– Вы ведь ее непосредственный начальник, верно?
– Да, сэр.
– Получается, вы понятия не имеете, чем занимаются ваши подчиненные?
Хови, почувствовав, что его загнали в угол, моментально ощетинился.
– Понимаете, я считаю, что хороший начальник не должен мешать сотрудникам проявлять инициативу. Такова моя политика. Если репортер говорит, что напал на след чего-то сенсационного, я слегка отпускаю вожжи. Разумеется, в обмен на свое великодушие я ожидаю получить чертовски хороший материал.
Судя по всему, на Дженкинса эта тирада не произвела особого впечатления.
– Выходит, мисс Тревис на этой неделе не было в офисе? – не дослушав, перебил он.
– Верно. Она уехала… дайте-ка вспомнить… позавчера. Пообещала вернуться к концу недели.
– И куда она отправилась? – вмешался один из агентов.
– Она не сказала.
Федералы многозначительно переглянулись. Хови многое бы отдал, лишь бы узнать, что это значит.
– Ее расходы покрывает компания? – на этот раз это был Дженкинс. Его вечно недовольное лицо помрачнело еще больше.
– Только если материал получится действительно хороший. – Хови рассказал о соглашении, которое заключил с Барри. – Мне не хотелось, чтобы она транжирила деньги компании на какие-то сумасбродные фантазии, – добавил он, рассчитывая подлизаться к Дженкинсу.
– А как она относится к политике? – Это был тот, что стоял у окна.
– К политике? – Хови удивленно разинул рот.
– Ее политические взгляды. К кому она склоняется – к правым или к левым?
Хови немного подумал.
– Я бы сказал, Барри придерживается либеральных взглядов. Вечно кидается защищать угнетенных. Женщин, педиков, иммигрантов, ну и все такое. Между прочим, я точно знаю, что она голосовала за президента Меррита. – Хови широко улыбнулся, но почему-то ответных улыбок не последовало. – Кстати, президент недавно прислал ей цветы. Она чуть с ума не сошла от радости.
Ни один из федералов не прокомментировал данный факт. Теперь инициативу перехватил тот, что устроился в кресле.
– Мисс Тревис является членом какой-то организации? Например, группы активистов, религиозной секты или последовательницей какого-то культа?
– Точно! – обрадовался Хови. – Барри посещает методистскую церковь.
Один из федералов выразительно закатил глаза. Второй тяжело вздохнул.
– Вы бы могли назвать ее религиозной фанатичкой?
– Чушь! Барри иной раз сгоряча так может выругаться – уши вянут.
– Вы не замечали, чтобы она симпатизировала каким-то радикальным организациям?
– Понятия не имею. Недавно слышал, как она рассказывала, что участвовала в каких-то акциях протеста.
– Против чего?
– Кажется, запрета на какие-то книги. Или вырубки дождевых лесов. Или употребления в пищу белух и дельфинов вместо тунца. В общем, всякая фигня.
– Какие-нибудь антиправительственные высказывания?
– Нет. Ничего такого.
– А что вам известно о ее личной жизни?
– Она никогда об этом не говорит.
– У нее есть приятель?
– Постоянного, насколько я знаю, нет.
– Соседка по квартире? Приятельница?
– Нет, она живет одна.
– Какие-нибудь близкие друзья?
– Никогда не слышал, чтобы она о них упоминала, – покачал головой Хови. – По-моему, она из тех, кто… Как бы это сказать? Замужем за своей работой.
– Родители?
– Насколько я знаю, умерли.
– Вы знаете, как их звали? Где они жили?
– Простите. Они умерли еще до того, как она начала работать у нас. – В своем стремлении оказаться полезным и подчеркнуть собственную осведомленность Хови как-то совсем упустил из виду, что они говорят о Барри, а не о какой-то закоренелой преступнице. На душе у него вдруг стало мерзко – Барри, конечно, настоящая заноза в заднице, но, обсуждая ее с федералами, Хови чувствовал себя последним мерзавцем.
– У нее неприятности? Она что-то натворила?
– Просто обычная проверка. – Сидевший в кресле агент поднялся на ноги. – Видите ли, мисс Тревис часто звонила, чтобы справиться о здоровье первой леди, выказывая при этом не совсем обычный интерес. Например, пыталась выяснить, где миссис Меррит сейчас находится.
– Да бросьте, парни! – У Хови слегка отлегло от сердца. – Обычный дружеский звонок! Барри брала у нее интервью, они с первой леди как-то сразу сблизились.
В разговор вмешался второй агент.
– В Белом доме, как правило, беспокоятся, если кто-то начинает задавать неудобные вопросы о президенте и членах его семьи.
В конце концов, поблагодарив Дженкинса и Хови за то, что ответили на все вопросы, федералы ушли.
Хови хотел было потихоньку смыться, но взгляд Дженкинса, тяжелый, словно ядро каторжника, заставил его прирасти к полу.
– Ты о чем-нибудь умолчал? – рявкнул он.
– Нет, сэр.
– Что еще за сенсация?
– Богом клянусь, мистер Дженкинс, я ничего не знаю. Я ни о чем не умолчал. Барри сказала только, что после ее репортажа разразится такой скандал, по сравнению с которым Уотергейт покажется детскими шалостями.
– Значит, это как-то связано с политикой?
– Понятия не имею. Сказала только, что речь идет о чем-то серьезном.
Дженкинс угрожающе наставил на Хови указательный палец.
– Не хочу, чтобы на моем канале работали чокнутые.
– Но Барри не чокнутая, сэр! Она хороший репортер. Да вы и сами так говорили. В своей служебной записке, помните?
– Проклятье, в какой еще служебной записке? Что ты несешь, Фрипп?!
* * *
– Джордж!
Ванесса не была уверена, что он ее слышит, но через минуту перед ее глазами появилось улыбающееся лицо доктора.
– Рад, что вы проснулись. Как себя чувствуете?
– Так себе. – Из-за снотворного, которым ее пичкали, было трудно сфокусировать взгляд, очертания предметов казались расплывчатыми. Ванесса смутно помнила вчерашнюю безобразную сцену, остальное было, как в тумане. Вероятно, Джордж сделал ей укол, чтобы она успокоилась. Казалось, с тех пор прошла целая вечность. – Со мной что-то не так? Где Дэвид?
– Президент согласился со мной, что вам необходим отдых и постельный режим, поэтому вас перевезли сюда. – Доктор успокаивающе похлопал ее по плечу, хотя она вряд ли бы почувствовала это, если бы не смотрела в этот момент на свою руку. Из вены торчала игла, через трубку по капле сочилась какая-то прозрачная жидкость.