Грас - читать онлайн книгу. Автор: Дельфина Бертолон cтр.№ 23

Похоже, тебе моего присутствия и существования тоже недостаточно.

Не думаю, что тут при чем-то мой дом. Дома на «такое» не способны, дома не мстят своим обитателям. Мстят люди. Сам Бог ввел в оборот принцип мщения – или же подручные Бога – потоп, апокалипсис, множество страниц массовых истреблений, реки пролитой крови, закон возмездия, око за око, зуб за зуб. Библия напичкана насилием, людским насилием, а еще больше Божеским; Его всемогущество Он направил против нас – а ведь Он создал нас по образу Своему… И что тогда? Если Бог хорош, то хороша ли месть? Что думает сейчас об этом Иоанн Павел II?

А ты, что об этом думаешь ты, Тома?

Где ты?

* * *

Сегодня вечером сестра вернулась к себе домой. Я не мог на нее за это сердиться; сам сделал бы то же самое, если бы не жил в пятистах километрах отсюда. Я забыл поговорить с ней о полароидном снимке, который вытащил на свет из кармана, как только уладилось это злоключение с водонагревателем. Сначала колебался, позвонить ли ей, но в конце концов решил оставить ее в покое. Она была сама не своя из-за энной истории с ее дружком, чье преступление я даже не осмеливался себе вообразить, – эгоизм, неверность, незрелость, кокаин? Я хотел показать ей фото на следующий день, перед встречей с нашим отцом. Одним камнем двух зайцев. Прямо в лицо – камень, разумеется.

Дети переселились в комнату своей тетки, и я остался один в постели, ворочаясь в шероховатых льняных простынях. Я не знал, что думать обо всем этом. Ничего необъяснимого не произошло, просто ряд совпадений с чьими-то зловредными поступками. Когда я спросил маму, она сказала, что достала кукольный дом для Колена и Солин. Дескать, нашла его после истории с камнями, когда обыскивала чердак, чтобы удостовериться в отсутствии непрошеных гостей. Зато Барби… Я было подумал, что это проделка Лиз. Она всегда имела склонность к зловещим шуткам и хоть казалась бережливой, на самом деле такой совсем не была – я помню армии изувеченных солдатиков, обезглавленных фигурок из коллекции «Биг Джим», безголовых лошадок. Тем не менее я с трудом воображал ее бросающей камни в окно, особенно с риском поранить племянников; у моей сестры полно недостатков, но наших детей она любит. Я ломал голову, кто же мог злиться на нас до такой степени, к чему все эти странные манипуляции, это запугивание. Что бы ни говорила Грас, я не отказался от мысли, что это Тома развлекается за наш счет. Но вообще-то больше всего меня тревожило поведение близнецов. После череды неприятных событий они вдруг стали спокойными, слишком спокойными. А то, что они рассказали по поводу «Тины», которая жила в их комнате?.. Этим вечером, когда я подтыкал им одеяло, они заговорили со мной о тебе. Но как-то странно. Ты уже не была диснеевской принцессой, ты стала мертвой. Конечно, с ними такое уже случалось, слишком часто приходилось объяснять, что их мать умерла. Само по себе это слово не имело ничего нового в их устах. Новизна была в том, что это слово уже не было прилагательным, а превратилось в существительное. Если мама стала мертвой, как ты думаешь, она может вернуться?

– Мертвые не возвращаются, зайчики мои… Умереть значит «перестать жить». Мама теперь где-то в другом месте. Не на земле.

– На небе?

– На небе, если хотите. Но главное – она здесь.

Я положил руку на свое сердце, потом на сердце нашего сына, потом нашей дочери.

– Мама здесь. Здесь и здесь. И здесь она будет жить всегда.

– Если мама в нас, – возразил Колен, – значит, она на земле. А раз на земле, то очень даже может вернуться.

В тот миг я не знал, что ответить. Поразмыслил.

