Когда поют сверчки - читать онлайн книгу. Автор: Чарльз Мартин cтр.№ 26

Люди восхищаются гением Моцарта, который – как считается – написал музыку к колыбельной «Ты сияй, звезда ночная», когда ему было три года, а свою первую симфонию сочинил в двенадцать. Да, разумеется, он был гением, но, если взглянуть на это под иным углом зрения, получится, что Моцарт просто очень рано понял, для чего он был рожден. Вот, собственно, и все. По какой-то неведомой нам причине ему было отпущено больше музыкальных способностей, что сделал его немного другим, и Моцарт догадался об этом и поэтому еще на старте получил солидный гандикап. Разумеется, он был блестящим композитором, но суть не в этом. Суть в том, что Моцарт узнал об этом и начал сочинять музыку. Результат, как говорится, всем известен.

Я, конечно, не Моцарт, и мне предстояло очень много работать, чтобы чего-то добиться, однако я никогда не сомневался, для чего я появился на свет. Лишь много времени спустя я стал спрашивать себя, не ошибся ли я…

Но тогда мне достаточно было одной мысли об Эмме, о ее больном сердце, которое из последних сил разгоняет кровь по ее анемичному, бледному телу, чтобы вставать ни свет ни заря и ложиться, когда все мои сверстники давно спали. Довольно скоро я обнаружил, что мои самостоятельные занятия в библиотеке и в других местах занимают намного больше времени, чем уроки в школе, но меня это устраивало. С жадностью выискивая и запоминая любую информацию, которая имела бы отношение к сердечной деятельности и системе кровообращения, я довольно скоро смог нарисовать себе весьма подробную картину того, что ежеминутно и ежесекундно происходит в человеческом организме. Сначала густая, синевато-черная, бедная кислородом венозная кровь поступает в сердце, которое, сокращаясь, направляет ее к легким, где происходит газообмен: кровь выделяет накопленный углекислый газ и обогащается кислородом, превращаясь из темной в ярко-алую, пузырящуюся жидкость. Из легких эта кровь возвращается в сердце, которое вновь сокращается, направляя ее ко всем органам тела, для которых содержащийся в крови кислород является главным и единственным горючим, без которого они не могут существовать.

И все это происходит не один раз, а больше ста тысяч раз в сутки! Это настолько меня поразило, что я размышлял над этим не один день и в конце концов все же сумел понять суть процесса. Не его физическую анатомию, а именно суть: пока сердце бьется, человек живет, когда оно останавливается, человек умирает.

Все оказалось предельно просто – настолько просто, что я в недоумении покачал головой и заплакал. Пока сердце бьется, человек живет.

Еще за три тысячелетия до Рождества Христова древние китайцы называли сердце Императором среди всех человеческих органов. С тех пор прошли века, в течение которых люди тратили свои жизни на поиски Святого Грааля, источника вечной молодости или центра вселенной. Когда-то я их понимал, но теперь – перестал. Зачем искать так далеко, если самое важное здесь, рядом, бьется в груди каждого человека? И чем яснее я это сознавал, тем ближе, как мне казалось, я подходил к тому, чтобы исцелить Эмму.

Положив руку на грудь, я внутренним взором заглядывал в себя и шептал:

– Жизнь там, где течет кровь.

Как-то раз кто-то из моих одноклассников принес в школу отцовский «Плейбой» и во время перемены пустил его по рукам. Одного взгляда, брошенного на глянцевые страницы, оказалось достаточно, чтобы я понял: что-то здесь не так, что-то совершенно неправильно! Отчего-то я почувствовал себя настолько грязным, что мне захотелось принять душ. В глубине души я понимал: тот, кто сделал такое со всеми этими девушками, сфотографировал их, наверняка очень больной человек. Это говорило мне сердце.

Дальше я смотреть не стал. «Эмма тоже могла бы быть там», – думал я, возвращая журнал приятелю.

Нет, я вовсе не святой. И, конечно, мне тоже хотелось смотреть на голых женщин, но кроме этого желания во мне жило что-то еще – что-то такое, что подсказывало мне: я пришел в этот мир, чтобы вылечить Эмму. И пока мои глаза смотрели на яркий разворот, та часть меня, в которой обитала моя душа, содрогалась и корчилась от отвращения.

В тот день я возвращался домой в глубокой задумчивости. Я был смущен, растерян и не находил себе места. Эмма, конечно, сразу заметила, что со мной что-то не так, и спросила, в чем дело. Я все ей рассказал. Мы сидели на ступеньках ее крыльца, и, когда я закончил, она прижала меня к себе и поцеловала в щеку. И это было… это было так, словно два сердца разговаривают друг с другом на языке, который внятен лишь им одним.

Да, у Эммы было слабое, больное сердце, но из него изливалось любви больше, чем из десятка крепких, здоровых сердец.

* * *

И вот настал момент, когда наша школьная учительница биологии уже не могла ответить на мои вопросы, поэтому я все больше времени проводил в библиотеке, внимательно прочитывая и запоминая все, что имело отношение к устройству человеческого тела. К концу выпускного класса я прочел несколько толстых учебников, предназначенных для слушателей подготовительных курсов при медицинском колледже, и несколько специальных исследований, рекомендованных для ознакомления студентам Гарвардского университета. И не просто прочел – я мог цитировать их страница за страницей, а закрыв глаза, видел перед собой схемы и диаграммы. Но по мере того как я все глубже погружался в предмет, передо мной со всей очевидностью вставала одна проблема. Если, рассуждал я, я буду заниматься наукой, если стану изучать или даже создавать собственные теории, как вернуть к жизни слабое, больное, умирающее человеческое сердце, Эмме это вряд ли поможет. Похоже, в своем стремлении к знаниям я забрел куда-то не туда.

Как я понял, для чистой науки человеческое сердце было всего лишь объектом, которое следует препарировать, снабдить надписями и ярлычками, а потом поместить в банку с раствором формальдегида и поставить на полку, чтобы очкастый школьник со скобками на передних зубах мог охать и ахать. Научный подход казался мне слишком холодным, лишенным эмоций; даже то, что́ писали о сердце в медицинских книгах, казалось мне каким-то стерильным. Можно было подумать, что сердце – это всего лишь конгломерат клеток, соединенных с другими клетками.

О сердце в большинстве книг говорилось предельно просто: мол, это полый конусообразный мышечный орган размером с два кулака, разделенный на две изолированные половины продольной мускульной перегородкой, которая носит название септы. Каждая половина состоит из тонкостенной мускульной собирающей камеры, которая называется предсердием, и окруженной более толстым мышечным слоем выбрасывающей камеры, которая носит название желудочка. Именно желудочки сердца отвечают за прокачку через легкие крови, которая попадает в них через особые клапаны: справа расположены пульмонарный и трехстворчатый клапаны, а слева – аортальный и двустворчатый митральный. В легких кровь обогащается кислородом и возвращается по пульмонарным венам к сердцу, а оттуда, вследствие очередного его сокращения, попадает в артерии и растекается по всему телу. И этот цикл повторяется не однократно, а более ста тысяч раз в течение дня, так что за сутки сердце перекачивает в среднем две тысячи галлонов [33] крови. Курение, высокое давление, врожденные болезни и повышенное содержание холестерина в крови могут отрицательно сказаться на способности сердца нагнетать кровь в артерии и вены и обеспечивать ее постоянную циркуляцию.