Сумрачный гений III рейха. Карл Хаусхофер. Человек, стоявший за Гитлером - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Васильченко cтр.№ 52

Мюнхен, 14 июля 1939 года

Глубокоуважаемый, дорогой друг!

Ну почему ты должен пребывать в твоих горных высотах, в стороне от всяких треволнений, в то время как я, перегруженный работой (в этом есть и свои благоприятные моменты), должен пожинать плоды во всех мыслимых сферах! Это мое письмо было написано не без сомнений и мучительных размышлений. Но только так мне удалось предотвратить бессердечное извещение, которое было бы передано по официальнобюрократическим каналам. Несмотря на то что мое сообщение является не совсем официальным, прошу тебя не давать волю злости.

Изложу в двух словах, о чем я, собственно, веду речь. Альфиери, «итальянский Геббельс», официально уведомил «дорогих друзей» по Оси, что дуче был обеспокоен некоторыми местами в твоей книге, посвященной границам [38] . Это относится к отрывкам, в которых затрагивается проблема Южного Тироля. После этого дуче отдал Альфиери приказ, чтобы тот выразил претензии. После консультаций с Геббельсом мы пришли к выводу, что нам было необходимо вдвоем направиться к фюреру, который очень нервно реагирует на все, что касается внешнеполитического положения и согласия между державами Оси. Убедить его было очень сложно, а потому была достигнута договоренность, что книга будет полностью изъята из продажи. Кроме того, мы выразили единодушное мнение, что ты отнюдь не намеревался провоцировать какие-то неприятности, поскольку речь шла всего лишь о переиздании написанной в 1927 году работы. Причем в новом издании воспроизводился старый текст. Никто и предположить не мог, что отдельные из моментов в нем могут вызвать осложнения, так как некоторые из идей в настоящее время являются нецелесообразными. Альфиери передал это сообщение в Рим и выразил со своей стороны надежду, что на этом недоразумение было исчерпано.

Я не должен убеждать тебя в том, что этот случай был для меня крайне неприятным. Однако ты, опираясь на свои знания, поймешь, что нередко мелочи в неподдающихся учету внешнеполитических факторах значат очень много. А в данном случае эти мелочи коснулись высшего уровня межгосударственных отношений. Я думаю, что знаю тебя очень хорошо, а потому могу предположить, что ты пойдешь на эту жертву, которая имеется большое значение в борьбе наций за выживание, с улыбкой.

Издательству же я сделал выговор. Оно накануне направления книги в печать должно было дать мне ее на ознакомление, чтобы я мог, по крайней мере, дать свое заключение по самым критическим местам. Возможно, в книгу можно было бы внести небольшие коррективы и поправки, что в итоге не привело бы к осложнениям. Подобная недальновидность издательства должна вызывать досаду как у тебя, так и у меня. Но теперь уже сложно что-то изменить. Мне хотелось бы навестить тебя в твоем горном убежище, чтобы мы смогли лично поговорить обо всех вещах.

С сердечным приветом твой Рудольф Гесс.

Письмо Карла Хаусхофера, адресованное Рудольфу Гессу

Партенкирхен, 15 июля 1939 года

Дорогой Рудольф!

Пару раз мне посчастливилось в жизни не стоять перед выбором, так как сама судьба ниспослала мне свыше знаки. И если она распорядилась, чтобы именно ты предупредил получение мною чиновничьего извещения, значит, она уже выбрала путь, по которому я, столкнувшись с небольшими каверзами, продолжил бы (на основании сделанных выводов) двигаться в верном направлении. Ты помнишь, как однажды на прекрасной террасе в Калькхорсте мы вели с тобой беседу о том, имеет ли право 70-летний старик занимать пространство, которого бы хватило для десятка деятелей 40–50 лет. Тогда ты не смог дать однозначного ответа, встав на одну из сторон. Аналогичным образом в Киле большие парусные лодки сначала снимаются приливом с мели, но затем с отливом возвращаются на нее.