– На самом деле мама не может вернуться, потому что ушла навсегда. Но мы говорим о ней, и наши слова сохраняют ее живой.

Солин поджала губы.

– А я думаю, что мама покоится в мире, раз мы ее любим очень сильно. Тем, кто покоится в мире, незачем приставать к живым, и вот поэтому она никогда не вернется.

Я пристально посмотрел на детей, совершенно ошеломленный. Сел рядом с ними на кровать, подумав, что Лиз им рассказала какую-нибудь глупость, стоило мне отвернуться, одну из своих историй про полтергейст. Когда я был маленьким, она приходила иногда вечером в мою комнату и говорила чужим голосом – другим, не своим, а низким, замогильным, ненастоящим, говорила в пустоту, не шевелясь, стоя посреди комнаты неподвижно, как статуя. Я умолял ее прекратить. Лиз, ну перестань, ты меня пугаешь, пожалуйста, перестань так делать… Но она не переставала. Даже в семнадцать лет еще приходила нагонять на меня страху этим чертовым голосом. Это прекратилось, только когда она уехала окончательно.

– Кто-нибудь вас достает? – спросил я у близнецов. – Может, тетя Лиз что-то вам рассказала, какие-то страшные истории?

Молчание – опять.

– Знаете, ваша тетя говорит много глупостей. Не надо их слушать.

Они опять промолчали и оба разом легли, совершенно одновременно откинулись на спину, что означало: «Брось, пап». Мне не хотелось бросать, но я не знал, что еще сказать. Я не собирался пускаться в рассуждения о призраках, о том, есть Бог или нет, существует или не существует душа, твоя душа в данном случае. Потому что я понятия об этом не имею, Кора, потому что я полный невежда в этом вопросе, потому что на самом деле никто в этом ничего не смыслит, от ученого до монаха, от психиатра до медиума. Я знаю, что твой призрак не витает рядом с нами, любовь моя. Знаю, что твое тело погребено на Монпарнасском кладбище и от него мало что осталось. Но после того как я подоткнул близнецам одеяло, меня стала беспрестанно осаждать мысль, что они родились вместе со смертью. Они оказались к ней ближе, чем кто бы то ни было, а Колен чуть не навсегда перестал дышать. Может, его «душа» ушла, а потом вернулась? Может, ваши сущности на мгновение пересеклись? Может, он встретил тебя? Я знаком только с материей. Материя подчиняется физическим законам, существует в пространстве и времени. А как обстоит дело с мыслью, нематериальной, бестелесной, не имеющей ни начала, ни конца? Лежа в своей постели, я думал о самом факте думания, ломал голову, можно ли мыслью воздействовать на материю, вроде йогов, гнущих ложки, или шаманов, которые ходят по огню, думал обо всех тех ужасах, которые распаляет наше бессознательное, когда сознание слабеет, о снах – об этом сне. Строить такие теории – все равно что кругами ходить по лестнице Пенроуза [11] .

Сегодня я задаюсь вопросом: в самом ли деле ты упокоилась в мире? Я никогда не хотел для тебя ничего другого, никогда не чаял для тебя ничего другого. Я всегда знал, что ты не можешь вернуться, что ты перестала существовать в качестве материи. Этой мягкой, нежной и теплой субстанции, которой ты была, но больше не являешься, мои руки уже не коснутся, да и ничьи руки. Так что сегодня вечером, в субботу 25 декабря, у меня возникло желание поверить нашим детям. Нет, ты никогда не вернешься. И я рад этому, потому что это означает, быть может, что ты действительно покоишься в мире, что я делаю то, что надо, – и что я в конечном счете не настолько бессилен. Дети здесь, живые, реальные. Дети здесь – и придают смысл моей жизни. Сегодня даже больше, чем когда-либо, – среди бессмысленного, непостижимого я сознаю это. Без них я давным-давно присоединился бы к тебе.