Путешествие в Закудыкино - читать онлайн книгу. Автор: Аякко Стамм cтр.№ 48

Царь оторвал, наконец, свой взор от окна и, обратившись к старцу, тихо ответствовал.

– Нет. Не понимаешь ты меня, монах, ни меня, ни правды моей. Разве не знаешь, что мои хотят поглотить меня, что ближние готовят мне погибель? А соседи добрые – шляхта да немчура только и ждут того, как водрузить кресты свои латинские на храмы православные. Да татарва поганая, присмирев на время, сабли кривые точит, спит и видит, как вновь положить над Русью руку свою да возродить утраченное могущество ханов.

– Так ведь то ж крепиться надобно, единяться всем миром, а не рубить ветви с плодоносного древа! – вознегодовал праведно прохожий.

Грозный Царь хотел, было, вспылить в гневе, но сдержался, снова отвернулся к окну и замолк.

– Древо, говоришь? А вот я всё хочу спросить у тебя, старче, – вновь произнёс он совсем другим, добрым и даже дружелюбным тоном. – Вы вот там у себя на Соловках среди мерзлоты да стужи, почитай на мёртвых камнях сады растите. И как же это у вас получается, никак в толк не возьму?

– Да что ж, с трудом да с молитовкой не токмо на камнях, на голых льдах сады можно взрастить, – ответствовал успокоенный таким подобрением Царя монах. – Опять же, наука тут есть одна – когда какое деревце подлечить, удобрить, а то и подсечь больные ветки, чтоб здоровым не мешали.

– Да? А вот всё хочу спросить у тебя, совет, значит, взять. Иди-ка сюда, иди, покажу что, – Государь оживился и, как ребёнок тыча пальцем в оконное стекло, подозвал старика к себе. – Смотри, вон видишь там? Да нет, не там… вон посреди двора дуб стоит, огромный такой. Видишь? Так вот это не простой дуб-то, его ещё два века назад посадил тут после Куликовой битвы сам Владыко Алексий. А саженец привёз из самой Греции, где родитель его, дуба то есть, стоит. Да-а, до сей поры ещё стоит. И ты знаешь, монах, говорят, что саженец-то для того дуба, ну для родителя-то нашего, вот этого дуба, так вот саженец-то тот был взят ещё апостолом Павлом в Палестине от того древа, где Авраам повстречал Троицу Единосущную и Нераздельную в образе трёх странников [20] . Понимаешь? Да и привёз его в Грецию, да и посадил там в ознаменование преемственности Церкви новозаветной, христианской, от Церкви ветхозаветной. Понимаешь? А наш, этот стало быть, знаменует продолжение той преемственности. Вот ведь как.

Старик с интересом слушал, внимательно разглядывая чудесное дерево, и вдруг с некоторой, весьма осторожной укоризной в голосе спросил.

– Дуб-то редкостный, я и не слыхивал о такой диковине в земле московской. Только что ж это ты, Государь, так нехорошо заботишься об эдакой святыне? Смотри, ветви-то засохли наполовину – только с одной стороны зелёные листики, а с другой всё голые сучья торчат.

– Так вот об этом-то я и хотел с тобой, отче, посоветоваться, порасспросить – как быть с дубом-то этим? А то ведь жалко красоту-то такую.

– Жалко! Эх ты, горе-садовник! – увлечённый темой старик и не заметил, как перешёл на менторский тон в разговоре с Царём. – Если бы только красота… Это ж вневременная, живая связь поколений духовных детей Авраама до самых наших дней! И не где-нибудь, а в Москве продолжается живая нить Христианства! А нигде больше нет таких дубов? Ну, прямых потомков Авраамлеву?

– Нет, больше нигде. Да и тот что в Греции, говорят, засох почти, только пара веточек зелёненьких-то и осталась.

– Ну вот, а ты говоришь, красота! Эх ты, голова садовая! Спасать надо дерево-то.

– Так я чего только не делал – и поливали его чистой родниковой водицей, и навозиком удобряли, и от ветров хищных защищали, а он сохнет – и всё тут. Чего посоветуешь, старче?

– Эх, учи вас…! Сухие-то ветки да сучья обрубать нужно!

– Как обрубать? – испугался Царь. – Совсем что ли? Под основание? Так жалко ведь.

– Жалко?! – рассердился непонятливости собеседника монах. – А дерева всего не жалко?! Сухих веток да сучьев-паразитов, что соки драгоценные почём зря сосут да тяжестью своей на ствол давят, к земле его гнут… Пожалел, добренький какой! А всего древа Авраамля, здорового, могучего ещё пока древа, в расцвете сил своих могущего загибнуть, тебе не жалко?! А ну, дай топор, сам обрублю паразитов, раз ты свои царские ручки замарать боишься!

Царь строго посмотрел прямо в глаза монаху. Старик осёкся, сообразив, что в запальчивости наговорил много лишнего, недозволенного. Вдруг глаза Государя просветлели, заиграли доброй, весёлой улыбкой, а уста тихо, но твёрдо произнесли.

– Значит, так тому и быти, старче. Вместе будем сучья гнилые рубити да в огонь геенский ввергати – великое древо государства российского да веры христианской от паразитов спасати. Только ты на своём месте, а я на своём. Оба-два, чай, сладим? Иди, Митрополиче, примеряй белый клобук [21] , – Царь снова обратил взор за окно, где красным горячим боком восходящего из-за линии горизонта светила зажигалось новое завтра. – Рассвело уж, ночь прошла, начинается новый день.

А уже через несколько часов, жарким летним днём златоглавая столица государства Российского встречала своего нового архипастыря – Митрополита Филиппа [22] , только-только избранного и поставленного на опустевший православный престол.