Мастерская чудес - читать онлайн книгу. Автор: Валери Тонг Куонг cтр.№ 15

Угрызения совести по-прежнему не давали мне покоя. «Добрый, самоотверженный, благородный человек старается тебя спасти. А ты только и делаешь, что сводишь на нет все его усилия, загоняешь в тупик, морочишь, дурачишь. Какое ты имеешь право злоупотреблять великодушием Жана?»

Я отвечала себе самой: «Жан вызвался сам, я его не просила. Теперь у нас общая цель: мы оба хотим, чтобы я начала жизнь с чистого листа. Ничем я не злоупотребляю, ничего не краду. Я едва не умерла, так что имею право!»

Он выделил немалую сумму на покупку одежды для меня. И даже вызвался пройтись со мной по магазинам.

— Если бы мне в свое время сказали, что я буду получать удовольствие от шопинга, ни за что бы не поверил! — смеялся он в тот день.

Внезапно смех оборвался, он помрачнел.

— Что случилось, Жан? Вы вспомнили что-то грустное?

— Прошлого не исправишь. Что имеем, не храним… Счастье так трудно сберечь. Да мы зачастую и не понимаем, что счастливы. Боже, ну я и зануда, ну и брюзга! Не обращайте внимания, Зельда. Вперед, надо спешить! У нас насыщенный график.

Сначала мы зашли в крупный торговый центр, реклама которого висела по всему городу. Я как завороженная рассматривала причудливо оформленные витрины, без устали бродила между столами и полками, на которых одежда была разложена по размеру и по цветам, любовалась модными стильными платьями и блузками на вешалках. Как все это отличалось от пластиковых контейнеров уцененных товаров, где я привыкла рыться, извлекая скромную, порой бракованную одежку, растянутые колготки, убогие свитера.

— Ни дать ни взять наивная восьмилетняя девчонка в парке аттракционов! — радовался Жан, глядя на меня. — У амнезии свои преимущества: вы снова способны удивляться всему, как младенец.

Была ли я наивной в восемь лет?

Стала ли преступной в двенадцать?

У восьмилетней Милли было много подружек-болтушек, мы вместе ездили в школьном автобусе, шептали друг другу на ухо секреты с важным и таинственным видом, играли во дворе, плели себе браслетики. Мне тогда хотелось петь со сцены в ярком платье с блестками, стать кинозвездой или ветеринаром. В школе я таращилась на директрису в обтягивающей короткой юбке и строгом пиджаке, она казалась мне умопомрачительной красавицей. Я умоляла маму одолжить мне лодочки на высоком каблуке, дать помаду, тени, румяна, лак для ногтей. Она наотрез отказывалась, смеялась и качала головой: «Надеюсь, Милли, ты не станешь легкомысленной пустышкой, когда вырастешь. Как все-таки хорошо, что дочь у меня одна!» Да-да, мама, это твои слова. Я не ставлю тебе их в вину, просто пытаюсь понять, не было ли предвестий, предначертаний, семян, из которых потом вырос чудовищный красный цветок… В восемь лет я была счастливой. Мы были счастливы впятером. Я не знала, что внутри меня зреет зародыш будущей трагедии.

Я выбрала красное платье с декольте, две кружевные блузки, еще пару туфель на высоченном каблуке. Взрослая Милли не надела бы все это ни за что на свете.

— Боже мой, Зельда! — воскликнул Жан, когда я вышла из примерочной в обновах. — Вы прекрасны! Великолепны, неподражаемы! Весь мир будет у ваших ног, поверьте. Вы завоевательница по натуре, сомнений нет!

Я уставилась на свое отражение, стараясь ничем не выдать, что требование стать «победительницей» тяжким грузом легло мне на плечи. Ни один мускул не дрогнул. Хорошо, я справлюсь. Будет тяжко, но я не подведу. Постараюсь оправдать наши общие надежды на обновленную меня. Я не сдамся, не отступлю. Главное, никогда, ни в коем случае не обернусь назад, обещаю! Не поддамся искушению. Заткну уши, если услышу, как они настойчиво окликают меня. Затолкаю прежнее «я» поглубже, и все будет отлично!

Жан оформил все мои документы. Теперь меня вполне официально именовали Зельда Марин. Фамилию мы нашли наугад в телефонном справочнике, моему благодетелю она показалась вполне благозвучной. «„Марин“ — „морская“ — добрый знак!» — сказал он.

Осталось устроиться на работу. Жан пригласил меня к себе в кабинет, усадил за компьютер.

— Посмотрим, что вы умеете, Зельда.

Мои пальцы проворно забегали по клавиатуре. Я могла запросто отредактировать текст, составить таблицу, письмо, создать презентацию, знала юридическую терминологию, бухгалтерский учет, некоторые банковские операции. Еще я была неплохой кассиршей, сведущей в хлебопечении, но об этом предпочла умолчать.

Жан нисколько не удивился моей ловкости.

— Я и не сомневался, что вы работали в офисе. Тем лучше! Мой друг возглавляет крупную фирму. У них множество деловых партнеров за границей. Должность одного из менеджеров сейчас вакантна. Вы говорите по-английски?

— Yes, I do, — ответила я с улыбкой. — И по-испански тоже.

— Многообещающая молодая специалистка, полиглот, о такой можно только мечтать. Для начала неплохо, верно?

Я и в восемнадцать была многообещающей, с тех пор ничего не изменилось… Однако на этот раз все пойдет иначе. Все получится.

— Смотря какую зарплату мне предложат. И другие условия неплохо бы обсудить, — протянула я. — Впрочем, давайте попробуем. Там видно будет.

Жан внезапно побледнел и буквально затрясся от ярости.

— А вы, милочка, себя цените, — проскрежетал он. — «Там видно будет». «Обсудим условия». Похоже, вы, помимо прочего, забыли и о том, что в нашей стране уровень безработицы растет день ото дня. Молодежь страдает в первую очередь, ваши ровесники и ровесницы готовы ухватиться за любую возможность…

Медсестра написала в эпикризе: «Возраст: двадцать лет». Я тогда чуть не проговорилась: «Нет-нет, мне уже двадцать три». Врачи определили его примерно, исходя из различных параметров, данных кардиограммы, электроэнцефалограммы и прочих исследований. Я слышала, как они говорили обо мне с жалостью: «Такая молоденькая, двадцати пяти нет, и надо же: амнезия!»

— Вам нет и двадцати пяти! — бушевал Жан. — Если б мы вас бросили на улице, о вас бы никто не позаботился, никакие социальные службы. Вы даже на минимальное пособие не имеете права! Вы хоть представляете, сколько отчаянных писем с мольбой о помощи мы получаем ежедневно? И сколько выбрасываем в корзину, отвечая вежливым отказом? Вам невероятно повезло, вы попали в число счастливчиков. Но берегитесь, наглая девчонка, удача может и отвернуться!

Он умолк, будто вдруг онемел от возмущения. Съежившись под его испепеляющим взглядом, я думала: «Дура, ты дура! Хотела одолеть застенчивость и впала в другую крайность…»

Меня поразила внезапная перемена в Жане. Непритворная злоба, резкий оскорбительный тон, полные ненависти глаза. Совсем другой человек!

— Простите, — пролепетала я. — Мне так стыдно! Я сморозила глупость, не подумала, не поняла… Это все проклятая амнезия. Мысли путаются, не те слова лезут… Я не знаю, кто я и как мне себя вести…

Тягостное молчание длилось долго. Наконец маска гнева стала обычным лицом, кулаки разжались, Жан расслабился, успокоился, заговорил с прежней мягкой доброжелательностью: