Крис».
Два дня! Не все потеряно. Он надеется увидеть ее! Ей нужно дождаться. Подойдя к окну, она рассеянно наблюдала за потоком машин на улице. На ближайшие сорок восемь часов весна в Париже для нее не существовала. Как и предполагал Арчер, эти два дня были для нее пыткой. Ломан предложил ей вместе с Винборном поехать в Версаль, чтобы осмотреть площадку для нового завода. За неимением лучшего она согласилась. Целый день она обсуждала различные вопросы с госсекретарем. Хельга не проявляла никакого энтузиазма – непрерывно думала о Гренвилле. Затем министр пригласил их отобедать, чтобы скрепить соглашение. И в этот раз Хельга со всеми пошла в ресторан. На следующий день они втроем обедали вместе с французским премьер-министром. Снова она скучала. Все думала о том, что сейчас делает Гренвилль. Вспоминает ли ее? Она поужинала в одиночестве и, мечтая о завтрашнем дне, когда увидит его, приняла на ночь постоянные две таблетки снотворного.
А тот уехал из Парижа и провел два дня в Хольстере, где прекрасно питался, посещал местные достопримечательности и отдыхал. Он любил одиночество и был счастлив, имея возможность тратить деньги Паттерсона. Он ни разу не вспомнил о Хельге. В отель он вернулся около одиннадцати часов через два дня после своего отъезда. Из своего номера позвонил Арчеру.
– Начинайте и выигрывайте. Я разговаривал с Паттерсоном, тот начинает волноваться, – сказал Арчер и детально объяснил Гренвиллю, как поступать в отношении Хельги.
Тот обещал следовать его советам и добавил:
– Небольшая неприятность, Джек. У меня кончились деньги.
– Об этом нужно говорить с Паттерсоном, – сухо ответил Арчер, – ничем не могу помочь.
Когда Гренвилль, постучав, вошел в номер Паттерсона, тот вместе с Шапило изучал карту громадного города.
– В чем дело? – агрессивно спросил Паттерсон. – Чем вы занимались два последних дня, черт возьми?
Гренвилль сел в кресло и улыбнулся.
– Разжигал огонь под юбкой, – ответил он. – Мы с Джеком обсудили положение, и он согласился с тем, что мне нужно исчезнуть на двое суток, чтобы дама еще больше разволновалась. Расплата наступит сегодня вечером.
– Неглупо, мистер Паттерсон, – заметил Шапило.
Американец буркнул:
– Что сегодня произойдет?
– Я объясню ей, чем занимаюсь, покажу ваш проект, мило проведу вечер и пересплю с ней.
Паттерсон подумал, потом кивнул:
– Это подходит, а потом?
Гренвилль поднял обе руки:
– Думаю, она заглотит крючок, но точно этого не знает никто. Операция может начаться удачно с первого шага. Я буду работать над вашей сделкой постоянно и могу вас заверить, что через десять дней, максимум, деньги будут у вас.
– Хорошо, согласен, – снова пробурчал Паттерсон, затягиваясь сигаретой. – Это ваше дело… но постарайтесь добиться успеха.
– Уверен, но возник денежный вопрос, мистер Паттерсон, – небрежно проговорил Гренвилль. – Ваши пять тысяч франков окончились. Если вы хотите продолжения операции, мне нужно столько же.
Паттерсон гневно взглянул на него:
– Вы не получите от меня больше ни сантима, Гренвилль. Финансируйте себя сами. Когда деньги будут у меня, вы получите свою долю, но отныне рассчитывайте только на себя.
– К сожалению, – сказал Гренвилль, – у меня нет ничего. Я считаю вашу заинтересованность в этом проекте само собой разумеющейся. Даете вы мне пять тысяч франков или операция отменяется?
Физиономия американца стала пунцовой.
– Где деньги, которые я вам дал? – пролаял он. – Я требую отчет.
– Могу вам его дать. – Гренвилль поднялся. – Откровенно говоря, мистер Паттерсон, когда речь идет о двух миллионах долларов, ваша позиция мне непонятна. Мягко говоря, она кажется странной. Может, вы предпочитаете, чтобы мы бросили это дело? У меня есть и другие предложения, и наша дискуссия о столь малой сумме начинает мне надоедать.
Поколебавшись, американец посмотрел на Шапило, тот покачал головой. Тогда он вытащил бумажник, отсчитал шесть банкнотов по пятьсот франков и положил на стол.
– Это все, что я могу вам предложить.
Гренвилль с обиженным видом покачал головой:
– Жаль. Ладно, мистер Паттерсон, не будем говорить на эту тему. Вам наверняка удастся найти кого-нибудь другого. Раз я сказал пять тысяч, значит, мне действительно нужны пять тысяч. – Он повернулся и улыбнулся Шапило. – Я выеду после полудня. У меня интересное предложение в Мадриде: одна невероятно богатая вдова хочет купить себе замок. – Он пожал плечами. – Жаль, что Хельга Рольф потеряет такого любовника из-за мизерной суммы в две тысячи франков. Но я всегда утверждаю: то, что одна женщина теряет, другая обязательно находит. – И он направился к двери, сделав прощальный жест Паттерсону. – До свидания, мистер Паттерсон!
– Эй! Подождите!
Гренвилль остановился и повернулся.
– Ваши пять тысяч, черт возьми! Но… только не добейтесь успеха!
Он добавил еще четыре банкнота по пятьсот франков к маленькой кучке на столе. Вернувшись, Гренвилль взял деньги и взглянул на него.
– Повторяю, мистер Паттерсон, никогда мне не угрожайте. Обычно я добиваюсь успеха.
С этими словами, брошенными как заключительная реплика в последней сцене, он вышел.
Глава 3
Чуть позже девяти утра дежурный по коридору принес Хельге завтрак. На подносе лежал также запечатанный конверт. Она немедленно вскрыла его и нашла следующее послание: «Вы не будете возражать, если я постучу в вашу дверь в 20.30? Вашей красоты и вашей прелестной компании мне очень не хватает. Крис».
Хельга была в восторге. Она пила кофе и активно размышляла.
«Удивительный человек!» – подумала она. В этот раз она постановила: никаких отдаленных бистро! Они ужинают в номере, а затем… У нее впереди целый день, чтобы приготовиться. Обед приносят сюда, никакого обслуживающего персонала! К черту слухи, и на сладкое – Крис в ее постели!
Зазвонил телефон. Винборн передал, что они возвращаются в Версаль. Не желает ли она поехать с ними?
Какой идиот думает о площадке в Версале? Она в весеннем Париже!
– У меня мигрень, – сухо ответила она, – займитесь сами. – И повесила трубку.
Затем она позвонила парикмахеру и договорилась о встрече.
– Мне потребуется и массажист-косметичка, – добавила она.
– Будет сделано, миссис Рольф.
Она принимала ванну и, лежа в ароматизированной воде, мечтала о Гренвилле. Сегодня вечером!.. Она закрыла глаза и представила, как он мягко берет ее, ощутила его губы и даже застонала от экстаза.
Позднее, одетая в бледно-голубые брюки, она позвонила консьержу и попросила прислать метрдотеля. Когда тот пришел, спросила: