Мое имя Бродек - читать онлайн книгу. Автор: Филипп Клодель cтр.№ 40

Андерер, разумеется, совсем другое дело. Он свалился к нам прямо с луны, а может, и еще откуда подальше. Он не знал ни наших обычаев, ни непростого устройства наших мозгов. Может, будь на нем поменьше лент, духов и помады, он бы не раздражал нас так сильно. Может, облаченный в грубое сукно, вельвет и поношенное шерстяное пальто, он в конце концов и слился бы с нашими стенами, и тогда, мало-помалу деревня не то чтобы приняла его, для этого нужны по меньшей мере пять поколений, но стала бы терпеть, как терпят некоторых кошек или собак, взявшихся ниоткуда, из чащи леса, наверное, и оживляющих наши улицы своей тихой поступью и умеренным лаем или мяуканьем.

Но Андерер, особенно в этот день, был полной противоположностью этому: белое жабо, которое пенилось между лацканов черного атласа, часовые цепочки, ключи и бог знает что еще, в общем, куча золоченых побрякушек на пузе, ослепительные манжеты и подобранные к ним запонки, редингот цвета синей ночи, плетеный пояс, безупречная жибретка, панталоны с сутажем, гранатовые гетры, лаковые туфли, и не забудем про румяна на его щеках, на его толстых, круглых, как перезрелые яблоки, щеках, про его блестящие усишки, нафабренные бакенбарды и розовые губы.

Он и мэр, прижавшиеся друг к другу на тесной эстраде, представляли собой странную парочку, место которой было скорее под куполом цирка, чем на деревенской площади. Андерер снял шляпу с головы и держал ее обеими руками. Он улыбался. Улыбался ничему, ни на кого не глядя. Вокруг меня возобновились перешептывания:

– Teufläsgot! Это еще что за тип?

– Он человек или пузырь?

– Да уж, точно, толстая обезьяна!

– Может, там мода такая, откуда он явился!

– Это Dumkof, да, псих!

– Заткнитесь, мэр будет говорить!

– Ну и пускай себе говорит, это нам не мешает зрелищем любоваться!

С большим трудом Оршвир вытащил из своего кармана два сложенных в осьмушку листка бумаги. Долго расправлял их, чтобы придать себе значительности, потому что чувствовалось: он тоже несколько впечатлен. Одним словом, ему было не по себе. Речь, которую он прочитал, была на вес золота. Я собираюсь воспроизвести ее целиком. Разу-меется, я не запомнил ее дословно, просто через несколько дней попросил ее у самого Оршвира, поскольку знаю, что он хранит все, имеющее отношение к его должности.

– Что ты собираешься с ней делать?

– Это для Отчета.

– Зачем так углубляться? Тебя ведь об этом не просили.

Он сделал это замечание с недоверчивым видом, словно заподозрив ловушку.

– Я подумал, что было бы неплохо показать, как хорошо его приняла наша деревня.

Оршвир оттолкнул счетную книгу, которую держал перед собой, взял кувшин и два стакана, которые ему протянула Кайнауге, налил нам пива и пододвинул ко мне стакан. Я отлично видел, что моя просьба раздражает его, но в конце концов он согласился:

– Если считаешь, что так для нас будет лучше, валяй.

Он взял клочок бумаги, медленно написал несколько слов и протянул мне.

– Пойдешь в мэрию и покажешь это Хаузорну, он даст тебе речь.

– Ты сам ее сочинил?

Оршвир отставил свой стакан и посмотрел на меня досадливо, но при этом сочувственно. Потом обратился к Кайнауге с мягкостью, которой я за ним не знал:

– Не оставишь нас, Лиз? Пожалуйста.

Слепая девушка слегка кивнула и вышла. Оршвир подождал, когда она закроет дверь, и продолжил:

– Ты же видел этого ребенка, Бродек, увы, ее глаза мертвы. Она родилась с мертвыми глазами. Ничего из того, что ты можешь видеть вокруг – этот сундук, часы, мебель, которую мой прадед сделал своими руками, и этот угол леса Таннеринген, который виден из окна, – она не видит. Она знает, конечно, что все это существует, потому что чувствует запах, вдыхает это в себя, прикасается, но не может видеть. И даже если она попросит, чтобы ей это показали, все равно ничего не сможет увидеть. Так что она и не просит. Не тратит время на эту просьбу, поскольку знает, что никто не сможет ее исполнить.

Он прервался и сделал большой глоток.