Нынешние твои строки об участи моей книги как раз являются тем знаком судьбы, который мне указывает на то, что я более не могу двигаться по ранее выбранному пути. Я должен сделать какие-то изменения. Ты прекрасно понимаешь, что я пока не могу вынести окончательный вердикт. Я лишь могу поблагодарить тебя за тот благородный и аристократический способ, которым ты уведомил меня, взяв на себя всю тяжесть подобного сообщения. Но пока я продолжаю свое культурнополитическое сотрудничество со всем народом. Меня приветствовали в Милане и Падуа. Наверное, только к югу от Альп не осведомлены о моих докладах, посвященных геополитике Оси. Если бы вопрос не был столь серьезным, то его можно было был положить в основу одной из шекспировских пьес! Едва ли кто-то может больше симпатизировать Италии, чем я и моя супруга. Мои работы могут охладить Ось, но только если она перегреется. Каждый должен знать, кого мы выбрали себе в друзья.

Наверное, ты забыл, что я тебе указывал на те места книги, которые получили более мягкие трактовки, нежели в первом ее издании. Поэтому на издательстве нет никакой вины — это просчет автора, который не захотел из соглашательских соображений умалчивать правду и не стал обходить стороной спорные вопросы. Чтобы избежать недоразумений, и так были выброшены несколько карт и отрывков. Но ценность германской науки как раз заключается в том, что она — не солдат, стоящий на плацу. Ты это всегда понимал. На этот счет мы сможем поговорить, когда ты приедешь ко мне на альпийские луга. Я не буду предпринимать никаких конкретных мер, кроме безмолвной ревизии итальянских лозунгов. Есть прекрасный повод извиниться за то, что я своевременно не изменил их.

Для меня нет никакого горя в том, что я потерял издательство — к этому я уже приучен. Всегда имеются запасные возможности, которые я использую для публикации следующей работы. В конце концов, что может значить стопка книг по сравнению с обликом вечных гор! Я пишу и без того слишком много. Но я полагал это своим долгом.

Большое спасибо тебе за твои знаки верности нашей дружбе, которая для меня более важна, нежели вся литература.

Твой Карл Хаусхофер.

Письмо Карла Хаусхофера, адресованное Рудольфу Гессу

Партенкирхен, 17 июля 1939 года

Дорогой Рудольф!

К сожалению, у меня было множество поводов убедиться в том, что неприятности и заботы могут проложить путь по каменистым склонам в мое горное убежище. Последний такой визит не был для меня совсем уж неожиданным, так как ты по-дружески, заботясь обо мне, заблаговременно направил мне письмо. Тем самым ты хотел хоть как-то исправить ситуацию, за что я тебе бесконечно благодарен. Одновременно с твоим письмом ко мне прибыло столь же заботливое, но по-деловому звучащее известие от Альбрехта. Я мог утешиться тем, что мой друг и сын в одинаковой мере беспокоились о том, насколько сложно мне придется осознать полученные сведения. Вы пытались ослабить полученный мною удар.

Поскольку мне очень сложно связаться с Альбрехтом, то обращусь к тебе, чтобы пролить свет на некоторые неясные моменты. Ты рекомендуешь мне смириться, что было бы легко, если бы речь шла об уязвленном тщеславии ученого или самолюбии писателя. Но я не могу понять запрет книги, которую я ковал подобно интеллектуальному оружию для немецкого народа, чтобы тот мог с ним в руках вести борьбу за существование. Из всех моих книг именно эта была самой национальной, так как она была написана кровью моего сердца. И теперь по этой же самой причине оспариваются некоторые места из нее. Первый вариант книги был написан 12 лет назад. Однако ко второму изданию я исправил ее текст, взвесил каждое слово, смягчил некоторые формулировки. Я совершенно чист перед своей совестью. Чтобы более не следовало упреков в адрес издательства, хотелось бы тебе напомнить (не исключено, что при твоей нагрузке эти события полуторагодичной давности забылись), что я говорил с тобой об указанных отрывках и специально предусмотренном их изменении. Тогда у гебя не было никаких сомнений относительно предложенных мною осторожных формулировок. Однако за полтора года ситуация столь стремительно изменилась, что казавшееся нам тогда бесспорным и не вызывающим сомнений сейчас является неприемлемым (как ты говоришь, «в высших государственных интересах»).