Сердечная терапия - читать онлайн книгу. Автор: Мила Иванцова cтр.№ 44

Его размышления о новой знакомой резко прервала мелодия мобильного, вселив надежду, что это Яна уловила, почувствовала его мысли или, наконец, увидела список пропущенных звонков и решила откликнуться. Но звонил Вадим.

– Привет! Здоровы?

– Да ничего, шевелимся. Ты там как? Опять пропал. Мать спрашивала…

– А позвонить – никак? Ну-ну… Я-то нормально. Собственно, я как раз по поводу увидеться. Хотел прийти на сочельник, возражений нет?

– Ну, ты скажешь! Какие возражения? Мы тебе всегда рады!

– Ну и хорошо. Только я это… Я не один приду, – сказал Вадим, и отец по его голосу понял, что сын взволнован, но улыбается.

– Ну… Это замечательно. Я уже боюсь и спрашивать, с кем. Неужели с Анжелой помирились?

– Нет. Приду не с Анжелой, – снова улыбнулся Вадим, а отец почему-то почувствовал облегчение – дай Бог, чтобы хоть у сына все наладилось.

– Только… Я чего тебе звоню первому… Я надеюсь на твою поддержку, а?

– Так я всегда… – поспешил заверить сына отец в надежности своего плеча, но уловил наличие скрытой проблемы. – А в чем дело? Боишься, что твоя избранница не понравится матери?

– Есть нюанс. – Вадим сделал паузу и признался отцу: – Она была замужем, и у нее есть ребенок.

Игорь на мгновение замер, не столько не в состоянии дать собственную оценку новости, сколько без иллюзий представляя Антонинину оценку этого факта.

– Замужем?

– Вдова.

– А-а-а…

– Так что? Я могу надеяться, что обойдется без сцен?

– Ну… Я постараюсь. Но ты же знаешь маму…

– Знаю. Поэтому я мог молчать до последнего и жить своей жизнью. Уже не маленький. Но я хочу по-человечески, тем более – Рождество…

– Да, конечно. Так вы с ребенком придете? – спросил Игорь, еще не до конца осознав новость.

– Нет, вдвоем, ребенок сейчас гостит у дедушки с бабушкой. Ну все, я с работы, больше не могу говорить. Тогда до завтра! Пока. Маме привет. Ты там смотри, может, как-то ее подготовь, чтобы без истерик.

– Ладно. Пока!

Сегодня Яна наконец-то вернулась в свой кабинет в детском саду. «Отметила» новогодние праздники в больнице, так и не насытилась карпатским воздухом и горными красотами, зато получила на память шрам на животе и лишилась того отростка, который время от времени давал о себе знать еще в школьные годы, но без последствий. Однажды ее даже забрали из школы в больницу, сделали анализ крови, заодно и клизму поставили, а потом посовещались и отпустили домой. Вот, оказывается, когда ему суждено было напомнить о себе!

«Ну и противный! – хмыкнула Яна. – Не мог взбунтоваться, когда я вернусь с гор? Э-хе-хе… Зато теперь по этому поводу можно не беспокоиться!»

Она медленно бродила по кабинету, поливала цветы в вазонах, перебирала на стеллажах изделия ее «курсанток» – среди них попадались очень даже славные работы, и то, что их удавалось реализовывать на Андреевском и в разных «хэнд-мейд» лавочках, само за себя говорило. Яна неожиданно вспомнила удивительные броши Шурочки и улыбнулась. Что-то в них было такое… Не каждый оценит, но Яна сразу почувствовала очень позитивную энергию, сконцентрированную в них. Неожиданный микс народного с современным, текстиля со стеклярусом и бисером; вязания, вышивки и нанизывания. Сочные цвета перекликались с колоритом рисунков полесской художницы Марии Приймаченко, которую ее односельчане считали «немного того», собственно, и сельскую художницу Катерину Белокур когда-то тоже не принимали ее соседи.

«Что же за судьба такая женская? – думала Яна, разглядывая зимний день за окном, голые свечи тополей, типичную безликую девятиэтажку напротив. – Когда Господь посеял в человеке зерно таланта и тот не может противиться силе его роста, оно вырывается такими картинами. Всем от этого должно быть радостно, почему же художника тут же причисляют к юродивым, считают его «не таким»? Вот если бы он пахал землю, как все (хотя и это его не минует, как и другая деревенская работа), – то был бы нормальным, если бы пил-гулял-дрался, то общество поняло бы это и простило, а вот «возвышенность духа», Божий дар, люди не принимают, не прощают, боятся этого, считают чем-то инородным и даже опасным. В городе такому человеку живется еще так-сяк, хотя и здесь творец – существо странное, ну а в деревне…»

Яна вздохнула, села за стол, расставила перед собой коробочки с бисером, и руки сами начали что-то из него творить, нанизывая на тонкую иглу. Она считала себя не художником, а скорее ремесленником. Знала, что ее творчество – только средство, способ контакта с собственным миром и терапия для тех, кто приходит к ней поучиться. Безобидное, безвредное лекарство для души.

За работой ей вспомнилась когда-то прочитанная в статье история Марии Приймаченко и ее сына Федора. Нездоровая, всю жизнь хромая на одну ногу, эта деревенская женщина, видимо, получила свой дар в компенсацию врожденного недуга. Но сельская община словно опасалась ее, будто видела Мария людей насквозь. Она рисовала свой вымышленный мир и даже учила сельских ребятишек рисовать, да и сын Федор в работе с утра до ночи, безотказный помощник любому, но – «не такие» они были. И приехал однажды к ним в деревню российский журналист, фотограф, и влюбился в них обоих и в их картины. Решил, что просто необходимо все это показать людям, вынести на широкую публику, поделиться с миром. И вот развесили они картины матери и сына на широко распахнутых воротах, украсили ими двор по периметру и даже на телегу прицепили несколько. И стали ждать, когда приедет автобус из Иванкова, на котором односельчане возвращались из района.

Приехал. И потопали по улице люди. А журналист с Федором приглашали их: «Заходите! Посмотрите!» Нет. Не идут. Не до того им. «Заходите!» – «Да мы это видели…» – и идут мимо двора дальше…

Так никто и не зашел, и вот уже протопал последний, не оглядываясь.

«Вот так… – вздохнул Федор. – Хорошо, мама из дома не вышла…»

И сжалось у Яны горло от этих воспоминаний, и вытерла она слезы, так же, как в детстве, когда читала книгу о Катерине Белокур, которая всю жизнь, даже в войну, рисовала цветы… Вот такие женщины. Ни личного счастья, ни понимания, а признание пришло где-то на самом краешке жизни, а уж потом-потом оказалось, что произведения их бесценны, и зарубежные художники и знатоки перед ними снимали шляпы… Так и с грузинским художником произошло, с Нико Пиросмани, – был бедным, бездомным, словно юродивый, а оказалось – гений…

Яна еще раз вздохнула и поморгала, чтобы лучше видеть бусинки, которые послушно укладывались каждая на свое место. Она прожила всю жизнь в Киеве, не очень представляла себе деревенский быт и нюансы отношений между соседями, но судьбы тех сельских художниц задевали ее за живое.

«А с чего это на меня вдруг накатили эти мысли? – встрепенулась Яна, откручивая назад ниточку своих размышлений. – А, да! Шурочкины броши! Славные, правда, славные. Но оценит ли их Антонинина гламурная подруга из салона? Ой, хоть бы женщине улыбнулась удача! Она заслужила!»