– Тебе стоит попытаться брать с нее пример, Бродек. Надо просить только то, что можешь получить и что может быть для тебя полезно. А остальное ни к чему. Иначе будешь забивать себе голову всякой ерундой, пока она там не закипит и не сварится, и все понапрасну! Я тебе скажу кое-что. В тот вечер, когда ты согласился написать Отчет, ты сказал, что будешь писать «я», но что это будет значить «все мы». Ведь помнишь, верно? Ну так это то же самое: эту речь мы все придумали и написали. Может, произнес ее я, но сочинили мы все. Удовлетворись этим. Еще стаканчик, Бродек?

В мэрии, когда я протянул бумажку Каспару Хаузорну, тот скорчил гримасу. Хотел было сказать что-то, но сдержался в последний момент. Повернулся ко мне спиной и открыл два больших ящика. Перебрал кучу документов и наконец достал картонную папку, набитую десятками бумажек разного размера. Быстро пролистав их, он нашел листки с речью и протянул их мне без единого слова. Я хотел сунуть их в карман, но он резко меня остановил:

– В записке мэра сказано, что ты имеешь право прочитать эти листки и скопировать, но не уносить с собой!

Хаузорн указал мне кивком место в углу стола и стул. Потом поправил очки на носу, отошел от меня и продолжил что-то писать за своей конторкой. Я устроился за столом и начал переписывать речь, стараясь не пропустить ни слова. Время от времени Хаузорн поднимал голову и наблюдал за мной. Стекла его очков были такими толстыми, что видимые сквозь них глаза становились невероятно большими, размером с голубиные яйца, и он, чьи черты были тонкими и красиво очерченными, что женщины всегда ценят, становился похож на какое-то огромное насекомое, на большущую муху, укравшую обезглавленное человечье тело и злобно приставившую к нему собственную голову.

«Дорогие жительницы и дорогие жители нашей деревни и окрестностей, а также вы, дорогой господин, для нас большое удовольствие принимать вас в наших стенах».

Прежде чем пойти дальше и воспроизвести все то, что Оршвир прочитал в тот день с эстрады, в сладостной атмосфере того предзакатного часа, столь далекой от холода и ужаса в вечер Ereignies, мне надо описать состояние беспокойства, овладевшее мэром, когда, едва начав свою речь, он произнес «дорогой господин», посмотрел на Андерера и сделал паузу, ожидая, что тот дополнит фразу и назовет свое доселе никому не известное имя. Но Андерер, по-прежнему улыбаясь и не разжимая губ, даже ухом не повел, так что мэру, несколько раз повторившему с легкой вопросительной интонацией «господин?.. господин?..», пришлось продолжить, так ничего и не добившись.

«Вы первый и пока единственный, кто прибыл в нашу деревню с тех пор, как эти места в продолжение долгих и мучительных месяцев терзала война, оставив свой жестокий след. В прошлом через наш край на протяжении веков проходили путешественники, направлявшиеся по горной дороге с широких южных равнин к далеким северным берегам и портовым городам. Останавливаясь тут, они всегда находили здешнюю обстановку приятной и благожелательной, недаром в старинных хрониках это место называли Wolhwollend Trast – «Благоприятный привал». Мы не знаем, какова ваша цель. Как бы то ни было, вы оказали нам честь, решив погостить в лоне нашей скромной общины. Вы словно некая весна человечества, которая должна вернуться после слишком долгой зимы, и мы надеемся, что вслед за вами в гости к нам придут и другие, и таким образом мы снова мало-помалу восстановим связь с людским сообществом. Пожалуйста, дорогой господин… (тут Оршвир снова остановился и посмотрел на Андерера, оставляя ему время назвать свое имя, но имя так и не прозвучало, так что, прочистив горло еще раз, он опять взялся за свою бумажку) не судите о нас ни слишком плохо, ни слишком поспешно. Мы прошли через много испытаний, и наша изолированность сделала нас, конечно, людьми, живущими на самом краю цивилизации. Тем не менее для того, кто знает нас по-настоящему, мы сто́им больше, чем кажется. Мы познали страдания и смерть, и нам надо заново научиться жить. Надо также научиться не забывать прошлое, но превозмочь его, навсегда отбросить подальше от себя, сделав так, чтобы оно не выплескивалось через край на наше настоящее и, того меньше, на наше будущее. От имени всех нас, от имени нашей прекрасной деревни, администрацию которой я имею честь возглавлять, говорю вам: добро пожаловать, дорогой господин (на этот раз мэр не сделал никакой паузы), а теперь передаю вам слово».