Американский поцелуй - читать онлайн книгу. Автор: Дэвид Шиклер cтр.№ 54

Томас был поражен. Он еще больше удивился, когда узнал, что Эльветта отказалась от роли на следующий день после происшествия.

— Почему люди меня боятся? — спрашивал Томас тетушек. Во время учебы он жил на мебельном складе. Дом был в десяти кварталах от университета.

— Потому, что ты ничего не боишься, — объяснила Мери Джуд.

Томас часто думал об этом. Он пил с тетушками кофе, играл в карточную игру, которую они называли «перемычка», единственную игру, правила которой были им известны. Стоял февраль, и ветки деревьев за окном обледенели. Томасу было двадцать. Мейбл курила трубку.

— Я не герой, — пробормотал Томас.

— Я не утверждала, что ты герой. — Мери Джуд перевернула карту. — Я сказала, что ты ничего не боишься.

— И ты чудесно играешь на пианино, — добавила Маргарет.

Сестры одновременно кивнули. Они редко соглашались с чем бы то ни было, за исключением Томаса и особенностей его характера. Каждый вечер, возвращаясь домой и без сил падая на диван, Томас изнемогал от того объема информации, который преподносил ему Манхэттен: люди, здания, мусор, еда. Если объект его наблюдения был мирным, целостным, как дерево или любопытный ребенок, то Томас черпал в нем силы. Но чаще он чувствовал, что его силы утекают, высасываемые чудовищными обитателями Манхэттена. Он ощущал скоротечность и жадность в граффити и в деревянных потолках винных погребков. В клубах он смотрел на женщин в тонких черных платьях, мечтая пасть жертвой их чувственности и очарования, но вместо этого видел печальные, разбитые сердца. Однажды на вечеринке, пожимая руку молодому человеку, Томас кончиками пальцев ощутил, что парень побьет свою девушку этим вечером.

У Томаса было мало друзей, так как он не умел шутить о женщинах, спорте и катастрофах. Требовался массаж тетушки Мейбл — у нее были очень сильные руки — несколько чашек кофе с бренди и партия в «перемычку», чтобы Томас выразил в словах ту правду, которая обрушилась на него за день.

— Я видел женщину в парке, — однажды сказал Томас.

Сестры Мерчант переглянулись.

Маргарет нежно погладила его руку.

— Что она делала, Томас?

— Она сидела на скамье. — Томас взглянул на карты, выложив одну на стол. — Она плакала, закрыв лицо ладонями. Плакала и плакала.

Мери Джуд убрала карту, которую положил Томас. Положила свою.

— Перемычка, — произнесла она.

— Охота, — прошептала Мейбл.

— Эта женщина истекала кровью, — произнес Томас.

Маргарет подлила ему еще кофе.

— И долго ты на нее смотрел? — поинтересовалась Маргарет.

— Долго.

Мери Джуд убрала волосы назад, заколов их, и посмотрела на племянника, любопытство снедало ее.

— Это твоя возлюбленная, Томас?

— Мери, — оборвала ее Маргарет, — не мешай ему.

Томас смотрел в пол.

— Она сама себя поранила. Она рыдала.

Мери Джуд нахмурилась. Ей хотелось отвлечь племянника от сострадания. Ей хотелось, чтобы он увлекался виски, девушками и веселыми компаниями.

— Забудь эту женщину, — проворчала Мери Джуд.

Томас горько усмехнулся.

— Я не могу, — ответил он.

Два года спустя Томас уехал учиться в семинарию в Пенсильвании. Он был крещен католиком, и хотя тетушки никогда не водили его в церковь, жизнь на мебельном складе научила его созерцательности. Он долго и пристально вглядывался в мир — в стулья, людей, небо — через потолок склада, но его разум требовал большего. Томас, как мог, объяснил это своему духовнику и наставнику, отцу Ризу, сидя в его кабинете.

— Ты хочешь сказать, — произнес отец Риз, — что узрел Христа в сути вещей?

Томас покачал головой.

— Я имел в виду, что Господь — единственное, что заставляет думать о себе постоянно.

— В твоих словах звучит гордыня, — сказал священник.

Томас пожал плечами. Ему было двадцать три.

Отец Риз, дородный мужчина и заядлый игрок в гольф, откинулся в кресле. Когда он поднимал брови, его лоб прогибался.

— Как насчет женщин? — поинтересовался отец Риз. — Можешь не думать о них?

Томас взглянул в глаза священника. Ему показалось, что там он увидел обжорство, любовь к мясу и сладострастие.

— Я был влюблен, — вздохнул Томас, — я был с женщиной.

Священник улыбнулся.

— И что?

— Они не имеют понятия о своей красоте, которая заставляет меня трепетать. — Томас почесал прыщ на шее. От священника пахло сигарами.

— Это правда, — изрек отец Риз.

— Никто не осознает до конца собственную красоту, — продолжал Томас.

«Простофиля, — решил священник. — Сопливый мальчишка».

— И кто же будет учить нас осознавать нашу красоту? Уж не ты ли, надев облачение?

Томас глубоко заглянул в душу сидевшего перед ним человека. За дальними ударами по мячу жарким по-лондонски, Томас увидел в глазах священника зависть.

— Нет, — ответил Томас, — я не герой. Я просто вижу вещи.

— Видишь вещи, — у отца Риза были большие ноги. Теперь он перебирал пальцами в своих огромных ботинках. — Ты слышал строку из Библии: никто не может узреть лица Господа и остаться в живых?

Томас опять вздохнул. Он терпеть не мог семантику. И вообще, у него бывали периоды, когда он просто ненавидел разговоры.

— Я не пытаюсь разглядеть лицо Бога, — тихо сказал Томас, — я пытаюсь понять его замысел.

Отец Риз свирепо оглядел Томаса.

«Удачи тебе, сопляк», — подумал он.

Томас окончил семинарию в двадцать шесть. Он получил степень магистра богословия и служил в церковном приходе в Бруклине. Когда ему исполнилось тридцать два, он стал единственным священником церкви Святого Бенедикта на Уоллстрит. Это была темная, угрюмая церковь с красным ковром, устилавшим центральный проход, и белыми свечами. Священники обычно ворчали при упоминании церкви Святого Бенедикта, но Томасу место пришлось по душе. Ему нравилась тишина, каменные стены, и редкие посещения церковного начальства. Соседи по Уолл-стрит были заняты зарабатыванием денег и управлением миром, поэтому Томасу достались лишь стареющие ирландки, сжимающие в руках четки. Это вполне устраивало Томаса. Он был мистиком, а не миссионером, и предпочитал тихое, монашеское послушание и созерцание божественного горячей полемике. Каждый день в церкви Святого Бенедикта был похож на тихое, торжественное Рождество, и Томас в ежедневной пятичасовой мессе проповедовал о мудрости и красоте, а не об абортах и политике. Во время проповеди Томас смотрел поверх голов своих прихожан на белые свечи, мерцавшие в другой части церкви. Свечи были хорошими слушателями, и если их горело достаточное количество, они распространяли легкий, приятный аромат ладана. Томас заметил, что если пристально смотреть на фитиль, то с его губ срываются добрые слова.