вы пишете. Что именно?

— Прозу.

— Почему вы пишете?

— Не могу иначе.

— А теперь повторю свой вопрос: чего вы от меня хотите?

— Я хотела с вами познакомиться. Уже давно.

— Вы меня утомляете. Но я еще с вами не закончил. Приходите завтра.

* * *

Сощурив глаза, она едет прямо на ослепительное солнце. По лицу, щекоча кожу, бегут слезы. Она яростно их смахивает. Тупой вонючий баран. Она шмыгает носом и принюхивается. Куда подевался его запах? Неужели она настолько к нему привыкла, что уже его не замечает? Пока они разговаривали, запах без конца налетал на нее, садился на одежду, на кожу, а теперь его нет.

* * *

Он встречает ее прямо у входной двери.

— Прошу прощения, — говорит он, — я сегодня не в духе. Устал.

— Слишком много фильмов ужасов посмотрели?

— Да. Наверное. Я плохо спал. Может, пройдете? Я сейчас.

* * *

Она не верит глазам. На стене висит ее фотография, пришпиленная кнопкой, между напольными часами и японским иероглифом, но выше, примерно на уровне его глаз, когда он стоит. Та самая фотография, что она ему присылала!