Фридл - читать онлайн книгу. Автор: Елена Григорьевна Макарова cтр.№ 116

В данном случае нет никакого смысла уделять внимание хорошей или вообще какой-либо форме, все это лишь спонтанное выражение сексуальности. И хотя детей нужно воспитывать, все-таки прежде всего они должны быть свободны в выражении того, что им необходимо выразить.

«Я получила на выставке первое место, и это правда».

Марта, вот кто говорил «и это правда!» Как я могла забыть ее имя! Эта совершенно несуразная девчонка прибыла сюда с сестренками-двойняшками, без родителей. Норовит припрятать для них то лист бумаги, то карандаш. Благое дело.

«В подвале нашего дома были разложены доски на козлах – на них стояли поделки, а на каменных стенах висели картины. У меня там были рисунки, но главное – это слон и обезьяны, пальма из картона, а на ней и под ней зверюшки, я их сшила, набила в них опилки, муж Фридл в кульке принес.

Фридл была неразговорчивая, маленькая, чуть повыше меня, и все умела, все! А я была пропащей тупицей. Она была первой, кто сказал мне, что вовсе не обязательно учиться по книгам. Так и сказала: “У тебя руки любят учиться. Умные руки – это дар!”

Меня к Фридл тянуло. Помню, мы делали кукол, и Фридл где-то нашла волокна такие, от кукурузных початков, на прически. Мы их покрасили, и у нас вышли и блондинки, и шатенки… глаза из бусинок…»

Большинство из 10–12-летних девочек играли большими целлулоидными куклами-пупсами. Однажды мы решили сделать кукол, чтобы с ними сотворить что-нибудь общее, например театр.

Девочкам это не нравилось – некрасиво. Все хотели принцесс, и тем, что у них получалось, были недовольны. В конце концов они показали мне пупсов, толстых, гладких, с длинными ресницами, подрумяненных. С такими наши тряпичные куклы никак не могли соревноваться. Я предложила из одной тряпичной куклы, сочтенной уродской, сделать фигуру для процессии ряженых, и вскоре настроение переменилось. Так у нас возникли куклы – водовоз, кухарка, волшебник и звери, и даже работница туалетной службы.

Бесконфликтная, принимаемая некритично, бессодержательная «красота» вредит везде и всюду. Все, что противостоит «шаблонному изделию», приветствуется нами.

«А если кто принесет камешки, она их так приложит и этак – и все получаются разные вещи, она все-все это умела! У нее все со всем соединялось. Я у нее стала рисовать. Зверят, людей, цветы – все рисовала и не боялась… Как-то она говорит: ну-ка, Марта, нарисуй пару линий, а теперь покрути лист и посмотри, на что это похоже… Я кручу и не вижу. А ты еще покрути… И еще… Крути да гляди… И вижу – круг танцовщиц… Правда же вижу! Ну, а теперь нарисуй – это проще простого. И я рисую, и правда – выходит круг танцовщиц… Или я стараюсь, стараюсь, чтобы у меня вышла голова принцессы, а она подойдет, пару линий – и готово. “Пар-чар”! Она учила рисовать быстро. Пару линий – и готово. Была бы бумага, а что нарисовать найдется – только начнешь, она посмотрит, скажет, на что это могло бы быть похоже. Что из этого может выйти…

У Фридл были книги про искусство, но меня это не интересовало. А вот книжку-сказку про Африку, на бумаге высшего сорта, я у нее раз сто брала смотреть. Слон и обезьяны на выставке – из той самой “Африки”».

Вслушиваться в голоса детей, всматриваться в рисунки. В редких случаях позволить себе вторгнуться в суверенное пространство, чтобы там, в уголочке, почти незаметно, нарисовать тень от лепестка. Почему им так хочется научиться «правильно» рисовать тени? Тени обманчивы, переменчивы, они подчеркивают форму, порой искажая ее до неузнаваемости. Но девочки упрямы. Они хотят рисовать как взрослые.

«Мне хотелось достичь объема – так, чтобы нарисованные люди отлепились от бумаги, и Фридл стала учить меня искусству светотени. Она принесла книгу Рембрандта и объяснила мне – вот здесь свет сильный, направленный, а здесь он тоже сильный, как бы не по закону. Это для выразительности. Не бойся резких теней, они вытащат фигуры из бумаги. …Моя младшая сестра была в 25-й комнате, и там они много рисовали. Я приходила как будто бы к ней, а сама смотрела как зачарованная… Фридл заметила это и дала мне карандаш и бумагу. И я стала рисовать после работы. Я ухаживала за стариками и видела столько мертвых…

Фридл похвалила меня за рисунки. За фигуры, за то, как я их чувствую. Однажды она принесла мне глину. Я никогда не лепила из глины. И Фридл сказала: слепи что хочешь, не бойся. Я слепила людей, сидящих вокруг мертвого тела. Фридл взяла работу на выставку, она сокрушалась, что ее негде обжечь, и, конечно, скоро моя скульптура развалилась на части. На выставке я увидела лепку какого-то мальчика из Бельгии, настолько лучше моей… Фридл сказала: не завидуй, этот мальчик из семьи художника, у него хорошая подготовка. Ты тоже научишься».

Бесстрашие Рембрандта. Он не боится входить в темную комнату. Он верит – есть источник света, пусть он бесконечно далек от нас, но он есть. Рембрандт – взрослый художник. Он входит во тьму, пережидает, осматривается. И вот на его глазах проступают силуэты вещественного мира, и они тем зримей, чем сильней и направленней взгляд художника.

Это я рассказываю девочкам после отбоя. Лаура к вечеру никакая, и я частенько ее подменяю. В ее 24-й чудные девчонки, но угомонить их – сущее мучение. Особенно когда спать хочется. А мне легко. Я могу прикорнуть в тихий час. Ведь я не воспитатель и не отвечаю за порядок. Номинально моя функция ограничена уроками рисования. Это имеет преимущества. Девочки знают, что ко мне бессмысленно обращаться по бытовым вопросам и с жалобами на подруг и воспитателей. Все остальное – пожалуйста!

На ночь мы забываем о Терезине. Я рассказываю девочкам про мужественного эскимоса Нанука и вечную мерзлоту. Все белым-бело, наше будущее – белый лист… Что мы на нем нарисуем?

Гонда был в таком восторге от выставки, что выхлопотал нам с Павлом разрешение поселиться в отдельной комнатушке. С дверью. Вход со двора.

В отделе распространения жилплощади нам выдали массивный ключ с полукруглым отверстием и тремя толстыми зубчиками. Но когда мы повернули его в скважине и открыли дверь…

Здесь можно спать сидя, – сказал Павел.

И закрыться на ключ!

Может, здесь был сортир?

А если прорубить стену?

Тогда мы окажемся в коридоре первого этажа.

А что, если надстроить снаружи? Спереть со стройки три листа фанеры…

Но как быть с дверью?

Тогда фанера не годится. Если б найти старые двери такого же размера…

Или сбить доски…

Давно мы так не смеялись. В веселом настроении написали открытку Отто и Марии.

Мои дорогие! Могу сообщить вам, что мы здоровы и нам хорошо. Мы оба прилежно трудимся – я в отделении по работе с молодежью, а Павел – на строительстве плотником. Посылки и пожелания мы получили, от этого было много радости. Надеемся вскоре что-нибудь от вас услышать. Привет огромный всем, в том числе и Хильде. Ваши Павел и Фридл.